Галлюцинация это: 7 необычных причин галлюцинаций | Pfizer для Профессионалов

7 необычных причин галлюцинаций | Pfizer для Профессионалов

* By submitting the completed data in the registration form, I confirm that I am a healthcare worker of the Russian Federation and give specific, informed and conscious consent to the processing of personal data to the Personal Data Operator Pfizer Innovations LLC (hereinafter referred to as the “Operator”) registered at the address: St. Moscow, Presnenskaya embankment, house 10, 22nd floor.

I grant the Operator the right to carry out the following actions with my personal data, as well as information about my hobbies and interests (including by analyzing my profiles on social networks): collecting, recording, systematizing, accumulating, storing, updating (updating, changing) , extraction, use, transfer (access, provision), deletion and destruction, by automated and (or) partially automated (mixed) processing of personal data.

Consent is granted with the right to transfer personal data to affiliated persons of Pfizer Innovations LLC, including Pfizer LLC (Moscow, Presnenskaya naberezhnaya, 10, 22nd floor), and with the right to order the processing of personal data, incl. h. LLC «Redox» (Moscow, Volgogradskiy prospect, house 42, building 42A, floor 3, room 3) and LLC «Supernova» (Moscow, Varshavskoe shosse, house 132), which processes and stores personal data.

The processing of my personal data is carried out for the purpose of registering on the Operator’s website www.pfizerprofi.ru to provide me with access to information resources of the Pfizer company, as well as to interact with me by providing information through any communication channels, including mail, SMS, e-mail, telephone and other communication channels.

This consent is valid for 10 (ten) years.

I have been informed about the right to receive information regarding the processing of my personal data, in accordance with the Federal Law of July 27, 2006 No. 152-FZ «On Personal Data».

This consent can be revoked by me at any time by contacting the address of the Operator-Pfizer Innovations LLC or by phone. 8 495 287 5000.

*Отправляя заполненные данные в регистрационной форме, я подтверждаю, что являюсь работником здравоохранения Российской Федерации и даю конкретное, информированное и сознательное согласие на обработку персональных данных Оператору персональных данных ООО «Пфайзер Инновации» (далее «Оператор»), зарегистрированному по адресу: г. Москва, Пресненская набережная, дом 10, 22 этаж.

Я предоставляю Оператору право осуществлять с моими персональными данными, а также сведениями о моих хобби и увлечениях (в том числе с помощью анализа моих профилей в социальных сетях) следующие действия: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), удаление и уничтожение, путем автоматизированной и (или) частично автоматизированной (смешанной) обработки персональных данных.

Согласие предоставляется с правом передачи персональных данных аффилированным лицам ООО «Пфайзер Инновации», в т. ч. ООО «Пфайзер» (г. Москва, Пресненская набережная, дом 10, 22 этаж), и с правом поручения обработки персональных данных, в т.ч. ООО «Редокс», (г. Москва, Волгоградский проспект, дом 42, корпус 42А, этаж 3, ком. 3) и ООО «Супернова» (г. Москва, Варшавское шоссе, дом 132), осуществляющим обработку и хранение персональных данных.

Обработка моих персональных данных осуществляется с целью регистрации на сайте Оператора www. pfizerprofi.ru для предоставления мне доступа к информационным ресурсам компании Пфайзер, а также для взаимодействия со мной путем предоставления информации через любые каналы коммуникации, включая почту, SMS, электронную почту, телефон и иные каналы коммуникации.

Срок действия данного согласия — 10 (десять)лет.

Я проинформирован (-а) о праве на получение информации, касающейся обработки моих персональных данных, в соответствии с Федеральным законом от 27.07.2006 г. №152-ФЗ «О персональных данных».

Данное согласие может быть отозвано мною в любой момент посредством обращения по адресу нахождения Оператора-ООО «Пфайзер Инновации» или по тел. 8 495 287 5000.

ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ | Энциклопедия Кругосвет

ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ (от лат. Hallucination – бред, видения) – мнимые образы предметов и ситуаций, воспринимаемых как реальные, но отсутствующие в действительности, возникающие спонтанно, без сенсорной стимуляции. Вызываются внутренними психическими факторами (в противоположность иллюзии, которая является искаженным восприятием внешних стимулов). Еще в 7 в. индийский философ Кумарилла Бхатта высказал созвучные современным догадки об обманах человеческого восприятия. Иллюзорность образа, утверждал он, определяется извращением отношений между внешним объектом и органом. Причинами могут быть дефекты органов чувств, а также такие нарушения, когда образы памяти проецируются во внешний мир и становятся галлюцинациями.

Одни галлюцинации могут иметь яркую чувственную окраску, убедительность и проецироваться во вне и быть неотличимы от реальных восприятий. Такие галлюцинации называют истинными. Другие воспринимаются внутренним слухом или зрением, локализуются во внутреннем поле сознания и ощущаются как результат воздействия какой-то внешней силы, вызывающей видения, голоса и т.п. Это явление, описанное в конце 19 в. русским психиатром В.Х.Кандинским, называется псевдогаллюцинациями.

Галлюцинирующий пациент одновременно с ложными образами может адекватно воспринимать и реальность. Его внимание при этом распределяется неравномерно, часто смещаясь в сторону обманов восприятия. Понимание болезненности галлюцинаций большей частью отсутствует, пациент ведет себя точно также, как если бы кажущееся ему происходило на самом деле. Нередко галлюцинации, каким бы иррациональным ни было их содержание, для пациента более актуальны, чем реальность, и больные относятся к ним также, как к соответствующим реальным явлениям. Пациенты пристально во что-то всматриваются, отворачиваются, закрывают глаза, озираются, отмахиваются, защищаются, пытаются дотронуться или схватить что-то рукой, прислушиваются, затыкают уши, принюхиваются, сбрасывают что-то со своего тела и т.п. Под влиянием галлюцинаций совершаются различные поступки, отражающие содержание обманов восприятия: больные прячутся, что-то отыскивают, ловят, нападают на окружающих, иногда пытаются убить себя, разрушают предметы, обороняются, спасаются бегством, обращаются с жалобами и т. д. При слуховых галлюцинациях разговаривают вслух с «голосами». Как правило, больные считают, что окружающие воспринимают то же, что и они в своих галлюцинациях – слышат такие же голоса, испытывают те же видения, ощущают запахи. Отчетливо выражены эмоциональные реакции, характер которых отражает содержание обманов восприятия: страх, ярость, отвращение, восторженность.

Больной оказывается в большом затруднении, если мнимые и реальные образы вступают в отношения антагонизма и обладают равной силой влияния на поведение. При таком «раздвоении» личности пациент как бы существует в двух «измерениях» сразу, в ситуации конфликта сознательного и бессознательного.

Душевнобольной, особенно страдающий шизофренией или маниакально-депрессивным психозом, может верить, что он – посланник небес, и постоянно слышать голос Бога, говорящего с ним. Он может чувствовать нежное прикосновения ангельской руки. Эти сенсорные впечатления, которые исходят изнутри психики, воспринимаются как подлинные, действительно существующие стимулы, исходящие извне. Повторяющиеся галлюцинации душевнобольного могут создавать целый фантастический мир, предназначенный для того, чтобы приспособить внутренний эмоциональный конфликт к реальности. К менее тяжелым случаям относятся галлюцинации, обычно слуховые или зрительные, которые возникают у здоровых людей в периоды глубоких эмоциональных переживаний.

Галлюцинации могут быть обманом любого из пяти основных чувств, т.е. они бывают зрительные, слуховые, обонятельные, вкусовые, тактильные и галлюцинации общего чувства (переживание происходящих внутри организма необычных процессов, ощущения от присутствия в организме посторонних предметов и т.п.).

Если пациент слышит голоса – это слуховые галлюцинации; если видит умерших – зрительные. Больной паранойей, постоянно ощущающий, что в комнате пахнет ядовитыми газами, проникающими сквозь стену, страдает обонятельными галлюцинациями. Человек, который жалуется, что преследователи поражают его электрическими разрядами, испытывает тактильные галлюцинации. У больного, ощущающего, что в его пищу подмешан яд, вкусовые галлюцинации. Возможны и галлюцинации, возникающие вне какого-то определенного сенсорного поля. Так, пациенту может казаться, что у него из какой-то точки на голове изливается вода. Тактильные (осязательные) галлюцинации связаны с ощущением прикосновений, обычно неприятных. Например, кокаинисты часто жалуются на ощущение бегающих под кожей насекомых. В состоянии делирия, обычно вследствие алкогольного отравления, больным часто видятся различные маленькие существа. В этом случае пациент описывает нормальный объект, уменьшенный до микроскопических пропорций. Когда больной жалуется, что какие-то части тела находятся не там, где должны быть, а в каком-то другом месте, говорят о психомоторных галлюцинациях. Гипнагогические галлюцинации возникают у психически здоровых людей в момент между бодрствованием и сном. Так, засыпающий за рулем водитель, едущий поздно ночью, может вдруг резко нажать на тормоза, потому что ему с полной отчетливостью кажется, что он видит человека, выбегающего на дорогу перед автомобилем.

С точки зрения мозга галлюцинации выглядят как реальность

Как возникают галлюцинации? Почему их бывает так сложно отличить от реальных явлений? Какие технологии позволяют изучать их? 24 апреля в 19:30 в Культурном Центре ЗИЛ психиатр и психотерапевт Игнатий Журавлев расскажет об этом в рамках своей лекции «Когда кажется: типология галлюцинаций». На некоторые вопросы он согласился ответить уже сейчас.

Какими бывают галлюцинации?

Галлюцинации, прежде всего, подразделяются по модальностям: зрительные, слуховые и т.д. Самое важное в диагностическом плане различие существует между истинными галлюцинациями, которые появляются, к примеру, у тех, кто болен белой горячкой, и псевдогаллюцинациями, возникающими главным образом при шизофрении. Чем они отличаются, я расскажу на лекции. Бывают галлюцинации, очень напоминающие иллюзию: например, человек открывает кран и, когда льется вода, слышит голоса… Бывают императивные (приказные) и комментирующие вербальные галлюцинации. Но принципы классификации галлюцинаций существуют разные.

Почему наш мозг «уверен», что галлюцинация  — это реальное явление?

«Мозг “уверен”» — я бы так не говорил. Скорее, это мы уверены в том, что нам «подкидывает» мозг… А уверены мы потому, что мозг задействует очень похожие механизмы как при восприятии реальности, так и при галлюцинировании. Можно увидеть активацию одних и тех же областей.

Как отличить галлюцинацию от реальных явлений?

Отличить галлюцинацию от реальных явлений больному человеку трудно. Истинные галлюцинации «выглядят» практически так же, как и реальные вещи. Правда, есть исключения. Например, галлюцинаторное пламя «светит, но не греет». То есть, галлюцинация может быть одномодальной: я вижу, но тепла не ощущаю. Однако человеку обычно бывает не то того, чтобы что-то различать. Общее состояние его таково, что он будет верить в то, что воспринимает. И это отражается на его поведении. Например, он будет с кем-то бороться, от кого-то спасаться…

Какие существуют технологии изучения галлюцинаций?

Прежде всего, это феноменологическое исследование и систематизация. Это то, чем занимались психиатры и в прошлые века. Кроме того, есть анализ поведения, включая, между прочим, и регистрацию мышечного тонуса. Ну и, наконец, существуют современные методы визуализации деятельности мозга. Можно определить, в какой момент изменяется активность тех или иных его областей. Можно экспериментально активировать различные зоны у приматов или у человека (иногда это бывает необходимо при проведении нейрохирургических операций). Но тут, конечно, есть и этические проблемы.

Чем полезно изучение галлюцинаций?

Оно позволяет не только лучше понять психические болезни (их этиологию и патогенез), но и разобраться в том, как функционирует наша психика и мозг в нормальном состоянии. Помните, как в детстве: чтобы понять, как устроена игрушка, надо ее сломать…

Оливер Сакс, «Музыкофилия», глава 6-2, перевод на русский

Глава 6-2. Музыкальные галлюцинации.

Другие, немузыкальные звуки могут влиять на содержание музыкальных галлюцинаций: «всякий раз, когда я стригу газон, например, в голове моей начинает играть мотив который, как я понял, возникает только тогда, когда работает газонокосилка… и для меня очевидно, что гул газонокосилки заставляет мой мозг выбрать именно эту композицию». Иногда же, прочитав название песни, Гордон тут же начинает слышать ее в своей голове.

В другом письме он написал: «мой мозг создает мелодии, которые часами настойчиво мучают мое сознание, даже в те моменты, когда я играю на скрипке». Это признание заинтриговало меня, оно было ярким примером того, как два разных процесса – сознательная игра на музыкальном инструменте и автономная музыкальная галлюцинация – могут происходить одновременно. Тот факт, что Гордон мог продолжать играть и даже выступать, несмотря на галлюцинации, не может не вызывать восхищения – это триумф воли и концентрации. Причем играл он так хорошо, что, по его собственному признанию его жена-виолончелистка даже не заметила, что у него есть какие-то проблемы»Возможно, — писал он, — галлюцинации стихают, если я концентрируюсь на том, что играю в настоящий момент». Но в другой менее напряженной ситуации, например, при посещении концерта, музыка в его голове играла так же громко, как настоящая. «После этого я перестал посещать концерты».

Как и некоторые другие мои пациенты, он обнаружил, что хотя и не в силах остановить музыкальные галлюцинации, он часто может изменить их:
«Я могу изменить музыку усилием воли, просто подумав о другой композиции, после чего в течение нескольких секунд в голове моей заиграют сразу несколько мелодий, а потом одна из них, та, о которой я подумал, вытеснит все остальные».

Это галлюцинаторное исполнение, заметил он, всегда идеально по точности и чистоте звука, в нем не бывает тех искажений, которые создают мои собственные уши».*

(*Одна из моих пациенток в доме престарелых, Маргарет Х., несколько лет страдала от проблем со слухом – тяжёлая степень глухоты правого уха и умеренная степень глухоты левого, обе прогрессирующие. Ее жалобы, тем не менее, были связаны не столько с потерей слуха сколько с » ректрутментом» – преувеличенной и аномальной чувствительности к звукам. Она жаловалась на неприятный акцент, который делает некоторые голоса почти невыносимыми». Годом позже она рассказала мне: «Я хожу в церковь, но звуки органа и пение становятся все громче и громче в моей голове, они нарастают как снежный ком, и в какой-то момент становятся нестерпимыми».

Она начала носить беруши; от слухового аппарата она отказалась, чувствуя, что он только усилит неприятные ощущения и искажения звуков. Маргарет Х. никогда не страдала от музыкальных галлюцинаций, и вдруг однажды, через пять лет после описанных событий, она проснулась и услышала голос, поющий припев песни “My Darling Clementine” снова и снова и снова. «Это была милая, мягкая мелодия, которая потом вдруг взвилась, стала громкой, джазовой, шумной, и совсем не нежной Поначалу она мне даже нравилась, но потом стала грубой и растеряла мелодичность». В течение следующих двух дней она была уверена, что отец О’Брайан, пациент в палате по соседству, постоянно слушает старую запись Фрэнка Синатры.

Галлюцинации миссис Х. по своим свойствам были похожи на ее ранние слуховые расстройства – возрастающая интенсивность, искажения, дискомфорт. И в этом смысле она не похожа на Гордона Б. и других людей, чьи случаи я уже описал, ведь в их галлюцинациях не было искажений (хотя они и могли слышать искажения при прослушивании реальной музыки)*

Пытаясь объяснить свои галлюцинации, Гордон писал, что перед концертами он замечал за собой, что мысленно повторяет те пассажи, которые только что проработал, на случай, если ему удастся найти более удобную аппликатуру или улучшить смычковую технику, и эти различные варианты воображаемого исполнения могли вызвать музыку, звучащую снова и снова в его голове. И теперь он задавался вопросом: могли ли эти навязчивые мысленные репетиции стать причиной галлюцинаций. Но он чувствовал, что между его воображаемыми репетициями и музыкальными галлюцинациями есть принципиальная разница.

Гордон консультировался у нескольких неврологов Его обследовали с помощью магнитно-резонансной и компьютерной томографии, а также провели круглосуточный мониторинг ЭЭГ, но результаты этих обследований оказались в норме. От галлюцинаций его не избавили ни слуховой аппарат (хотя он сильно улучшил его слух), ни акупунктура, ни лекарства, включая Клоназепам, Рисперидон и Стелазин. Его музыкальные галлюцинации все так же не давали ему спать по ночам

«У вас есть какие-нибудь идеи?» — спросил он у меня в одном из писем. Я предложил ему поговорить со своим лечащим врачом насчет Кветиапина, лекарства, которое помогло некоторым пациентам. И через несколько дней он написал мне письмо, в котором был очень взволнован:

Я хочу, чтобы вы знали: на четвертую ночь после того, как я стал принимать лекарство, примерно в три утра, я пролежал в постели уже два часа без всякой музыки в голове! Это было невероятно – это первый за четыре года прорыв. Хотя музыка и вернулась на следующий день, в целом она звучала более сдержанно. Это вселяет надежду.

Через год Гордон написал мне, что до сих пор принимает небольшие дозы Кветиапина перед тем, как лечь в постель; громкость музыкальных галлюцинаций снижается, и он может спать. Он не принимает Кветиапин днем – лекарство лекарство вызывает сонливость – и при этом он продолжает практиковаться на скрипке несмотря на галлюцинации. «Полагаю, — заключил он, — теперь можно сказать, что я научился жить с ними».

Большинство моих пациентов и корреспондентов с музыкальными галлюцинациями страдают от глухоты, во многих случаях достигшей тяжелой степени. Многие, но не все, так же переживают что-то вроде «шума у ушах» — урчание, шипение или другие формы тинитуса, или, или же парадоксальный феномен рекрутмента – ненормальную и часто неприятную громкость некоторых голосов или звуков. Иногда сторонние факторы, — например, болезнь, хирургическая операция или дальнейшее ослабление слуха, — будто бы подталкивают человека за некую черту, за которой начинаются галлюцинации.

Примерно пятая часть моих корреспондентов не имеет значительных проблем со слухом – и только два процента из тех, кто страдает от потери слуха, переживают музыкальные галлюцинации (но, учитывая количество пожилых людей с прогрессирующей глухотой, это значит, что, потенциально, сотни тысяч людей находятся в зоне риска и могут страдать от музыкальных галлюцинаций). Большая часть моих корреспондентов – люди пожилого возраста, и есть значительное пересечение между двумя группами – между пожилыми и слабослышащими. То есть в то время как ни возраст ни потеря слуха сами по себе не являются причиной слуховых галлюцинаций стареющий мозг вкупе с нарушениями слуха или с другими факторами может подтолкнуть неустойчивый баланс возбуждения и торможения к патологической активности систем мозга, отвечающих за слух и восприятие музыки.

Некоторые из моих корреспондентов и пациентов, однако, не являются ни пожилыми ни слабослышащими; одним из них, к примеру, был девятилетний мальчик.
Существует очень мало задокументированных случаев музыкальных галлюцинаций у детей – хотя и не ясно, является ли эта статистика показателем редкости такого рода галлюцинаций или все же проблема в том, что дети не способны или не хотят говорить о них.

Но у Майкла Б. несомненно были музыкальные галлюцинации. Его родители сообщили, что это были постоянные, «безжалостные мелодии, с утра до ночи… песня за песней. Когда он устает или нервничает, музыка становится еще громче и начинает искажаться». Впервые Майкл пожаловался, когда ему было семь, он сказал: «Я слышу музыку в голове. … Надо посмотреть, включено ли радио». Но скорее всего впервые он испытал эти ощущения даже в более раннем возрасте, в пять лет, во время поездки в машине он иногда начинал кричать, и закрывал уши, умоляя выключить радио – хотя оно не было включено.
Майкл не мог избавиться от своих музыкальных галлюцинаций, хотя он мог подавить или заменить их до некоторой степени, слушая или играя знакомую музыку, или используя генератор белого шума, особенно ночью. Но стоило ему проснуться утром, говорил он, музыка снова включалась. Она могла стать невыносимо громкой, когда он чувствовал, что на него давят – он мог закричать и в такие моменты впадал, по выражению его матери, в некую «акустическую агонию». Он кричал: «Вытащите это из моей головы! Вытащите!» (Это напомнило мне историю, на которую ссылается Роберт Журден, о детстве Чайковского. В ней рассказывается, что однажды его застали плачущим в своей постели. Он говорил: «Эта музыка! Она здесь, у меня в голове. Спасите меня от нее!» — плакал он). Для Майкла никогда не было «каникул от музыки», подчеркнула его мать. «Он не способен насладиться красотой тихого заката, прогулкой в тихом лесу, спокойно поразмышлять, или почитать книгу без того, чтобы на заднем плане не играли какие-то музыканты».

Но недавно он начал принимать лекарства, чтобы снизить возбудимость коры головного мозга, и специфически ту её область, что отвечает за восприятие музыки; и медикаменты дали некоторый результат, хотя музыка до сих пор остается навязчивой. Его мать недавно написала мне: «Прошлым вечером Майкл был счастлив, потому что его внутренняя музыка замолчала на пятнадцать секунд. Такого раньше никогда не бывало».*

(* Три года спустя мать Майкла снова написала мне: «Майклу сейчас двенадцать, он в седьмом классе и он продолжает слышать непрерывную музыку. Мне кажется, теперь он лучше справляется с этим. Только когда у него в школе возникает стрессовая ситуация, тогда у него появляется мигрень, и музыка в таких случаях становится очень громкой и начинает перемешиваться в его голове, как если бы кто-то крутил ручку радиоприемника, пытаясь сменить станцию. К счастью в этом году такое происходит все реже и реже. И вот что интересно: когда Майкл слышит музыку его мозг автоматически записывает ее, и после этого он может вспомнить и сыграть мелодию даже годы спустя, так, словно только что ее услышал. Он любит сочинять собственную музыку, у него идеальный слух.*)

Помимо тех людей, кто терпит муки от громких и навязчивых галлюцинаций, есть и другие, у которых мелодии в голове звучат так мягко, и их так легко проигнорировать, что у человека даже мысли не возникнет о том, что это требует лечения. Именно так произошло с Джозефом Д., 84-летним врачом-ортопедом на пенсии. Он страдал умеренной степенью глухоты и несколько лет назад бросил попытки сыграть что-то на своём «Стейнвее», потому что звуки инструмента приобретали какой-то «жестяной» оттенок, если он играл с включенным слуховым аппаратом; если же он выключал аппарат, музыка казалась ему «размытой». Кроме того, его прогрессирующая глухота вынуждала его «долбить» по клавишам пианино – «Моя жена орала на меня: «ты сломаешь инструмент!»

Тинитус («похожий на струю пара, вырывающуюся из радиатора») появился за два года до того, как он впервые попал ко мне на прием; вслед за шипением последовал низкий жужжащий звук («я думал, это холодильник или что-то ещё на кухне»). Примерно через год он начал слышать «набор нот в восходящем или нисходящем порядке, маленькие трели и другие орнаменты из двух или трёх нот». Они возникали внезапно, вертелись в голове часами и затем так же внезапно исчезали. Потом, спустя пару недель, он услышал музыкальные отрывки (которые он опознал, как темы из концерта для скрипки Бетховена) повторяющиеся снова и снова. Он никогда не слышал всего произведения целиком, только мешанину из разных тем. Он не мог определить, что именно слышит – звуки пианино или оркестра – «это всего лишь мелодия», — говорил он. Он не мог подавить мелодию силой воли, и всё же она была довольно слаба, её было несложно игнорировать и звуки извне легко заглушали её; и она исчезала совсем в те моменты, когда он был сосредоточен на физической или умственной работе. Доктор Д. был поражен тем фактом, что, хотя его восприятие реальной музыки было искажено или размыто из-за прогрессирующей глухоты его галлюцинации, тем не менее, были яркие, живые и чистые (однажды он решил проверить это и напел на магнитофон то, что звучало в его голове, а затем сравнил запись с оригинальным произведением – они точно совпали по нотам и темпу).

Напевание само по себе способно вызвать в его сознании нечто вроде эхо, повторения. Я спросил его, получал ли он когда-нибудь удовольствие от своих музыкальных галлюцинаций, и в ответ услышал твердое «Нет!»
Доктор Д. просто привык к своим галлюцинациям, ведь они были довольно слабые. «Поначалу я думал, что разваливаюсь на части, – сказал он, – но теперь я воспринимаю это как багаж. Чем старше ты становишься, тем больше багажа». Тем не менее, он был рад, что его «багажом» оказались эти сравнительно мягкие галлюцинации.

Спустя несколько лет я общался с группой из примерно двадцати студентов колледжа и поинтересовался у них, испытывали ли они когда-нибудь музыкальные галлюцинации; я был поражен, когда трое из них ответили «да». Двое рассказали мне очень схожие истории: во время спортивной игры они пережили краткую потерю сознания, и, приходя в себя «слышали музыку» в течение минуты или двух – музыку, которая, как им казалось, имела внешний источник, возможно, доносилась из системы оповещения или из радио. Третий студент рассказал мне, как он потерял сознание пережил судорожный припадок во время боя карате, когда его соперник в захвате слишком сильно сжал ему горло. После этого он в течение пары минут слышал «приятную музыку», которая тоже, казалось, имела внешний источник.

Некоторые из тех, с кем я веду переписку, сообщали мне, что музыкальные галлюцинации посещают их лишь в те моменты, когда они находятся в какой-то конкретной позиции, обычно – когда лежат. Один из них – девяностолетний старик, «здоровый и с превосходной памятью», как описал его лечащий врач. На праздновании его девяностолетия гости запели «С днем рожденья тебя» (пели на английском, хотя все они были немцами). С того дня он стал слышать эту песню в своей голове, но только в том случае, если принимал лежачее положение. Песня длилась три-четыре минуты, на некоторое время смолкала, а затем начиналась снова. Он не мог ни остановить ее не заставить играть силой воли, и она никогда не играла в его голове, если он находился в другом положении – сидел или стоял. Его лечащий врач поражался: определённые изменения на ЭЭГ в правой височной доле мозга отмечались только тогда, когда пациент находился в лежачем положении.

33-х летний мужчина так же слышал музыкальные галлюцинации исключительно в лежачем положении: «Само это движение – когда я ложусь в кровать – оно словно запускает какой-то механизм, и в следующую долю секунды появляется музыка… Но если я пытаюсь встать или даже сесть, или просто слегка поднимаю голову, музыка исчезает». Его галлюцинации – это всегда песни, иногда их исполняет один голос, иногда – целый хор; он называет их – «мое маленькое радио». Этот мужчина писал мне, что слышал о случае с Шостаковичем, но в отличие от композитора, у него в голове нет металлических осколков.*

(*В 1983 году Донал Хенаган опубликовал в «Нью-Йорк таймс» статью о травме мозга Шостаковича. Хотя никаких доказательств его теории не существует, Хенаган отметил, что, по слухам, композитор был ранен немецкой шрапнелью во время осады Ленинграда, и что спустя несколько лет рентген показал наличие металлического осколка в слуховой зоне его мозга.
Хенаган рассказывает, что Шостакович не хотел, чтобы кусок металла извлекли, и это неудивительно: с тех пор, как осколок попал в мозг композитора, каждый раз, стоило ему наклонить голову, он слышал музыку. Сознание его было наполнено мелодиями – каждый раз новыми – и он использовал их, чтобы сочинять. Стоило ему поднять голову, музыка тут же замолкала.)

Инсульт, транзиторная ишемическая атака, аневризма сосудов головного мозга или пороки развития – все эти факторы могут привести к возникновению музыкальных галлюцинаций, но если эта патология ослабевает или излечивается, то и галлюцинации такого рода, как правило, исчезают. Однако большинство музыкальных галлюцинаций очень устойчивы, хотя с годами могут слегка утихнуть.*

(* Знакомый невролог, доктор Джон Карлсон, рассказал мне однажды о своей пациентке, П.С., которая слышала очень четкие музыкальные галлюцинаций после того, как пережила инсульт височной доли. Миссис С., сейчас ей уже за девяносто, одаренный музыкант, она написала более шестисот симфонических поэм и множество церковных песнопений, и она даже вела дневник, в котором фиксировала свои странные состояния. Больше двух недель она была уверена, что музыка доносится из соседней квартиры, что сосед включил магнитофон на полную громкость и слушает его часами, без конца. И лишь потом она осознала, что это не так:

17 марта – мы с Кевином стояли в коридоре, и я сказала: «Зачем Тереза все время играет одни и те же песни? Меня это беспокоит. Честно говоря, это просто сводит меня с ума». «Я ничего не слышу», — сказал Кевин, и я подумала: «неужели у него все так плохо со слухом?»

19 марта – Я наконец-то позвонила Терезе. Она НЕ слушает музыку, и я не знаю, откуда эта музыка доносится.
23 марта – Эта музыка медленно сводит меня с ума… я не могу уснуть… сейчас я слышу песни «Тихая ночь», «В яслях», «Маленькая церковь» и снова «Солнце моей души» Рождество в марте??

Каждая песня имеет идеальное звучание и ритм, и пока одна из них не закончится, другая не начинается. В чем проблема? Это мои УШИ? Или РАЗУМ?
В апреле, миссис С. обратилась к доктору Карлсону и прошла неврологическое обследование, включавшее в себя МРТ и ЭЭГ. МРТ показало, что она пережила инсульты в обеих височных долях мозга (инсульт в правой доле был сильнее и произошел сравнительно недавно). Ее музыкальные галлюцинации значительно ослабились через три-четыре месяца, хотя даже спустя два года она все еще иногда слышала их.*)

Причиной кратковременных музыкальных галлюцинации может стать целый ряд медицинских препаратов (некоторые из них оказывают действие только на ухо, например, аспирин или квинин, другие – на центральную нервную систему, напрмер, Пропранолол и Имипрамин) а так нарушения обмена веществ, эпилептические состояния и мигрени.*

(* В своем автобиографическом романе «Испытание Гилберта Пинфолда» Ивлин Во описывает токсический бред, или психоз, вызванный большими дозами хлоралгидрата, смешанного с алкоголем и опиатами. Пинфолд принимает все это, чтобы успокоить нервы, находясь в круизе, и у него начинаются галлюцинации – он слышит шумы, голоса и, в особенности, музыку.*)

В большинстве случаев симптоматика музыкальных галлюцинаций появляется внезапно; потом их репертуар расширяется, мелодии становятся громче, интенсивней, настойчивей – и далее они могут продолжаться даже если врачам удается найти и устранить предрасполагающий фактор. Галлюцинации становятся автономными, само-стимулируемыми и само-воспроизводимыми. В таких случаях почти невозможно остановить или подавить их, хотя некоторым людям иногда удается силой воли менять мелодии в их внутреннем «музыкальном автомате», при условии, что песни эти имеют похожий ритм, мелодию или тему. Наряду с прилипчивостью и упрямством, галлюцинации обладают потрясающей восприимчивостью к усвоению новых музыкальных композиций, – что бы ни услышал человек, это тут же становится частью его галлюцинации. Такая способность к мгновенному воспроизведению очень похожа на то, как наш мозг реагирует на песни-паразиты но восприятие музыкальных галлюцинаций не просто воображаемое, а часто физически ощутимое, будто человек слышит «реальную» музыку.

Эти свойства – мгновенная вспышка, возбуждение и бесконечно повторяющееся самовоспроизведение – являются характеристиками эпилептических припадков (хотя так же похожие физиологические свойства имеет мигрень и синдром Туретта).

(*Врачи викторианской эпохи использовали яркий термин «мозговые штормы» для описания не только эпилепсии, но и о мигренях, галлюцинациях, нервных тиках, ночных кошмарах, маниях и всех видах возбужденных состояний. (Гоуэрс называл эти и прочие «гиперфизиологические» состояния «пограничными зонами» эпилепсии).

Они предполагают некоторые формы устойчивых, неподавляемых электрических возбуждений в в нейронных сетях мозга, отвечающих за восприятие музыки. Наверное, не случайно, что такие лекарства как габапентин (изначально созданный как антиэпилептическое средство) иногда помогают при лечении пациентов с музыкальными галлюцинациями..

Многие виды галлюцинаций, включая музыкальные, могут возникать в тех случаях, когда чувства и системы восприятия в мозгу не имеют достаточной стимуляции. Обстоятельства должны быть экстремальными – подобные сенсорные депривации редко случаются в обычной жизни, но они могут возникнуть, если, скажем, человек на несколько дней погрузится в полную тишину и молчание. Дэвид Оппенгайм, профессиональный кларнетист и декан университета, написал мне в 1988 году. Ему было 66, и у него были некоторые проблемы с восприятием звуков на высоких частотах. Несколько лет назад, писал он, он провел неделю в монастыре, глубоко в лесу где он принимал участие в буддистской практике «сэссин», которая включала глубокие медитации по девять и более часов в день. Через два-три дня он начал слышать слабую музыку, он решил, что это просто туристы поют песни где-то в отдаленном лагере. В следующем году он вернулся и снова услышал отдаленное пение, но вскоре музыка стала громче и разборчивей. «На этой высоте музыка довольно громкая, — писал он. – По характеру это оркестровое произведение, постоянно повторяющееся. Это всегда медленные пассажи из Дворжака и Вагнера… эта музыка совершенно не дает мне медитировать».

Я могу проиграть в голове музыку Дворжака, Вагнера, кого угодно, когда я не медитирую, но я не «слышу» её так, будто она звучит извне… но вот во время «сэссина» я слышу её.
Навязчивое повторение одного и того же репертуара, снова и снова, день за днем… «Внутреннего» музыканта невозможно остановить но им можно управлять… мне удалось, например, выкинуть из головы «Хор Пилигримов» из оперы Вагнера «Тангайзер», я заменил его на медленную мелодию из моей любимой 25-й Симфонии Ля Мажор Моцарта, потому что обе композиции начинались с одинаковых интервалов.

Не все его галлюцинации состояли из знакомой музыки – некоторые из них он сам «сочинил»; но, добавил он, «я никогда не сочиняю музыку в повседневной жизни. Я использовал это слово, чтобы подчеркнуть, что хотя бы одна композиция в моей голове не была фрагментом музыки Дворжака или Вагнера, – это было что-то новое, то, что я каким-то образом выдумал». Я уже слышал нечто подобное от моих друзей. Джером Бранер рассказал мне, что когда он в одиночестве плыл под парусом через Атлантику, и выдавалось несколько спокойных дней, когда делать было особо нечего, иногда он «слышал», как классическая музыка «»постепенно разливается по всей воде».
Майкл Сандю, ботаник, тоже недавно написал мне о том, как впервые попробовал себя в роли мореплавателя:
«Мне было двадцать четыре года, я был членом команды, нас наняли, чтобы доставить парусное судно. Мы находились в море в общей сложности двадцать два дня. Это было очень скучно. За первые три дня я прочел все книги, которые взял с собой в плавание. Было совершенно нечем заняться – разве что смотреть на облака или дремать. День за днём полный штиль, так что мы запустили двигатель и бездельничали, двигаясь со скоростью в несколько узлов в час со спущенными парусами. Я лежал на палубе или на скамье в каюте, уставившись в плексигласовый иллюминатор. И вот, в течение этих долгих-долгих дней полнейшего безделья я испытал несколько музыкальных галлюцинаций.

Две из них начались с монотонных и неумолкаемых звуков, производимых двигателем судна. Еще – жужжание «холодилки» (маленького холодильника) и свистящий шум такелажных снастей на ветру. Каждый из этих звуков превратился в нескончаемое инструментальное соло. Превращение в музыку происходило так, что в итоге изначальные звуки и их источники как бы отходили на второй план, и я лежал там в состоянии летаргии долго-долго, просто слушая то, что казалось мне потрясающей и прекрасной музыкой.

Лишь насладившись каждой композицией в этом сновидческом состоянии, я понял где на самом деле находится источник шума. Звучание инструментов само по себе было довольно занимательно, потому что все это было не похоже на то, что я обычно слушаю ради удовольствия. Дребезжание «холодилки» звучало как виртуозное гитарное соло в стиле хэви-метал, натиск натянутых струн, усиленный «искажателем». Свист такелажных снастей на ветру принял форму высокогорных шотландских волынок с разноголосым гудением и необычной мелодичностью. Эти виды музыки были мне знакомы, но я бы никогда не стал слушать их намеренно.

Примерно в то же время я стал слышать голос отца, зовущий меня. Насколько я знаю, ни один из звуков не мог послужить причиной такой галлюцинации. (В какой-то момент я даже пережил визуальную галлюцинацию – я видел спинной плавник акулы, поднимающийся над поверхностью воды. Мои товарищи тут же убедили меня в том, что я неправ. Они стали смеяться надо мной. По их реакции я понял, что видеть акул в воде – это обычная реакция неопытного матроса на долгое путешествие).
***
Хотя Колман в 1984-м году писал конкретно о «Галлюцинациях в состоянии ясного сознания, связанных с локальными заболеваниями органов чувств…», как в широких кругах публики, так и среди врачей долгое время сохранялось мнение, будто «галлюцинации» означают психоз или серьёзное органическое расстройство мозга*

(*Обширное и всестороннее исследование слуховых галлюцинаций – как у психически здоровых людей, так и у шизофреников, – проведено Дэниелом Б.Смитом в его книге «Музы, сумасшедшие и пророки: переосмысление истории, науки и значение слуховых галлюцинаций («Muses, Madmen, and Prophets: Rethinking the History, Science, and Meaning of Auditory Hallucinations»*)

Читать дальше…

Новое экспериментальное подтверждение, что мир — это галлюцинация | by Сергей Карелов

Это не реальность, а смоделированная мозгом конструкция

Вот, например, ваш мозг считает, что элементы этой статичной картинки должны двигаться. И вы никуда не денетесь, — увидите движущуюся картинку. А ведь это, как не трудно догадаться, — всего лишь иллюзия, подсовываемая мозгом вашему сознанию.

Сознательная реальность каждого человека — не более чем галлюцинация, созданная мозгом. И все мы постоянно галлюцинируем, а когда согласовываем наши галлюцинации, то называем их «реальностью».

Обоснование таких представлений вы можете получить из:

— моего поста «Ошибка Маска. Мир — не матрица, а коллективная галлюцинация»

— выступления на TEDe профессора когнитивной и вычислительной нейробиологии Анил Сет (видео на 17 мин и текст перевода).

В основе этих представлений — набирающая популярность Теория/Гипотеза прогнозирующего кодирования (Predictive coding).

— В 2012 это была лишь теоретическая гипотеза.

— А сегодня эта теория уже вовсю используется для программирования ИИ.

Суть Теории прогнозирующего кодирования, в двух словах, такова

• Наше восприятие генерируется мозгом и лишь корректируется внешней информацией от органов чувств. В противном случае ему пришлось бы обрабатывать слишком много данных, а это нерационально.
• Поэтому эволюция нашла для мозга обходной путь. Мозг постоянно прогнозирует, строя модель окружающего мира, и непрерывно сравнивая совпадает ли поступающая сенсорная информация с его прогнозом.
• Если совпадает — отлично (значит модель мира хороша).
• Если же нет, — приходится менять:

— либо прогноз (переделывать модель), что накладно и потому редко,

—либо саму информацию (подключать другие органы чувств), что, например, для картинки и не сделаешь;

—либо менять свои представления.

Иными словами, Информация из внешнего мира поступает к нам через узкое окно Восприятия и формирует наши Убеждения. Но затем эти Убеждения действуют подобно линзе: фокусируясь на том, что им нужно увидеть, а не на том, что видится в реальности.

В результате, мы видим не реальность, а то, что «хочет» видеть наш мозг.

Теперь о новом прорывном исследовании

Новое исследование Национального института естественных наук Японии довольно прорывное.

✔️ До сих пор удавалось получить экспериментальное подтверждение «галлюцинотворчества мозга», лишь по отношению к восприятию статических изображений (см. How Your Brain Decides Without You и сокращенный перевод «Иллюзия объективности»)

© Tim O’Brien

✔️ Новое исследование позволило научить ИИ (а именно, алгоритм распознавания картинок):

• не только распознавать наличие на картинке оптической иллюзии, но еще и
• определять, с какой скоростью и в какую сторону будет двигаться та или иная часть статической картинки.

ИИ научили отличать картинки, содержащие иллюзии, от картинок, не содержащих иллюзии.

Это делается с использованием свойств оптического потока путем вычисления т.н. векторов оптического потока.

На картинке, не содержащей иллюзии, эти векторы смотрятся точками — см. красные точки на рисунке справа.

Если же картинка содержит иллюзию, то векторы (красные отрезки на картинке слева) смотрятся тем длиннее, чем сильнее иллюзия движения — т.е. выше скорость иллюзорного движения.

И самое важное

Если объединить:

1. теорию прогнозирующего кодирования,
2. вышеописанную практику «галлюцинотворчества мозга»,
3. теорию сенсомоторного вывода (см. «Новая теория, как мозг строит модель мира»),

получается, что ВСЕ наши представления о реальности (вырабатываемые на основе ВСЕХ органов чувств) — всего лишь галлюцинация.

N.B. Термин “галлюцинация” использован мною в связке с термином “иллюзия” в том смысле, что наши представления о реальности не есть то же самое, что эта реальность (“dreams, hallucinations and visual illusions clearly indicate that the world of experience is not the same thing as the world itself”)

© Tim O’Brien

_________________________

Хотите читать подобные публикации? Подписывайтесь на мой канал в Телеграме, Medium, Яндекс-Дзене

Считаете, что это стоит прочесть и другим? Дайте им об этом знать, кликнув на иконку “понравилось”

Галлюцинация и сновидение. Воображаемое. Феноменологическая психология воображения

Галлюцинация и сновидение

1

В двух последних разделах четвертой части своего сочинения Сартр анализирует галлюцинацию и сновидение. И то и другое он считает продуктами воображения. С этим трудно согласиться.

Начнем с галлюцинации. Ее французский исследователь квалифицирует как патологическое воображение: раздел, ей посвященный, так и называется: «Патология воображения». На мой же взгляд, если галлюцинация — это патология, то она патология не воображения, а чувственного восприятия. Ведь галлюцинаторный объект — это по своей фактуре что-то видимое, слышимое, осязаемое, обоняемое, а отнюдь не воображаемое. Это вроде бы признается и Сартром, который пишет: «Больной, тем не менее может перевести свой опыт на наш язык, используя выражения „я видел, я слышал…“ и т. д.». Тем не менее, французский философ все же не доверяет словам больного и, считая галлюцинацию образом, задает вопрос: «можем ли мы в случае галлюцинаций совместить пространство образа с пространством восприятия, как это делает галлюцинирующий, который, к примеру, заявляет: „На этом (реальном) стуле я увидел (ирреального) дьявола“?» Заметим, что это Сартр, а не галлюцинирующий, считает стул реальным, а дьявола на нем — ирреальным. Галлюцинирующий считает реальными и стул, и дьявола, если вспомнить, что в терминологии Сартра слово «реальный» синонимично слову «присутствующий», а слово «ирреальный» — слову «отсутствующий». Для галлюцинирующего и стул, и дьявол на нем присутствуют здесь и теперь. Даже если больной критически относится к своему бреду и понимает, что дьяволов не бывает, то он все равно, когда смотрит на стул, видит и дьявола, сидящего на нем. Галлюцинируя, он просто не может его не видеть: дьявол точно так же присутствует в комнате, как и стул, и в этом смысле и стул, и дьявол одинаково реальны. Тут происходит то же самое, что происходит, когда я пью чай и вижу, что чайная ложка в стакане, наполовину наполненном жидкостью, преломляется, или когда я смотрю в стереоскоп и вижу в нем пирамиду. Я знаю, что ложка в стакане с чаем «на самом деле» не преломляется и что пирамиды в стереоскопе «на самом деле» нет, но все равно наблюдаю и эффект преломления ложки, и пирамиду. Если Сартр считает галлюцинаторные объекты продуктами воображения, то и преломленную ложку в стакане с чаем, и пирамиду в стереоскопе он тоже обязан считать продуктами воображения. Но повсеместно такие иллюзии, как преломляемый водой стержень и пирамида в стереоскопе, приводят в качестве примера обмана чувств, а не патологии воображения.

Так почему же все-таки Сартр считает галлюцинацию продуктом воображения? Неужели лишь в силу наличия тут «эффекта отсутствия»? Неужели только из-за того, что дьявол «на самом деле» отсутствует в той комнате, где его видит галлюцинирующий, он уподобляется Пьеру, который отсутствует в комнате, где сидит Жан-Поль, и которого Жан-Поль, в силу этого, может только вообразить? Но ведь тут мы имеем дело с двумя различными видами отсутствия. Если для Жана-Поля Пьер отсутствует здесь и теперь (он его не видит), то для галлюцинирующего дьявол присутствует здесь и теперь: он его видит сидящим на стуле. Точно так же испытывающий слуховую галлюцинацию слышит, как кто-то здесь и теперь говорит, обращаясь к нему: «корова», «вор», «пьяница» и т. д. То обстоятельство, что «на самом деле» дьявол и голоса, произносящие оскорбительные слова, отсутствуют, означает лишь следующее: их существование не вписывается в ту картину «объективного» (феноменолог предпочел бы сказать: «интерсубъективного») «окружающего нас» мира, которую мы, здоровые люди, принимаем и хотим, чтобы ее принимали и больные. Точно так же в эту принимаемую нами научную картину мира не вписываются и преломление водой чайной ложки, и пирамида в стереоскопе, которые в этом смысле тоже отсутствуют. Ясно, что это совсем другого рода отсутствие, чем отсутствие Пьера в комнате Жана-Поля. Оно имеет, так сказать, «умозрительный» характер. Я узнай о том, что ложка, погруженная в воду, остается в целости и сохранности, а также о том, что никакой реальной пирамиды в стереоскопе нет, лишь после ознакомления с соответствующими разделами физики и оптики. Точно так же и больные, если они критически относятся к своему бреду, узнайэт о том, что никакого дьявола в комнате не было и никакие голоса не существовали, лишь post factum, о чем упоминает и Сартр в своем тексте. Между тем об отсутствии Пьера в своей комнате Жан-Поль узнает немедленно и непосредственно, с помощью чувственного восприятия; он просто не видит в ней Пьера, в то время как галлюцинирующий дьявола видит.

Впрочем, может быть, подобно иным психологам, Сартр полагает, что воображение иногда способно плавно «переходить» в чувственное восприятие, «подменять» его собой, «выдавать» себя за него? Может быть, по его мнению, продукты воображения галлюцинирующего субъекта становятся столь яркими и интенсивными, что последний уже не может отличить их от продуктов чувственного восприятия и принимает их за таковые? Может быть, на реальном стуле сидит все-таки ирреальный дьявол, нагло выдающий себя за реального в глазах галлюцинирующего субъекта? Может быть, Сартр потому считает галлюцинацию патологией воображения, что яркость и интенсивность продуктов воображения является в данном случае патологической? Тут следует иметь в виду, что, с точки зрения гуссерлевского учения об автономности и структурной независимости интуиций друг от друга, никакие переходы интуиций друг в друга или подмены одних интуиций другими невозможны. По Гуссерлю, каждая интуиция является столь своеобразным способом данности объектов и обладает столь неповторимой фактурой, что продукты одной из них ни при каких условиях не могут быть приняты за продукты других. Поэтому, если строго следовать гуссерлевской концепции, то абсурдно галлюцинаторные объекты считать объектами воображения, «выдающими» себя за объекты чувственного восприятия. Надо сказать, что в тексте «Воображаемого» наличествует ряд мест, свидетельствующих о том, что Сартр солидарен скорее с Гуссерлем, чем с психологами, допускающими, что воображение способно подменять собой чувственное восприятие. Он даже открыто критикует подобного рода психологов. Так, в разделе «Сновидение» он пишет о сознании субъекта, видящего сны: «Однако не следует думать, что такое изолированное от реального мира сознание, замкнутое в сфере воображаемого, примет воображаемое за реальное (…) Мы вовсе не разделяем эту мысль». То же самое, по-видимому, следует сказать и о галлюцинирующем сознании. В разделе «Ментальный образ» Сартр сообщает: «Для того чтобы доказать, что образ имеет чувственное содержание, проводились некие весьма бессмысленные эксперименты (…) Эти исследования имели бы смысл только в том случае, если бы образ был тождествен слабому восприятию. Но он предстает как образ, и, следовательно, его нельзя сравнивать с восприятием по степени интенсивности». Таким образом, видим, что французский философ считает воображение и чувственное восприятие настолько разнородными, что даже сравнение их по степени интенсивности невозможно; невозможно и принятие воображаемого за чувственно воспринимаемое (реальное). Так почему же тогда Сартр считает галлюцинацию патологией все-таки воображения, а не чувственного восприятия? Вопрос остается открытым.

Перейдем к рассмотрению сартровского истолкования природы сновидения. Французский философ считает сновидение продуктом исключительно воображения. Мне кажется, что это не так. Я думаю, что у спящего, который видит сон, задействованы все ресурсы его сознания: и чувственное восприятие, и воображение, и умозрение, и сигнификация, и эмоции, и воля, и все остальное. Мир сновидения является, по-моему, не чисто воображаемым, а таким же полноценным, каков мир, открывающийся перед бодрствующим сознанием. Впрочем, с тем, что во сне спящий к чему-то стремится, пользуется своими умственными способностями и обуреваем различными эмоциями, Сартр спорить не стал бы. Но он категорически не согласен с тем, что во сне сновидец может что-либо чувственно воспринимать.

С некоторыми общими положениями Сартра о том, что представляет собой сновидение, следует согласиться. Он правильно говорит, что каждое «сновидение представляет собой целый мир. По правде говоря, миров существует столько, сколько сновидений, или даже фаз одного сновидения». Он правильно говорит и о том, что мир сновидения представляет собой полностью замкнутую сферу, «из которой абсолютно невозможно вырваться и относительно которой невозможно занять никакую внешнюю точку зрения». Вот, пожалуй, и все, с чем можно согласиться безоговорочно.

Каков же, по мнению французского мыслителя, этот замкнутый мир сновидения? Что он такое? Сартр заявляет: «К чему же мы пришли — к той достоверности, что тезис сновидения, по всей видимости, не может быть тезисом восприятия, даже если на первый взгляд кажется, что он подобен ему». И далее: «Напротив, мы скажем, что мир сновидения можно объяснить, только если допустить сознание, которое видит сон, как в сущности лишенное способности воспринимать. Оно не воспринимает, не пытается воспринимать и даже не может понять, что означает восприятие». И Сартр утверждает, что «сновидение представляет собой совершенное воплощение замкнутой сферы воображаемого».

Может быть, оттого что Сартр — не только философ, но и литератор, ко времени написания «Воображаемого» уже опубликовавший роман «Тошнота» (1938) и сборник рассказов «Стена» (1939), — всячески старается уподобить мир сновидения миру художественного произведения и хочет представить дело так, будто всякий спящий, видя сон, как бы сочиняет какое-то художественное произведение вроде романа, повести или пьесы. Художественное произведение есть плод чистой фантазии и, следовательно, воображения; это бесспорно. И, стало быть, если приравнять сновидение к роману или повести, то оно и окажется плодом воображения и только воображения. Точнее сказать, Сартр уподобляет созерцание снов не сочинению, а чтению сновидцем романа, повести или чего-либо подобного. Но если как следует подумать, то в данном случае чтение и сочинение — это одно и то же. Когда речь идет о настоящих повестях и романах, то, как мы знаем, пишет их писатель, а читает читатель. А кто сочиняет сновидение, которое «читает» сновидец? Ясно, что, кроме него самого, этого сделать некому, если не привлекать к делу потусторонних сил, чего Сартр, разумеется, не делает. Таким образом, получается, что сновидец «читает» им же тут же «изготовляемое» сновидение.

Но пойдем дальше: Сартр все же признает, что не так уж часто сновидцы просто «читают» свои сны, лично не принимая в них никакого участия, что довольно редко они «смотрят» их как сторонние наблюдатели. Гораздо чаще они бывают настолько увлечены сюжетом своих снов, что отождествляют себя с одним из героев того или иного сна и начинают лично участвовать во всех событиях этого сна. Обратимся к сартровскому тексту. Для иллюстрации своего понимания природы сновидений французский философ приводит следующий пример сновидения: «Вот одно из них, о котором рассказала мне мадемуазель Б…: сначала появилась гравюра из какой-то книги, изображающая раба у ног своей госпожи, затем этот раб отправился искать гной, чтобы излечиться от проказы, которой он заразился от своей хозяйки; гной этот должен принадлежать той женщине, которая его любит. На протяжении всего сна у спящей было впечатление, что она читает рассказ о приключениях этого раба. Ни разу она не участвовала в событиях. Впрочем, зачастую — к примеру, у меня самого — сновидения предстают сначала в виде истории, которую мне читают или которую мне рассказывают. Позднее же я вдруг начинаю отождествлять себя с одним из персонажей истории, и она становится моей».

Сартр настаивает на том, что подобное нередко бывает и с обыкновенным читателем: ход действия романа или рассказа часто так увлекает его, что он полностью отождествляет себя с главным героем повествования. Однако при этом он никогда не забывает о том, что события, в которых он как бы участвует, вымышлены, мир увлекшего его произведения ирреален и сам он, как персонаж этого мира, стал ирреальным. То же самое и со сном. Сартр пишет: «Чтение в некотором роде зачаровывает нас, и, читая детективный роман, я верю прочитанному. Но это вовсе не значит, что я уже не считаю описываемые в детективе приключения воображаемыми». «Вот почему мир сновидения, как и мир чтения, выступает как совершенно магический мир; мы увлечены приключениями персонажей сновидения, как похождениями героев романа». И далее: «Каждому случалось видеть во сне, что он оказывается свидетелем похождений воображаемого персонажа (например, того раба, что снился м-ль Б…), а потом спящий вдруг замечает, что он и есть этот самый раб (…) спящий вдруг начинает верить, что вот этот раб, убегающий от тигра, и есть он сам (…) Рассмотрим подробнее эту трансформацию: становясь мной, раб не лишается конститутивного для него характера ирреального. Напротив, это именно я, будучи спроецирован в раба, становлюсь воображаемым Я».

Сартровская интерпретация сновидений, конечно, имеет право на существование в качестве очень интересной гипотезы. Но, на мой взгляд, более правдоподобной является другая концепция: миры сновидений — это чувственно воспринимаемые миры. Это не абстрактные лейбницевские возможные миры и не чисто воображаемые миры легенд, эпических поэм, драм, новелл, повестей и романов. Миры сновидений — такие же чувственно воспринимаемые миры, как и мир бодрствующего сознания. Такая концепция в большей степени, чем сартровская, соответствует основным положениям трансцендентальной феноменологии. Но она, по-моему, полностью соответствует и тому опыту, который каждый из нас имеет о своих сновидениях. Опыт свидетельствует о том, что во сне я вижу, слышу, обоняю и осязаю окружающие меня в сновидении объекты совершенно так же, как я делаю это в состоянии бодрствования по отношению к объектам действительного мира. Во сне я целенаправленно действую подобно тому, как я действую в состоянии бодрствования: я к чему-то стремлюсь, преодолеваю какие-то препятствия, куда-то спешу, с кем-то беседую, энергично перемещаюсь в пространстве моего сновидения. Во сне я испытываю то страх, то восторг, то горюю, то радуюсь. В любом своем сне я являюсь центральным действующим лицом, именно действующим, а не просто созерцающим. Чисто созерцательные сны, на которых делает акцент Сартр, бывают, во-первых, редко, а во-вторых, являются, по сути дела, одной из разновидностей «действенных» снов. Ведь как в состоянии бодрствования, так и во сне чтение романов и повестей является не чем иным, как одной из многочисленных разновидностей нашей деятельности.

Разумеется, мир каждого сновидения является замкнутым и самодовлеющим; он альтернативен как миру бодрствующего сознания, так и мирам других сновидений. В каждом сновидении имеются свои время и пространство. Времена сновидений не соизмеримы друг с другом, и ни одно из них несоизмеримо со временем мира бодрствующего сознания. Из опыта известно, что бывают сны, в натуральном времени длящиеся всего одну ночь, но насыщенные таким количеством событий, которых хватило бы на всю человеческую жизнь. Бывает и наоборот: спишь всю ночь, а во сне переживается всего одно какое-нибудь минутное событие.

По своему содержанию миры одних сновидений в меньшей мере отдалены от мира бодрствующего сознания, миры других — в большей. Бывают сны, в которых я являюсь тем же самым человеком, каким являюсь и в состоянии бодрствования. При этом я нахожусь в той же обстановке, в какой пребываю или мог бы пребывать и в бодрственном состоянии. В таких снах меня окружают знакомые люди или те, кого я мог бы повстречать и наяву. Это, так сказать, «бытовые сны». Но бывает и так, что во сне я остаюсь самим собой, но попадаю в такую обстановку, в какую не мог бы попасть в бодрственном состоянии. Бывает и так, что в мире, в котором я оказываюсь во сне, царят такие эмпирические законы, которые совсем не похожи на законы нашего действительного мира: так, например, нередки случаи, когда люди летают во сне. Во сне может измениться даже «эмпирическое я» спящего. Я могу увидеть себя во сне царем, проповедником, африканцем, предводителем пиратов, берущих на абордаж купеческое судно, рабом, убегающим от тигра (как в сартровском примере), наконец, даже бабочкой, перелетающей с цветка на цветок: «Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой — счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она — Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я — Чжуан Чжоу».[5] Эмпирическое ego может меняться при переходах от бодрствования ко сну и от одного сна к другому; с точки зрения трансцендентальной феноменологии, только трансцендентальное ego остается при этом неизменным.

Итак, во сне действуют все интуиции, какие действуют и в состоянии бодрствования. В частности, действует во сне и воображение, но оно не заменяет и не подменяет чувственное восприятие, а функционирует наряду с ним. В самом деле, во сне я помню, кто я такой и что со мной происходило в данном сновидении, я в нем к чему-то стремлюсь, строю какие-то планы. Все это возможно только тогда, когда действует мое воображение. И воображение в узком, сартровском, смысле тоже действует во сне: во сне я вполне могу представить себе объекты, отсутствующие в точке «здесь и теперь» моего сновидения. Не только наяву, но и во сне я всегда могу отличить объекты, данные мне с помощью воображения, от объектов, данных мне с помощью чувственного восприятия. Сказанное можно проиллюстрировать на примере, приведенном Сартром в своей книге: «Приведу в качестве примера сновидение, которое я видел в прошлом году. Меня преследовал какой-то фальшивомонетчик. Я укрывался в бронированной комнате, а он с помощью кислородной горелки начал взрезать броню внешней стороны стены». Сартр далее пишет, что в своем сне он видел одновременно себя, оцепеневшего от страха, внутри комнаты и фальшивомонетчика, находящегося снаружи и приступающего к своему черному делу. Ясно, что себя внутри комнаты он воспринимал чувственным образом, фальшивомонетчика же, находящегося за бронированной стеной, видеть не мог. Следовательно, фальшивомонетчика в своем сне он мог только воображать. Так же точно было бы, если бы в данную ситуацию Сартр попал наяву (что вполне могло бы быть, так как этот его сон вполне «бытовой»): он чувственно воспринимал бы внутренность бронированной комнаты и себя в ней, фальшивомонетчик же, приступающий к созданию условий к проникновению в нее, был бы только в его воображении.

Против концепции, согласно которой миры сновидений суть чувственно воспринимаемые миры, можно выдвинуть следующее возражение. Чувственное восприятие знакомит нас с действительностью; оно возникает только тогда, когда наше сознание вступает с нею в контакт. Между тем сновидения целиком и полностью генерируются сознанием; они суть его спонтанного порождения.

Однако подобное возражение может быть весомым только для тех, кто придерживается естественной установки сознания и верит в то, что несомненно существует трансцендентный сознанию внешний мир, способный каким-то таинственным образом воздействовать на наши органы ощущений и служить действующей причиной тех чувственных восприятий, которые имеются в нашем сознании. Но, как уже говорилось выше, с точки зрения трансцендентальной феноменологии, аподиктически мы осведомлены лишь о существовании имманентных нашему сознанию интенциональных объектов. Существование же трансцендентного, независимого от нашего сознания мира проблематично; оно есть лишь некая гипотеза, предположение. Точно неизвестно, существует ли такой мир и каков он. С точки зрения трансцендентальной феноменологии, в интересующем нас отношении объекты бодрствующего сознания ничем не отличаются от объектов сознания сновидца: и те и другие суть интенциональные объекты, т. е. и те и другие имманентны сознанию. О существовании объектов сновидений в таком качестве мы осведомлены столь же аподиктически, сколь и о существовании в таком качестве объектов, с которыми имеет дело бодрствующее сознание. А стоит ли за мирами сновидений какая-либо особого рода действительность, мы не знаем и можем лишь выдвигать по этому поводу те или иные гипотезы. Т. е. тут дело обстоит точно так же, как оно обстоит с миром интенциональных объектов бодрствующего сознания: аподиктически неизвестно, стоит ли за ним трансцендентный, независимый от нашего сознания мир; мы можем высказывать лишь догадки на этот счет.

Почему венчур умеет избавлять от галлюцинаций

Чтобы разобраться в специфике работы венчурных фондов и частных инвесторов на российском рынке, мы пообщались с Максимом Чеботаревым, сооснователем акселерационной программы ФРИИ в США Techmafia.

В чем специфика венчурного рынка России? Почему так сложилось?

В России до сих пор нет выстроенной венчурной экосистемы. Есть деньги на pre-seed, есть деньги на seed. На раунде A их тоже достаточно много. Но в то же время почти полностью отсутствуют фонды, инвестирующие на поздних стадиях. Поэтому большая часть сделок на нашем рынке происходит на ранних стадиях, и зачастую на этом этапе все и заканчивается — у нас редкий стартап доходит до поздних стадий инвестирования. В этом, пожалуй, основное отличие венчурной отрасли России.

Следует отметить, что при этом в России довольно много успешных предпринимателей и топ-менеджеров, которые хотят инвестировать в классные, интересные и растущие технологические бизнесы. Поэтому, число бизнес-ангелов продолжает расти. Первое поколение инвесторов пришлось на 2007-2008 годы. Второе — на 2011-2012 годы: это, к примеру, Денис Черкасов и Игорь Рябенький. А третье поколение мы как раз растим сейчас: бизнес-ангелы новой волны выгодно отличаются тем, что они больше смотрят на цифры, глубже анализируют, да и в целом, инвесторы в профессиональном плане сильно выросли. Из нового поколения можно отметить Дмитрия Сутормина (два выхода в 2017 году — Skypark CDN и Enaza), Алексея Басова и других.

В чем преимущества и минусы частного инвестирования? Зачем бизнес-ангелы объединяются? В какой момент они обычно приходят к такому решению?

Бизнес-ангелы объединяются в синдикаты в основном для того, чтобы частная галлюцинация прошла проверку коллективным мнением. Чем больше мнений на одну сделку, тем больше внимания к частностям — на те же цифры и на людей, которые управляют бизнесом.

Когда у ангелов возрастает количество сделок, чаще всего они становятся LP (Limited Partners; партнеры с ограниченной ответственностью), то есть просто несут свои деньги в фонды. Обычно это происходит, когда инвестиции ангела превышают несколько сотен тысяч долларов в год. Тогда действительно имеет смысл отдать свои средства в руки профессиональных управляющих или самому стать основателем венчурного фонда. Мы этот тренд увидели год назад и создали специальный курс «Создание венчурного фонда ранних стадий», который пройдет уже в четвертый раз (14-18 сентября).

В чем специфика работы венчурных фондов в России?

Дело в том, что большинство венчурных проектов — стартапов — это первый бизнес для IT-предпринимателя. Более того, у нас не развита та экосистема, в которой одни успешные предприниматели помогают другим успешным предпринимателям или управляющим фондов. В итоге на ранних стадиях инвестирования ты всегда сталкиваешься с людьми, у которых еще нет особых компетенций и опыта. Их приходится много учить. Поэтому у всех российских фондов есть большие бэк-офисы и различные сервисы для портфельных компаний — начиная от найма персонала до маркетинга. Инвестиционные управляющие значительную часть времени на самом деле проводят с предпринимателями именно в ежедневной работе по развитию и созданию компании.

Когда проект достаточно большой и нужны большие чеки на суммы свыше $1 млн, то ты идешь к фонду. 

В каких случаях стартапу выгоднее обратиться к бизнес-ангелу, а в каких — нести свой проект фондам?

Когда только ты создаешь компанию, то идешь к частным инвесторам — здесь они больше рискуют. Когда проект достаточно большой и нужны большие чеки, то есть на суммы свыше $1 млн, то ты идешь к фонду. Тут надо сказать, что по сути бизнес-ангелы и фонды не конкурируют, они — элементы одной венчурной экосистемы, соответствующие разным этапам роста проекта.

Как создание региональных инвестиционных фондов может помочь венчурному рынку?

Региональных профессиональных венчурных фондов практически нет. Организации с государственным участием пока сложно назвать профессиональными. Однако при любом раскладе: чем больше активности на рынке, тем больше стартапов, а чем больше хороших стартапов, тем лучше для рынка — для управляющих инвестициям уж точно.

А как бизнес-ангелы работают в регионах?

Есть несколько форматов. Во-первых, есть бизнес-инкубаторы и региональные акселераторы, рядом с которыми «кучкуются» частные предприниматели и инвесторы. Во-вторых, есть клубы и сообщества, куда инвесторы приносят сделки и уже между собой решают, во что инвестировать. В-третьих, бизнес-ангелы из регионов пытаются работать в Москве.

Помимо региональных фондов, в последние пару лет в России стали появляться корпоративные фонды (CVC). Что дают CVC корпорациям?

Для корпораций это возможность увидеть самые крутые технологии, когда они только появляются, и сразу интегрировать их в свою продуктовую линейку, чтобы заработать на новой технологии деньги. Пока рано говорить о том, как они действуют в России. Корпоративных фондов у нас в стране еще слишком мало — сейчас заключаются первые сделки, да и управляющие стартап-проектов только начинают понимать, как выстраивать коммуникацию с корпорациями. Если тенденция сохранится, то через несколько лет мы увидим достаточно большое количество инвестиций со стороны корпоратов в стартапы, хорошие экзиты (от англ. exit «выход», букв. продажа своей доли в проекте. — Прим. ред.) и осмысленные стратегии.

В каких отраслях выгоднее всего создавать CVC?

В технологической. Например, если вы компания, у которой есть какие-то уникальные технологии — как российские, так и зарубежные, или если у вас есть продажи на глобальных рынках. Ну и тем игрокам рынка, которые создали внутри себя структуру, позволяющую быстро внедрять инновации.

Почему венчурный фонд заинтересован в создании новых фондов и даже создал для этого программу обучения?

Всего у нас две программы — «Школа инвестиций» и курс «Создание венчурных фондов ранних стадий». В «Школе» мы рассказываем, как самому инвестировать небольшие чеки в сделки, как скооперировать сделки, как выбирать стартапы и самое главное — где эти стартапы искать. А на курсе по фондам мы, по сути, рассказываем две вещи: с одной стороны, как быть LP венчурного фонда, по сути — как найти венчурный фонд, проинвестировать в него и дальше управлять своими деньгами, с другой — если вы сами уже вполне успешный инвестор, то мы учим тому, как стать партнером, который создает фонды.

Мы делимся своим пятилетним опытом, рассказываем о тех подводных камнях, с которыми столкнулись сами, открываем «хаки» — даем инструментарий для работы на венчурном рынке.

Почему, будучи фондом, мы создали курс? Мы делимся своим пятилетним опытом, рассказываем о тех подводных камнях, с которыми столкнулись сами, открываем «хаки» —  даем инструментарий для работы на венчурном рынке. Чем больше будет профессиональных управляющих инвестициями, тем многочисленнее и профессиональнее будет сообщество бизнес-ангелов. Это значит, что качество стартапов от них на выходе будет выше и, как следствие, будет шире поляна, на которой мы сможем инвестировать. Для нас это означает больше хороших сделок.

Напоследок — назовите перспективные, по вашему мнению, направления для венчурных инвестиций в 2018-2019 годы.

Все достаточно стандартно: роботизация производства, искусственный интеллект, робототехника. Я лично верю в агротехнологии. Пусть рынок достаточно монополизирован, но безумно перспективен: в будущем он позволит создавать огромные растущие компании.

Не обойтись и без биотехнологий. Очевидно, что мы уже подходим к пониманию того, как работает наш организм, как вылечить некоторые болезни, как сделать человека эффективнее. Инвесторам это тоже интересно. Однако надо понимать: биотехнологии — долгоиграющая история. Если вы хотите инвестировать в эту сферу, то будете находиться в компании далеко не три года, а может, пять-семь лет. Это ни плохо, ни хорошо, просто к этому надо быть готовым.

Определение галлюцинаций по Merriam-Webster

Hal · lu · ci · нация

| \ hə-ˌlü-sə-nā-shən

\

1а

: сенсорное восприятие (например, визуальное изображение или звук), которое возникает в отсутствие действительного внешнего стимула и обычно возникает из-за неврологического нарушения (например, связанного с белой горячкой, шизофренией, болезнью Паркинсона или нарколепсией) или в ответ на лекарства (такие как ЛСД или фенциклидин)

зрительные / слуховые / обонятельные / вкусовые / тактильные галлюцинации; галлюцинации, вызванные наркотиками. Важным аспектом изучения галлюцинаций является суждение о реальности.Как пациент придает характер реальности стимулам, которые, вне всяких разумных сомнений, берут начало в его собственном сознании? — Cesare Davalli et al.

б

: объект галлюцинаторного восприятия.

не был уверен, было ли существо настоящим или галлюцинацией

2

: необоснованное или ошибочное впечатление или представление : заблуждение

Что такое галлюцинации?

Что значит «слышать» и «видеть»?

Этот вопрос меня озадачивал с тех пор, как я понял шизофрению.Когда я был ребенком и встретил свою тетю, полностью охваченную шизофренией, мой отец объяснил мне, что она «слышала» и «видела» то, что никто другой не делал. Всю оставшуюся часть моей подростковой жизни я пытался понять, что это значит. Как может кто-то воспринимать что-то реальным, чего не понимают другие?

Мысль ужасно пугающая. Мысль о том, что кто-то может видеть то, чего не видит остальной мир, заставляла меня бояться моей тети. Что, если бы она отреагировала на меня неуместным или неожиданным образом и оправдала свое поведение видением или звуком, к которым я не мог получить доступ? Я чувствовал себя беспомощным, сбитым с толку и напуганным — и я подозреваю, что эти эмоции широко разделяются обществом по отношению к людям с шизофренией.Постороннему человеку слишком сложно понять симптомы.

Какие галлюцинации мне нравятся

Спустя годы я все еще не понимаю, что именно означает галлюцинация, несмотря на то, что больше не являюсь сторонним наблюдателем. Я человек с шизоаффективным расстройством. У меня есть симптомы шизофрении, такие как «слышать» и «видеть» вещи, которых нет. Но у меня также бывают резкие перепады настроения, оставляющие меня в экстазе на час, возможно, на несколько дней, за которыми следуют часы или дни, когда я чувствую себя подавленным или склонным к суициду.

Из-за несовершенных описаний мне было невероятно сложно идентифицировать себя как человека, который очень долгое время галлюцинирует. Мне никогда не приходило в голову связать слово «галлюцинация» с моим опытом. Я до сих пор не уверен, испытываю ли я те же явления, что и другие, которые используют «галлюцинации» для описания своих симптомов.

В моем случае я испытываю туннелирование, сужение моего фокуса и внимания от реальности к галлюцинациям.Я ощущаю это как объектив камеры, фокусирующийся на объекте, где фон становится более размытым в зависимости от того, насколько я потерялся в нем.

Когда дело доходит до слуховых галлюцинаций, я выбираю не слова «слышать». Я воспринимаю голоса как внешних персонажей, общающихся со мной, но голос отличается от голоса кого-то в «реальном мире». Фактически, я наиболее точно идентифицирую их как очень громкие мысли — за исключением того, что, в отличие от обычных мыслей, я воспринимаю их как стимулы и персонажей, которые не являются мной.

Независимо от того, чувствуют ли они, что они пришли из «реального мира», я часто реагирую на эти голоса так, как будто они есть. Например, если у меня оскорбительный голос, я реагирую так, как будто это моя мать оскорбляет меня. Их реальность для меня зависит от моего уровня реакции на них, как если бы они были настоящими. Однако я не воспринимаю их так, как если бы моя настоящая мать говорила со мной.

Эти переживания могут произойти в любое время. Они неконтролируемы и проходят только с помощью лекарств.Они — часть меня, и я считаю их такими же естественными, как моя левая рука.

Мои галлюцинации могут быть вызваны

Мне было 25, когда я проводил презентацию NAMI для группы девятиклассников, когда ведущий докладчик рассказала о шизоаффективных симптомах своей дочери так же, как и я. Она сказала: «Когда моя дочь злится, она видит черных существ, ползающих по полу».

Это был первый раз, когда я слышал, как кто-то передал, что галлюцинация была вызвана триггером.Мои галлюцинации и психозы часто возникают в результате накопления стресса. Например, мои галлюцинации были вызваны однажды во время поездки.

Я просыпаюсь в Нью-Йорке, чувствуя стресс и дезориентацию. Я чувствую себя на два фута выше, помимо своего тела. Женский марш сегодня, и когда я выхожу на улицу, меня сразу же бросают в бой. Кричат ​​женщины. Везде есть тело, бетонная конструкция, витрина, готовая взаимодействовать со мной. Я не готов к таким взаимодействиям.Я нахожу это захватывающим и захватывающим, но в то же время неудобным и возбуждающим.

Столкнувшись со всеми этими раздражителями, я не могу точно определить, где начинается реальность. Культурное и историческое значение этого события слишком велико для меня, чтобы понять, хотя, находясь в его центре, я считаю себя частью истории. Моя личность кажется размытой.

Я ухожу от Марша и в конце концов добираюсь до публичной библиотеки Нью-Йорка, где тоже многолюдно.Я достаю свой дневник, в котором начинаю рисовать очень яркие визуальные эффекты, которые, как я вижу, трепещут у меня на глазах. Эти изображения представляют собой яркое, красочное, захватывающее наложение, которое захватывает меня. Я теряюсь в них, и единственное, что я могу сделать, это стоять и смотреть, как они происходят.

Я вижу пауков, ползающих повсюду в моем поле зрения. Я вижу, как люди скандируют, и я параноик, что есть мафия, желающая свергнуть правительство. Я рисую эти штуки. Я отправляю рисунки другу, и он говорит, что они милые.Но для меня они действительно пугающие.

Когда перед моими глазами разворачивается сцена галлюцинации, она не взаимодействует ни с чем из окружающей среды, скорее, они ведут себя в реальности, как будто я получаю доступ к двум измерениям одновременно. Мои галлюцинации никогда не поднимают предметы и не соблюдают законы физики. Они не ходят с гравитацией.

Пытаясь понять

Возможно, существуют разные степени или типы галлюцинаций, переживаемые каждым по-разному.Я не знаю, и мне кажется, что никто другой тоже.

мне все еще трудно понять природу галлюцинаций, даже если они являются частью меня. Так что я могу представить, как трудно это понять обществу. Тем более, что когда-то в детстве я был сбит с толку и напуган описанием отцом симптомов моей тети. Однако для таких людей, как я, важно работать над углублением этого понимания, даже если кажется странным писать о чем-то столь уникальном и личном.

Надеюсь, что, уделив время размышлениям о том, что на самом деле означает быть симптоматическим, мы сможем получить более полное представление о галлюцинациях и переживаниях тех, у кого они есть.

Сара работает на стыке искусства, технологий и науки. Она получает степень магистра в области поведенческой нейробиологии и является писателем научно-популярной литературы, пишущим о психических заболеваниях, науке, скептицизме и правах человека. Ее статьи о психическом здоровье публиковались в Huffington Post, Free Inquiry, Eclectica Magazine и других изданиях.Посетите ее веб-сайт sarahanmyers.com , чтобы узнать о ее работе и подписаться на нее в Instagram и Twitter @sarahanmy.

Слуховые галлюцинации — обзор

D

₂ R – 5-HT _2A R Гетерорецепторные комплексы и галлюциногенные препараты

Слуховые и зрительные галлюцинации существуют при шизофрении, и поэтому особый интерес представляет понимание молекулярной основы галлюциногенных препаратов . В ряде статей приводятся указания на то, что агонистическая активность постсинаптического центрального рецептора 5-HT может быть задействована в создании галлюцинаций, вызванных d-LSD и галлюциногенными препаратами производных индолеалкиламина (т.например, псилоцибин и 5-метокси- N , N -диметилтриптамин; Fuxe, Holmstedt & Jonsson, 1972) и фенилэтиламины. Для обзора см. Fuxe, Everitt, Agnati, Fredholm, and Jonsson (1976), где впервые представлены указания на существование предполагаемых антагонистов рецепторов 5-HT. Позже было показано, что эти галлюциногенные агонисты 5-HT действуют в основном на 5-HT _2A R, где они задействуют специфические кортикальные пути 5-HT _2A R, опосредованные связыванием этого рецептора с G _{i / o} ( Ниими, Такахаши и Итакура, 2010 г.).

Следует отметить, что эти галлюциногены, такие как d-LSD и псилоцибин, вызывают поведение, подобное шизофрении (Colpaert, 2003), связанное с агонистическими действиями на уровне 5-HT _2A Rs (Vollenweider, Vollenweider-Scherpenhuyzen, Babler, Vogel , & Ад, 1998). Подтверждая важность для 5-HT _2A Rs, атипичные антипсихотические препараты, такие как клозапин, также имеют высокое сродство к рецептору 5-HT _2A R (Meltzer, 2012; Miyamoto, Duncan, Marx, & Lieberman, 2005).

Потенциальное существование гетерорецепторных комплексов D ₂ R – 5-HT _2A R, таким образом, было постулировано в переднем мозге ввиду связи двух рецепторов с шизофренией. В клеточных моделях мы определили с помощью BRET2 существование этого гетеромера (Borroto-Escuela, Romero-Fernandez, Tarakanov, Marcellino, et al., 2010). Специфичность была продемонстрирована, поскольку рецептор 5-HT _1A R – GFP2 не мог образовывать гетеромер с D _2L R – Rluc. Важным открытием было то, что гетерорецепторные комплексы D ₂ R – 5-HT _2A R также существуют в дорсальном полосатом теле и прилежащем ядре с использованием in situ PLA (Borroto-Escuela et al., 2013; Боррото-Эскуэла, Ромеро-Фернандес и др., 2014 г.) (Рисунок 2, левая панель). Мы предположили, что этот гетерорецепторный комплекс может представлять собой важную мишень для атипичных антипсихотических препаратов, таких как клозапин и рисперидон, с высоким сродством к 5-HT _2A R.

Рисунок 2. D ₂ R – 5-HT _2A R-гетерорецепторные комплексы и галлюциногенные препараты.

(Левая панель) D ₂ R – 5-HT _{2A Гетерорецепторные комплексы} R в стриатальных срезах крысы были обнаружены методом лигирования близости (PLA) in situ с использованием первичных антител различных видов, направленных на D ₂ R и 5-HT _2A R.Обнаруженные гетерорецепторные комплексы отображаются в виде красных кластеров, обозначенных стрелками. (Левая нижняя панель была взята и модифицирована из Borroto-Escuela, Romero-Fernandez, et al. (2014) ) . Специфический D ₂ R – 5-HT _2A R кластеры наблюдаются в отдельных областях дорсального стриатума и прилежащего ядра, особенно в ядре. Они почти отсутствовали в корковых областях, мозолистом теле и передней конечности передней спайки.Относительные плотности распределений кластеров PLA схематически проиллюстрированы плотностью красных точек (верхняя левая панель). (Центральная правая панель) Схематическое изображение предвзятого агонистического действия эндогенного лиганда 5-HT, стандартного агониста 5-HT _2A R TCB2 и галлюциногенных агонистов 5-HT _2A R LSD и DOI на 5-м уровне. HT _2A R протомер гетерорецепторных комплексов 5-HT _2A R – D _2L R. Экспериментальные данные продемонстрировали, что в наномолярном диапазоне галлюциногенные агонисты 5-HT _2A R LSD и DOI (но не стандартный агонист 5-HT _2A R TCB2) вызывают усиление индуцированного агонистом D ₂ R. ₂ Распознавание протомера R и передача сигналов этого гетерорецепторного комплекса.Напротив, эндогенный лиганд 5-HT, как сообщалось выше, проявлял аллостерическое антагонистическое действие на передачу сигналов D ₂ R в гетерорецепторных комплексах D _2L R – 5-HT _2A R клеток HEK293.

При анализе передачи сигналов этого гетерорецепторного комплекса 5-HT вызывал противодействие индуцированной агонистом активации протомера D _2L R в анализе репортерного гена элемента ответа цАМФ (CRE) -люциферазы в клетках HEK293T (Borroto -Эскуэла, Ромеро-Фернандес, Тараканов, Марчеллино и др., 2010). AD _{2 агонист} R вместо этого усиливал Gq / 11-опосредованную передачу сигналов фосфолипазы C 5-HT и 5-HT. _2A R-агонист 5-HT _2A R протомера, как видно в ядерном факторе активированного Анализ репортерного гена люциферазы Т-клеток (NFAT) и измерение уровней внутриклеточного кальция (Borroto-Escuela, Romero-Fernandez, Tarakanov, Marcellino, et al., 2010) (рис. 2).

Представляет значительный интерес экспериментальное доказательство того, что в наномолярном диапазоне галлюциногенные агонисты 5-HT _2A R LSD и DOI (но не стандартный агонист 5-HT _2A R TCB2) вызывают усиление D ₂ R-индуцированное D ₂ распознавание протомера R и передача сигналов этого гетерорецепторного комплекса (Borroto-Escuela, Romero-Fernandez, et al., 2014) (рисунок 2). Напротив, эндогенный лиганд 5-HT, как сообщалось выше, оказывал аллостерическое антагонистическое действие на передачу сигналов D ₂ R в гетерорецепторных комплексах D _2L R – 5-HT _2A R клеток HEK293 (Borroto-Escuela, Romero- Фернандес, Тараканов, Марчеллино и др., 2010). Поскольку LSD- и DOI-индуцированное усиление индуцированной агонистом передачи сигнала протомера D ₂ R было блокировано антагонистом 5-HT _2A R кетансерином, такое действие, вероятно, отражает смещенное агонистическое действие DOI и LSD в ортостерическом сайт протомера 5-HT _2A R (Borroto-Escuela, Romero-Fernandez, et al., 2014). Более того, указанное выше взаимодействие аллостерического фасилитатора рецептор-рецептор в гетерорецепторном комплексе D ₂ R – 5-HT _2A R происходит через G _{i / o} .

Этот аллостерический механизм, вероятно, опосредует способность DOI и LSD увеличивать плотность и сродство D ₂ -подобных рецепторов в мембранах из вентрального полосатого тела, а также из D ₂ R и 5-HT _2A R котрансфицированные клетки HEK293, так как также блокируются кетансерином (Borroto-Escuela, Romero-Fernandez, et al., 2014). Психотически-подобные действия галлюциногенов 5-HT _2A R могут, следовательно, включать усиление передачи сигналов протомера D ₂ R в гетерорецепторном комплексе D ₂ R-5-HT _2A R в вентральном полосатом теле. Это дает новое понимание молекулярного механизма терапевтического действия атипичных антипсихотических препаратов. Таким образом, рисперидон и клозапин, среди прочего, характеризуются более высоким сродством к 5-HT _2A R, чем к D ₂ Rs, в отличие от нейролептиков первого поколения, таких как галоперидол.Таким образом, многие атипичные нейролептики обладают более высокой эффективностью блокировать 5-HT _2A R, чем D ₂ Rs (Meltzer, 2012; Miyamoto et al., 2005). Одним из преимуществ многих атипичных нейролептиков с такими свойствами может быть то, что они могут противодействовать передаче сигналов D ₂ R при низких дозах в гетерорецепторном комплексе D ₂ R – 5-HT _2A R посредством их комбинированной блокады D ₂ R и 5-HT _2A R. Это может быть особенно верно, если патологические облегчающие взаимодействия рецептор-рецептор в этом гетерорецепторном комплексе развиваются при определенных формах шизофрении, приводя к усилению передачи сигналов протомера D ₂ R в этих комплексах.

Понимание реальности: что показывают галлюцинации

Десятилетия спустя исследователи записали голоса галлюцинаторов с психотическими расстройствами и представили этим испытуемым искаженные в электронном виде копии. Они хотели посмотреть, могут ли галлюцинаторы распознавать собственные искаженные голоса. В том же ключе исследователи изучали использование компьютеризированных аватаров а-ля Second Life в последнее десятилетие, чтобы попытаться помочь галлюцинирующим психотикам назначить своим «предполагаемым преследователям» лицо, с которым можно поговорить, с целью смягчить то, что им говорили эти голоса.

Корлетт также указал мне на синусоидальную речь, особенно ошеломляющий пример того, как ожидание может формировать нашу реальность, когда дело касается языка. Вы можете попробовать сами: послушайте этот звук (не увеличивайте громкость). Большинство людей услышат подобный R2-D2 свист с оттенком вокодера. Затем послушайте запись женщины, говорящей с успокаивающим южноанглийским акцентом: «Был солнечный день, дети собирались в парк». Теперь попробуйте R2-D2 еще раз. Слушая свистящую синусоидальную речь, вы, вероятно, услышите искаженную версию того же предложения «солнечный день».И, скорее всего, сейчас вы не сможете не слышать слова из первой записи.

Галлюцинаторам может быть легче разобрать звуки, подобные R2-D2, даже до прослушивания другой записи. В исследовании 2017 года неклинические слушатели голоса намного лучше распознавали присутствие голоса в синусоидальной речи, чем их не слышащие голоса коллеги. И как группа, их мозги стреляли по шаблону, отличному от тех, кто не мог сказать, что синусоидальная речь была голосом.Этот пример, по словам Корлетта, доказывает, что слуховые галлюцинации связаны с процессами ожидания и предсказания.

Тем не менее, отмечает Фернихоф, в идее кодирования с предсказанием есть некоторые потенциальные дыры. «По сравнению с традиционным представлением о мозге как об устройстве, обрабатывающем информацию, поступающую из окружающей среды, прогнозирующее кодирование начинается с другого набора предположений о том, как мозг делает прогнозы о том, что находится в окружающей среде, а затем учится на них», — сказал он. .И это может затруднить согласование с другими, более устоявшимися взглядами на мозг.

Как глухой мозг перестраивается, чтобы «слышать» прикосновения и зрение.

Между тем Корлетт утверждает, что в теории внутренней речи есть пробел. Ссылаясь на исследование, в котором люди, которые были немыми с рождения, сообщали о том, что они слышат голоса в своей голове, он говорит, что это явление нельзя полностью объяснить тем, что мозг неправильно считывает сам себя.

Какие бы объяснения ни выдержали испытание временем, ставки этой науки намного выше, чем понимание того, почему многие из нас представляют себе текстовые сообщения.У некоторых людей галлюцинации могут быть более стойкими и беспокоящими. Наука о том, как эти галлюцинированные прикосновения, звуки и образы проявляются в уме, до сих пор неясна. «Пока рано говорить о том, насколько могут совпадать причины слуховых галлюцинаций и других видов», — говорит Фернихаф. До сих пор исследования были сосредоточены на слуховых галлюцинациях. И для многих необходимость в этой работе совершенно очевидна. Элеонора Лонгден, исследователь и защитник психического здоровья, публично рассказала, как ее собственные слуховые галлюцинации менялись с нейтральных на тревожные в разные моменты ее жизни.Она утверждала, что социальная стигма и суждение, которое она получила от своего врача в то время, сделали их более негативными.

«Галлюцинации могут быть очень неприятными и изнурительными. Они также могут быть нейтральными или позитивными », — говорит Фернихох. «Лучшее понимание того, как они возникают и как с ними бороться, могло бы облегчить множество психических расстройств».

Как ваш разум защищает вас от галлюцинаций | Наука

Эмили Андервуд авг.10 января 2017 г., 14:00

Более 300 лет назад философ Рене Декарт задал тревожный вопрос: если нашим чувствам нельзя всегда доверять, как мы можем отделить иллюзию от реальности? Новое исследование показывает, что мы в состоянии это сделать, потому что наш мозг следит за реальностью, постоянно подвергая сомнению свои прошлые ожидания и убеждения. Галлюцинации возникают, когда эта внутренняя проверка фактов терпит неудачу, и это открытие может указывать на более эффективные методы лечения шизофрении и других психических расстройств.

Исследование «очень элегантно» и является важным шагом на пути к выявлению областей мозга, вызывающих галлюцинации, и контролю за ними, — говорит Георг Нортофф, нейробиолог из Оттавского университета, не принимавший участия в работе.

Мы не всегда воспринимаем мир таким, каким мы его видим или слышим. Например, в эксперименте, разработанном в Йельском университете в 1890-х годах, исследователи неоднократно показывали добровольцам изображение в паре с тоном. Когда ученые перестали воспроизводить тон, участники все еще «слышали» его, когда появлялось изображение.Подобная слуховая галлюцинация происходит и в повседневной жизни: когда вам кажется, что вы слышите звонок или жужжание мобильного телефона, но обнаруживаете, что он выключен. «Люди настолько ожидают звука, что мозг слышит его за них», — говорит Альберт Пауэрс, психиатр из Йельского университета и автор нового исследования.

Эти примеры предполагают, что галлюцинации возникают, когда мозг придает большее значение своим ожиданиям и представлениям о мире, чем сенсорным свидетельствам, которые он получает, говорит автор исследования и психиатр Йельского университета Филип Корлетт.Чтобы проверить эту идею, он, Пауэрс и его коллеги решили применить версию эксперимента 1890-х годов к четырем различным группам: здоровым людям, людям с психозом, которые не слышат голоса, людям с шизофренией (подтип психоза), которые слышат, а также люди — например, описывающие себя экстрасенсы — которые регулярно слышат голоса, но не находят их беспокоящими.

Исследователи научили всех ассоциировать изображение шахматной доски с тоном длительностью 1 килогерц и длительностью 1 секунда. Поскольку команда изменяла интенсивность тона, а иногда и полностью отключала его, участников просили нажимать кнопку, когда они ее слышали, увеличивая или уменьшая давление, чтобы указать уровень их уверенности.Используя сканеры магнитно-резонансной томографии, исследователи сделали снимок мозговой активности участников, когда они делали свой выбор.

Команда предположила, что люди, которые слышат голоса, с большей вероятностью «верят» в слуховые галлюцинации. Именно это они и обнаружили: как шизофреники, так и описывающие себя экстрасенсы почти в пять раз чаще говорили, что слышали несуществующий тон, чем здоровые люди из контрольной группы. Они также были примерно на 28% более уверены в том, что слышали тон, когда его не было, сообщают сегодня исследователи в журнале Science .

Как самоописанные экстрасенсы, так и люди с шизофренией также показали аномальную нейронную активность в нескольких областях мозга, ответственных за мониторинг наших внутренних представлений о реальности. Например, чем более серьезными были галлюцинации человека, тем меньшую активность они проявляли в мозжечке, морщинистом узелке в задней части мозга. Мозжечок играет решающую роль в планировании и координации будущих движений, а этот процесс требует постоянного обновления восприятия окружающего мира.

Полученные данные подтверждают, что когда дело доходит до того, как мы воспринимаем мир, наши идеи и убеждения могут легко пересилить наши чувства, говорит Пауэрс. Работа также предполагает, что мозжечок является ключевым контрольным пунктом против этого искажения, добавляет он.

Northoff говорит, что в будущих экспериментах следует выяснить, есть ли какие-либо существенные различия между психотическим и здоровым мозгом в состоянии покоя. Такие исследования могут служить ориентиром для все еще экспериментальных методов лечения, таких как транскраниальная магнитная стимуляция, которая направлена ​​на подавление или усиление активности мозга в целевых областях с помощью электрического тока.Еще более многообещающим, по словам Корлетта, является перспектива того, что исследования, подобные этому, помогут клиницистам предсказать, у кого, вероятно, разовьется шизофрения, и позволят им обратиться за лечением на раннем этапе.

Галлюцинации и бред | Соединенное Королевство Паркинсона

Текст позиции

Если вы испытываете галлюцинации или бред, вам следует как можно скорее обратиться к своему специалисту или медсестре по болезни Паркинсона, чтобы узнать, как уменьшить их и страдания, которые они часто вызывают.

Вам также следует сделать это, если у вас раньше были галлюцинации или бред, и они ухудшаются.

Простые анализы крови или мочи могут помочь убедиться, что другая проблема, например, повышение температуры в результате инфекции грудной клетки или мочевого пузыря, не вызывает у вас галлюцинаций или бреда.

Поговорите со своей семьей

Это поможет им понять, что вы чувствуете, и стать более терпеливыми, чтобы они могли помочь вам справиться с галлюцинациями или бредом. Если окружающие могут понять и поддержать вас, это поможет вам меньше беспокоиться.

Если у вас есть опекуны дома, помогите им понять следующее:

• Что происходит, когда вы испытываете галлюцинации или бред?
• Когда они, скорее всего, произойдут?
• Что заставляет их происходить реже и реже?
• Как ваши опекуны или члены семьи могут облегчить вам жизнь?

Спросите о лекарствах

Поскольку галлюцинации и бред могут быть вызваны лекарствами от болезни Паркинсона, ваш терапевт, специалист или медсестра могут предложить некоторые изменения в лечении болезни Паркинсона.Они будут стремиться найти правильное лекарство для лечения как ваших галлюцинаций или бредовых идей, так и других ваших симптомов Паркинсона.

Ваша текущая доза может быть уменьшена, или можно постепенно прекратить прием определенных лекарств, чтобы облегчить эти симптомы. Если это не сработает, ваш специалист может посоветовать вам принять лекарство, которое может остановить появление галлюцинаций или бреда.

Исследования показывают, что галлюцинации или бред могут иметь большое влияние на качество жизни людей с болезнью Паркинсона.Это также может очень расстраивать тех, кто ухаживает за ними, и может ухудшить отношения.

Иногда лицам, осуществляющим уход, и членам семьи бывает трудно справиться с галлюцинациями и иллюзиями. Поэтому очень важно лечиться от галлюцинаций и бредов или научиться справляться с ними, когда они случаются.

Если вы испытываете галлюцинации и бред, узнайте больше о том, как справиться с этим симптомом.

Совершенно здоровый мозг Галлюцинации

Модель человеческого мозга с синим свечением, студийный снимок — Изображение © Tetra Images / Corbis
Фото-иллюстрация: Фото: Pink River / Getty Images

Однажды рано утром психиатр из Университета Квинсленда Джон МакГрат только что выключил воду и выходил из душа, когда новый отец услышал, как его зовет один из детей.Он высунул голову из двери ванной и окликнул ребенка по имени, но не получил ответа. Он начал паниковать, но затем остановился. Верно, , вспомнил он. Его детей на самом деле не было дома.

МакГрат испытал галлюцинацию, определяемую как видение или слышание чего-то, чего на самом деле нет. Исторически галлюцинации и бред (глубоко укоренившееся ложное убеждение, не соответствующее чьей-либо культурной или религиозной среде) рассматривались как симптомы психоза или другого серьезного психического заболевания.«Но такие вещи случаются почти со всеми, включая меня», — сказал МакГрат.

Его недавнее открытие, что примерно 1 из 20 из нас будет испытывать галлюцинации в какой-то момент своей жизни, предполагает, что это явление не связано с болезнью, а на самом деле связано с нормальной функцией мозга. Теперь, в новом исследовании, опубликованном в журнале PNAS , нейробиолог Кристоф Тойфель из Университета Кардиффа в Уэльсе и его коллеги, в том числе психиатр Кембриджского университета Пол Флетчер, показывают, что зрительные галлюцинации могут быть результатом того, что наш мозг делает все возможное, чтобы разобраться в хаотическом и неоднозначном мире.Взятые вместе, эти исследования указывают на идею о том, что психоз — это не расстройство либо-либо, которое у вас либо есть, либо нет. Напротив, психоз может быть разным. «Это не сломанный мозг, вызывающий галлюцинации, это просто часть его работы», — сказал Тойфель. Похоже, что различается степень, в которой это происходит.

Многие люди думают, что их зрительная система работает как камера: глаза записывают изображение, а мозг обрабатывает его. Проблема этой концептуализации, по словам Тойфеля, в том, что она в корне неверна.Отчасти проблема заключается в том, что информация, поступающая в мозг от глаз, на самом деле не так детализирована, и поэтому мозг заполняет пробелы на основе своих предыдущих знаний. Это система, которая, вероятно, возникла в результате опасностей, присущих нашему раннему окружению, и необходимости быстро принимать решения. И поскольку наши предыдущие знания обычно точны, система в целом работает хорошо. Представление о том, что мы видим или слышим то, чего нет, кажется непонятным.

И все же Тойфель, специализирующийся на нейробиологии зрения, и Флетчер считали, что истоки галлюцинаций могут быть найдены в самой зрительной системе, а не в каком-то мозговом контуре, специально связанном с психозом или шизофренией.Они полагали, что галлюцинации были результатом чрезмерной зависимости мозга от предыдущей информации, что означало, что мозг заполнял обычные зрительные пробелы человека деталями, которых на самом деле не было. Чтобы проверить эту идею, он разработал серию экспериментов, которые позволили бы измерить, насколько люди полагаются на предыдущие знания, чтобы идентифицировать объекты в серии сбивающих с толку изображений. Если бы он был прав, люди, склонные к психозу, с большей вероятностью полагались бы на эту информацию.

В первой серии экспериментов была задействована группа из 16 здоровых взрослых и группа из 18 взрослых, которые испытали некоторые признаки психоза, но еще не развили полномасштабное психотическое расстройство.Сначала этих людей попросили взглянуть на серию изображений, которые на первый взгляд «выглядели как бессмысленные черно-белые пятна», — сказал Тойфель.

После того, как у них была возможность посмотреть на черно-белые изображения, их спросили, могут ли они идентифицировать человека или объект на изображении. Затем им показали цветные фотографии, которые использовались в качестве шаблонов для создания черно-белых изображений. Наконец, группе показали тот же набор черно-белых изображений и снова попросили определить, видели ли они на изображении человека или объект.У людей, которые испытали симптомы психоза, во втором тесте улучшилось значительно больше, чем у здоровых взрослых, что указывает на то, что их мозг лучше использовал предыдущие знания, чтобы заполнить пробелы в своей зрительной системе.

В отдельном эксперименте они набрали 40 здоровых взрослых и проверили, насколько они предрасположены к симптомам шизофрении и психоза. Затем эти взрослые тоже прошли те же тесты изображения, что и выше. Опять же, Тойфель и его коллеги обнаружили, что люди, наиболее подверженные симптомам психоза, также получили лучшие результаты во втором тесте.

Это открытие важно, говорит Тойфель, потому что оно поддерживает идею о том, что психоз — это расстройство спектра, очень похожее на аутизм, а не состояние, которое у вас либо есть, либо нет. То, что зрительные галлюцинации, главный симптом психоза, возникают в результате нормальных зрительных процессов, подтверждают эту идею, как и работа МакГрата, изучающая частоту галлюцинаций и бредов у населения в целом. Ранее в этом году в журнале JAMA Psychiatry , МакГрат и его коллеги опубликовали результаты Всемирного исследования психического здоровья, в ходе которого был опрошен 31 261 взрослый из 18 стран мира.Они обнаружили, что примерно 1 из 20 человек в какой-то момент своей жизни испытывал галлюцинации. Хотя большинство людей испытывали галлюцинации только один раз, часть людей испытывала их несколько раз, а еще меньшая группа демонстрировала признаки психоза. У большинства людей, у которых были галлюцинации, никогда не было полномасштабного психоза, хотя галлюцинации действительно казались признаками общего психологического расстройства.

В совокупности эти результаты показывают, что галлюцинации кажутся нормальной частью человеческого опыта, если только они не влияют на жизнь человека.«Существует непрерывная связь между психическим заболеванием и психическим здоровьем», — говорит Тойфель, и мы все в этом уверены.

.