Высшие психические функции человека: ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Общая психиатрия››

ФГБНУ НЦПЗ. ‹‹Общая психиатрия››

Отдельные психические процессы, выделяемые в психической деятельности, определяются как высшие психические функции. К ним относят мышление, речь, письмо, счет, память, произвольные движения, перцептивные процессы (процессы восприятия).

Высшие психические функции имеют специфические признаки и формируются на основе биологических предпосылок. Они складываются прижизненно во взаимодействии ребенка со взрослым и окружающим миром в целом, а потому они социально обусловлены и несут в себе отпечаток той культурно-исторической среды, в которой развивается ребенок. Кроме того, такие функции по своей природе инструментальны: они осуществляются с использованием различных средств, способов, «психологических орудий», среди которых особое место занимает речь. Используя эти орудия, человек овладевает возможностями регуляции своих отношений с предметным миром, другими людьми, овладевает собственным поведением. Например, при запоминании словесного ряда с помощью логических или образных ассоциаций человек вводит в память мышление или воображение. Таким образом, одна функция опосредует оптимальное осуществление другой; человек, по словам Л.С. Выготского, сотрудничает с самим собой. Диапазон спектра доступных индивиду способов опосредования высших психических функций является важным критерием степени развития личности. В этом контексте одной из задач психокоррекционной и психотерапевтической работы является расширение опыта человека в отношении развития арсенала способов опосредования собственной деятельности. И, наконец, высшие психические функции осознаваемы субъектом и доступны произвольной (волевой и целенаправленной) регуляции и самоконтролю.

Развитию высших психических функций свойственна определенная динамика» более новые и сложные функции надстраиваются над более ранними и простыми, «вбирая» их в себя. Генезис высших психических функций идет по пути преобразования развернутых наглядно-действенных форм в сокращенные, автоматизированные, выполняемые во внутреннем плане в виде так называемых умственных действий. Этот аспект важно принимать во внимание при клинико-психологическом обследовании больного ребенка, поскольку патология высших психических функций проявляется на фоне их неполной сформированности. Кроме того, и при диагностике патологии у взрослых больных следует учитывать, что, если выполнение заданий осуществляется развернуто с применением наглядных способов решения, с участием проговаривания (т.е. наблюдается перенос умственных действий во внешний план), то это может указывать на дефицитарность, осознаваемую больным и преодолеваемую с помощью аутокомпенсации.

Высшие психические функции человека рассматриваются с позиции структурно-функционального подхода, в котором важным является анализ входящих в них звеньев (составляющих), с оценкой роли и места каждой из них в обеспечении психической деятельности. При этом следует отметить, что дифференцированные структурные составляющие высших психических функций обеспечиваются работой специфических (локальных) зон мозга, но различные функции имеют и общие звенья, пересекающиеся на уровне определенных мозговых структур. Примером является «сквозная» роль такой составляющей, как пространственный анализ и синтез. Так, переработка пространственных характеристик информации необходима для выполнения произвольных движении, понимания структуры многозначного числа и его разрядного строения, для выполнения счетных операций, зрительного восприятия, решения конструктивных задач, понимания логико-грамматических конструкций, отражающих пространственные отношения в виде предлогов, падежных окончаний и т. п.

Таким образом, на пространственном анализе и синтезе «сходятся» такие высшие психические функции, как произвольные движения, мышление, речь, письмо, счет и перцептивные процессы. Вместе с тем известно, что эта составляющая психики связана с работой теменно-височно-затылочной области левого и правого полушарий мозга. Поражение этой зоны (например, при болезни Альцгеймера) приводит к развитию комплекса симптомов, отражающих нарушения названных психических функций, поскольку при этом становится дефицитарным общий для них фактор пространственной организации психических процессов. Другие составляющие психических процессов одновременно могут оставаться сохранными при условии нормального функционирования иных зон мозга. Таким образом, при обследовании больных становятся значимыми не столько сами симптомы нарушений психических функций, сколько психологическая квалификация симптомов, направленная на выявление патологического звена в целостном системном строении психики. В свою очередь установление этого звена позволяет сделать вывод об общей причине нарушений различных психических процессов, т. е. сделать заключение о механизмах образования клинико-психологических симптомов и их закономерном объединении в синдром. На этом основании строится синдромальный клинико-психологический метод изучения нарушения высших психических функций.

Современные информационные технологии как средство организации психической деятельности

Библиографическое описание:

Морозова, Т. Г. Современные информационные технологии как средство организации психической деятельности / Т. Г. Морозова. — Текст : непосредственный // Актуальные вопросы современной психологии : материалы I Междунар. науч. конф. (г. Челябинск, март 2011 г.). — Челябинск : Два комсомольца, 2011. — С. 66-69. — URL: https://moluch.ru/conf/psy/archive/30/257/ (дата обращения: 02.03.2021).

На
современном этапе развития общества информационные технологии
завоевывают все новые сферы человеческой деятельности, с ними
взаимодействуют самые широкие слои населения. Как и во многих других
странах, в России и Беларуси обоснованно отмечается высокая степень
готовности к применению информационных технологий. Информационная
среда, наряду с природной, пространственно-географической,
социальной, культурной, ландшафтно-архитектурной играет все более
значительную роль не только в профессиональной деятельности, но и в
повседневной жизни современного человека. Очевидно, что особенности
организации и протекания психической деятельности, опосредованной
современными информационными технологиями, являются предметом все
расширяющегося фронта исследований специалистов-гуманитариев, в том
числе психологов.

При этом следует
дифференцировать прямое и косвенное влияние информационных технологий
на психическую деятельность. Прямое влияние связано с «эффектом
преобразования» — трансформацией опосредствованной
информационными технологиями деятельности в содержательном и в
структурном аспекте по сравнению с традиционной, с возникновением
новых форм этой деятельности [1, 2]. Косвенное же влияние
распространяется
на некомпьютеризированные виды деятельности, а также на личность
человека в целом. Как показывает мировой и отечественный опыт,
информационные технологии оказывают все более активное воздействие на
формирование психических процессов.

Для понимания того, как
протекают и преобразовываются психические процессы, обратимся к
культурно-исторической психологии Л.С. Выготского.

Л.С. Выготский определял
психику как активную и пристрастную форму отражения субъектом мира,
своего рода «орган отбора, решето, процеживающее мир и
изменяющее его так, чтобы можно было действовать» [1]. Он
неоднократно подчеркивал, что психическое отражение отличается
незеркальным характером: зеркало отражает мир точнее, полнее, но
психическое отражение адекватнее для образа жизни субъекта — психика
есть субъективное искажение действительности в пользу организма.
Особенности психического отражения следует объяснять образом жизни
субъекта в его мире.

Выготский стремился
раскрыть, прежде всего, специфически человеческое в поведении
человека и историю становления этого поведения, его
культурно-историческая психология требовала изменения традиционного
подхода на процесс психического развития. По мнению автора,
односторонность и ошибочность традиционного воззрения на факты
развития высших психических функций заключается «в неумении
взглянуть на эти факты как на факты исторического развития, в
одностороннем рассматривании их как натуральных процессов и
образований, в смешении и неразличении природного и культурного,
естественного и исторического, биологического и социального в
психическом развитии ребенка, то есть в неправильном принципиальном
понимании природы изучаемых явлений» [4].

Лев Семенович показал, что
человек обладает особым видом психических функций, которые полностью
отсутствуют у животных. Эти функции, названные Выготским высшими
психическими функциями, составляют высший уровень психики человека,
обобщенно называемый сознанием. И формируются они в ходе социальных
взаимодействий. Высшие психические функции человека, или сознание,
имеют социальную природу. Для того чтобы четко обозначить проблему,
автор сближает три фундаментальных понятия, ранее в психологии
рассматривавшихся как раздельные — понятие высшей психической
функции, понятие культурного развития поведения и понятие овладения
процессами собственного поведения.

В соответствии с этим
свойства сознания (как специфически человеческой формы психики)
следует объяснять особенностями образа жизни человека в его
человеческом мире. Системообразующим фактором этой жизни является,
прежде всего, трудовая деятельность, опосредствованная орудиями
различного рода.

Гипотеза
Л.С. Выготского заключалась в том, что психические процессы
преобразуются у человека так же, как процессы его практической
деятельности, т.е. они тоже становятся опосредствованными. Но сами по
себе орудия, являясь вещами непсихологическими, не могут, по мнению
Л. С. Выготского, опосредствовать психические процессы. Следовательно,
должны существовать особые «психологические орудия» –
«орудия духовного производства» [3]. Этими
психологическими орудиями и являются различные знаковые системы -
язык, математические знаки, мнемотехнические приемы и т.п.

Следуя
идее культурно-исторической природы психики, Выготский совершает
переход к трактовке социальной среды не как «фактора», а
как «источника» развития личности. В развитии ребенка,
замечает он, существует как бы две переплетенных линии. Первая
следует путем естественного созревания. Вторая состоит в овладении
культурами, способами поведения и мышления. Вспомогательными
средствами организации поведения и мышления, которые человечество
создало в процессе своего исторического развития, являются системы
знаков-символов — язык, письмо, система счисления и др.

Знак представляет собой
средство, выработанное человечеством в процессах общения людей друг с
другом. Он представляет собой средство (инструмент) воздействия, с
одной стороны, на другого человека, а с другой — на самого себя.
Например, взрослый человек, завязывая своему ребенку узелок на
память, тем самым воздействует на процесс запоминания у ребенка,
делая его опосредствованным (узелок как стимул-средство определяет
запоминание стимулов-объектов), а впоследствии ребенок, используя тот
же мнемотехнический прием, овладевает своим собственным процессом
запоминания, которое, именно благодаря опосредствованию, становится
произвольным [5].

Овладение ребенком связью
между знаком и значением, использование речи в применении орудий
знаменует возникновение новых психологических функций, систем,
лежащих в основе высших психических процессов.

В процессе
культурного развития изменяются не только отдельные функции -
возникают новые системы высших психических функций, качественно
отличные друг от друга на разных стадиях онтогенеза.

Высшие
психические функции – теоретическое понятие, введенное Л.С.
Выготским, обозначающее сложные психические процессы, социальные по
своему формированию, которые опосредствованы и за счет этого
произвольны. По его представлениям, психические явления могут быть
«натуральными», детерминированными преимущественно
генетическим фактором, и «культурными», надстроенными над
первыми, собственно высшими психическими функциями, которые всецело
формируются под влиянием социальных воздействий [5].

При этом внешние средства,
опосредствующие это взаимодействие, переходят во внутренние, т.е.
происходит их интериоризация. Если на первых этапах формирования
высшей психической функции она представляет собой развернутую форму
предметной деятельности, опирается на относительно простые сенсорные
и моторные процессы, то в дальнейшем действия свертываются, становясь
автоматизированными умственными действиями.

Высшие
психические функции имеют специфические признаки и формируются на
основе биологических предпосылок. Они складываются прижизненно во
взаимодействии ребенка с взрослым и окружающим миром в целом, а
потому социально обусловлены и несут в себе отпечаток той
культурно-исторической среды, в которой развивается ребенок. Кроме
того, такие функции по своей природе инструментальны: они
осуществляются с использованием различных средств, способов,
«психологических орудий». Используя эти орудия, человек
овладевает возможностями регуляции своих отношений с предметным
миром, другими людьми, овладевает собственным поведением. Диапазон
спектра доступных индивиду способов опосредствования высших
психических функций является важным критерием степени развития
личности и стремительно расширяется за счет достижений
научно-технического прогресса.

Опосредованность
развития человеческой психики «психологическими орудиями»
характеризуется еще и тем, что операция употребления знака, стоящая в
начале развития каждой из высших психических функций, первое время
всегда имеет форму внешней деятельности.

Интериоризуясь,
«натуральные» психические функции трансформируются и
«сворачиваются», приобретают автоматизированность,
осознанность и произвольность.

Затем, благодаря
наработанным алгоритмам внутренних преобразований, становится
возможным и обратный интериоризации процесс — процесс экстериоризации
— вынесения вовне результатов умственной деятельности, осуществляемых
сначала как замысел во внутреннем плане [6].

Внешняя орудийная
деятельность, согласно культурно-исторической психологии Л.С.
Выготского – один из наиболее существенных аспектов
психического развития человека. Проявляя активность во внешнем мире,
человек пользуется разнообразными инструментами, предметами,
орудиями, приспособлениями для адаптации к среде и для подчинения
этой среды своим потребностям и интересам. Здесь имеются в виду не
только сельскохозяйственные, охотничьи или рыболовные инструменты
либо приспособления для изготовления жилища, приготовления пищи и
пошива одежды, но и, например, орудия счета, фиксации сведений или
знаний, разнообразные магические и символические средства, способы
передачи сообщений на расстояние. Л.С. Выготский хорошо понимал
значение «орудий» как средств специфического отношения
человека к природе, а также способов их практического применения в
общественно-историческом развитии.

И
поскольку подобные средства и орудия на протяжении человеческой
истории становятся все более многочисленными и совершенными, всякая
деятельность человека должна быть признана опосредствованной
внутренними и современными внешними орудиями и инструментами. Именно
орудийное опосредствование представляет собой одно из самых
существенных условий и одновременно характеристик развития психики
[3].

В то же время культуру в
целом можно интерпретировать в качестве семиотической
системы, которая содержит особые алгоритмы, предназначенные для
формирования человеческой психики, а также управления человеческим
поведением. Культура представляет собой особую систему
информационного обеспечения человеческой жизнедеятельности, ее
программную среду, состоящую не столько из звуков и образов, сколько
из управляющих кодов.

И тогда,
например, Интернет, с психологической точки зрения, является
современным этапом знакового (семиотического) опосредствования
деятельности. Его можно понимать как социотехническую систему, вместе
с современными цифровыми технологиями опирающуюся на традиционные
знаковые системы и всемерно способствующую их количественному
усложнению и качественному преобразованию. А в соответствии с
положениями культурно-исторической теории развития психики, постоянно
усложняющиеся знаки и семиотические системы способствуют развитию и
трансформации «высших психических функций», включая,
например, память или мышление [5].

Проблематика развития и
усложнения строения высших психических функций в результате освоения
и применения человеком компьютеров – и
информационно-коммуникационных технологий в целом – была
поднята отечественными и зарубежными исследователями, эмпирическому и
экспериментальному исследованию особенностей этого процесса был
посвящен ряд теоретических и экспериментальных трудов [7–12].
Такие исследования можно отнести к направлению работы, связанному с
изучением особенностей преобразования психических процессов и функций
под влиянием компьютеров (в том числе взаимосвязанных в составе
компьютерных сетей).

Современный
этап исследований, связанных с «психологией Интернета»,
по наблюдению А.Е. Войскунского [13], можно обозначить как изучение
психологических аспектов преобразования культуры в целом: именно в
таком разрезе ставится – и в теоретическом, и в эмпирическом
плане – задача в настоящее время.

Литература:

1. 
   Пейперт С. Переворот в
   сознании: дети, компьютеры и плодотворные идеи.

М.:1989.

2. 
   Психологические проблемы
   автоматизации научно-исследовательских работ /

Под ред.
О.К. Тихомирова, М.Г., Ярошевского. М.: 1987.

3. Выготский Л. С. Орудие
и знак в развитии ребенка. Собрание сочинений, том 6-

М.:
педагогика, 1984.

4.
Выготский Л.С. Педагогическая психология. — М., 1991.

5. Выготский Л.С. История
развития высших психических функций. Собрание

сочинений,
том 3. — М.: Педагогика, 1983.

6.
Выготский Л.С. Динамика умственного развития школьника в связи с
обучением // Педагогическая психология. М., 2005.

7. Коул М.
Культурно-историческая психология. Наука будущего. – М.:
Когито-Центр, 1998.

8. Человек
и ЭВМ / Под ред. О.К. Тихомирова. – М.: Экономика, 1973.

9.
«Искусственный интеллект» и психология / Под ред. О.К.
Тихомирова. – М.:

Наука,
1976.

10.
Зинченко В.П., Моргунов Е.Б. Человек развивающийся. Очерки российской
психологии / В.П. Зинченко, Е.Б. Моргунов. – М.: Тривола, 1994.

11.
Социально-исторический подход в психологии обучения / Под ред. М.
Коула. – М.: Педагогика, 1989.

12.
Психологические проблемы автоматизации научно-исследовательских работ
/ Под ред. М.Г. Ярошевского и О.К. Тихомирова. – М.: Наука,
1987.

13. Исследования Интернета
в психологии / А.Е. Войскунский // Интернет и российское общество /
Под ред. И. Семенова. – М.: Гендальф, 2002.

Основные термины (генерируются автоматически): функция, процесс, орудие, культурно-историческая психология, психическое отражение, высшая психическая функция, историческое развитие, психическая деятельность, собственное поведение, современный этап.

Высшие психические функции человека — Docsity

Мотивация

Источником активности животного и человека являются потребности.

Мотивация — это побуждения к деятельности, связанные с удовлетворением определенных
потребностей. Их делят на три основные группы: биологические мотивации, которые
свойственны человеку и животным; социальные мотивации, свойственные человеку и частично
животным; духовные — свойственные только человеку и связанные с интеллектуальными
потребностями.

Основной причиной возникновения биологических мотиваций является отклонение основных
констант внутренней среды организма, т. е. биологические мотивации формируются на основе
биологических потребностей — голода, жажды, полового чувства и др. Так, например, при
снижении в крови уровня питательных веществ, возбуждаются хеморецепторы, информация от
которых поступает в латеральные ядра гипоталамуса (центр голода). Эти ядра могут
раздражаться и непосредственно кровью, в которой снижено содержание питательных
веществ. Возбуждение от них передается в кору головного мозга — возникает чувство
голода. Возбуждение постепенно захватывает все большие и большие участки коры, что
обеспечивает формирование пищевого поведения.

Эмоции
С помощью эмоций определяется личностное отношение человека к окружающему миру и к
самому себе. Эмоциональные состояния реализуются в определенных поведенческих
реакциях. Эмоции возникают на этапе оценки вероятности удовлетворения или
неудовлетворения возникших потребностей, а также при удовлетворении этих
потребностей. Биологическое значение эмоций состоит в выполнении ими сигнальной и
регуляторной функций. Сигнальная функция эмоций заключается в том, что они сигнализируют
о полезности или вредности данного воздействия, успешности или неуспешности
выполняемого действия.

Приспособительная роль этого механизма заключается в немедленной реакции на внезапное
воздействие внешнего раздражения, поскольку эмоциональное состояние мгновенно приводит
к быстрой мобилизации всех систем организма. Возникновение эмоциональных переживаний
дает общую качественную характеристику воздействующему фактору, опережая его более
полное, детальное восприятие.

Регуляторная функция эмоций проявляется в формировании активности, направленной на
усиление или прекращение действия раздражителей. Неудовлетворенные потребности обычно
сопровождаются отрицательными эмоциями. Удовлетворение потребности, как правило,
сопровождается приятным эмоциональным переживанием и ведет к прекращению дальнейшей
поисковой деятельности.

Эмоции делят также на низшие и высшие. Низшие связанные с органическими потребностями
и подразделяются на два вида: гомеостатические, направленные на поддержание гомеостаза,
инстинктивные, связанные с половым инстинктом, инстинктом сохранения рода и другими
поведенческими реакциями. Высшие эмоции возникают только у человека в связи с
удовлетворением социальных и идеальных потребностей ( интеллектуальных, моральных,
эстетических и др.). Эти более сложные эмоции развивались на базе сознания и оказывают
контролирующее и тормозящее влияние на низшие эмоции.

Высшее образование БГПУ

Выготский Л.С. Развитие высших психических функций

Выготский Л.С. Развитие высших психических функций

(Хрестоматия по психологии / Под ред А.В.Петровского. – М., 1977. – 383-385)

Третий план нашего исследования ближе всего стоит к принятому нами историческому способу рассмотрения высших форм поведения. Анализ и структура высших психических процессов приводят нас вплотную к выяснению основного вопроса всей истории культурного развития ребенка, к выяснению генезиса высших форм поведения, т. е. происхождения и развития тех психических форм которые и составляют предмет нашего изучения.

Психология по выражению С. Холла, ставит генетическое объяснение выше логического. Её интересует вопрос откуда и куда,т.е. из чего это произошло, и во что стремиться превратиться данное явление.

Историческая форма объяснения представляется психологу высшей из всех возможных форм. Ответить на вопрос, что представляет собой данная форма поведения, означает для него раскрыть её происхождение, историю развития, приведшего к настоящему моменту. В этом смысле, как мы уже говорили словами П. Блонского, поведение может быть понято только как история поведения. Но, прежде чем перейти к генезису высших форм поведения, мы должны выяснить само понятие развития, подобно тому, как мы это делали в главах, посвященных анализу и структуре высших психических процессов. Дело в том, что в психологии, из-за ее глубокого кризиса, все понятия стали многосмысленными и смутными и изменяются в зависимости от основной точки зрения на предмет, которую избирает исследователь. В различных системах психологии, ориентирующихся на различные методологические принципы, все основные категории исследования, в том числе и категория генезиса, приобретают различное значение.

Другое соображение, заставляющее нас остановиться на проблеме генезиса, состоит в том, что своеобразие того процесса развития высших форм поведения, который составляет предмет нашего исследования, недостаточно еще осознано современной психологией. Культурное развитие ребенка, как мы уже пытались установить выше, представляет совершенно новый план детского развития, который не только еще недостаточно изучен, но обычно даже не выделен в детской психологии.

Если мы обратимся к понятию развития, как оно представлено в современной психологии, то увидим, что в нем содержится много моментов, которые современные исследования должны преодолеть. Первым таким моментом, печальным пережитком донаучного мышления в психологии, является скрытый, остаточный преформизм в теории детского развития. Старые представления и ошибочные теории, исчезая из науки, оставляют после себя следы, остатки в виде привычек мысли. Несмотря на то, что в общей формулировке в науке о ребенке давно отброшен тот взгляд, согласно которому ребенок отличается от взрослого только пропорциями тела, только масштабом, только размерами, это представление продолжает существовать в скрытом виде в детской психологии. Ни одно сочинение по детской психологии не может сейчас открыто повторить те давно опровергнутые истины, будто ребенок – это взрослый в миниатюре, а между тем указанный взгляд продолжает держаться и до сих пор и в скрытом виде содержится почти в каждом психологическом исследовании.

Достаточно сказать, что важнейшие главы детской психологии (учение о памяти, о внимании, о мышлении) только на наших глазах начинают выходить из этого тупика и осознавать процесс психического развития во всей его реальной сложности. Но в огромном большинстве научные исследования в скрытом виде продолжают держаться взгляда, который объясняет развитие ребенка как чисто количественное явление.

Такого взгляда держались когда-то в эмбриологии. Теория, основанная на этом взгляде, называется преформизмом, или теорией предобразования. Сущность ее составляет учение, будто в зародыше заранее уже заключен совершенно законченный и сформированный организм, но только в уменьшенных размерах. В семени дуба, например, согласно этой теории, содержится весь будущий дуб с его корнями, стволом и ветвями, но только в миниатюре. В семени человека заключен уже сформированный человеческий организм, но в чрезвычайно уменьшенных размерах.

Весь процесс развития, с этой точки зрения, может быть представлен чрезвычайно просто: он состоит в чисто количественном увеличении размеров того, что дано с самого начала в зародыше; зародыш постепенно увеличивается, вырастает и таким образом превращается в зрелый организм. Указанная точка зрения давно оставлена в эмбриологии и представляет только исторический интерес. Между тем в психологии эта точка зрения продолжает существовать на практике, хотя в теории она также давно оставлена.

Психология теоретически давно отвергла мысль, что развитие ребенка есть чисто количественный процесс. Все согласны, что здесь перед нами процесс гораздо более сложный, который не исчерпывается одними количественными изменениями. Но на практике психологии предстоит еще раскрыть этот сложный процесс развития во всей его реальной полноте и уловить все те качественные изменения и превращения, которые переделывают поведение ребенка. Совершенно справедливо Э. Клапаред в предисловии к исследованиям Ж. Пиаже говорит, что проблема детского мышления в психологии обычно ставилась как чисто количественная проблема и только новые работы позволяют свести ее к проблеме качества. Обычно, говорит Клапаред, в развитии детского интеллекта видели результат определенного количества сложений и вычитаний, нарастание нового опыта и освобождение от некоторых ошибок. Современные исследования открывают перед нами, что детский интеллект постепенно меняет самый свой характер.

Если мы хотели бы одним общим положением охарактеризовать то основное требование, которое выдвигает проблема развития перед современным исследованием, мы могли бы сказать, что это требование заключается в изучении положительного своеобразия поведения ребенка. Последнее нуждается в некотором пояснении.

Все психологические методы, применяемые до сих пор к исследованиям поведения нормального и аномального ребенка, несмотря на огромное многообразие и различие, существующее между ними, обладают одной общей чертой, которая их роднит в определенном отношении. Эта черта заключается в негативной характеристике ребенка, которая достигается при помощи существующих методов. Все методы говорят нам о том, чего нет у ребенка, чего не хватает ребенку по сравнению со взрослым и ненормальному ребенку по сравнению с нормальным. Перед нами всегдa негативный снимок с личности ребенка. Такой снимок еще ничего не говорит нам о положительном своеобразии, которое отличает ребенка от взрослого и ненормального ребенка от нормального.

Перед психологией встает сейчас задача – уловить реальное своебразие поведения ребенка во всей полноте и богатстве его действительного выражения и дать позитивный снимок с личности ребенка. Но позитивный снимок возможен только в том случае, если мы коренным образом изменим наше представление о детском развитии и примем во внимание, что оно представляет собой сложный диалектический процесс, который характеризуется сложной периодичностью, диспропорцией в развитии отдельных функций, метаморфозами, или качественным превращением одних форм в другие, сложным сплетением процессов эволюции и инволюции, сложным скрещиванием внешних и внутренних факторов, сложным процессом преодоления трудностей и приспособления.

Второй момент, преодоление которого должно расчистить дорогу современному генетическому исследованию, состоит в скрытом эволюционизме, до сих пор господствующем в детской психологии. Эволюция, или развитие путем постепенного и медленного накопления отдельных изменений, продолжает рассматриваться как единственная форма детского развития, исчерпывающая все известные нам процессы, входящие в состав этого общего понятия. По существу в рассуждениях о детском развитии сквозит скрытая аналогия с процессами роста растения.

Детская психология ничего не хочет знать о тех переломных, скачкообразных и революционных изменениях, которыми полна история детского развития и которые так часто встречаются в истории культурного развития. Наивному сознанию революция и эволюция кажутся несовместимыми. Для него историческое развитие продолжается только до тех пор, пока идет по прямой линии. Там, где наступает переворот, разрыв исторической ткани, скачок, наивное сознание видит только катастрофу, провал и обрыв. Там для него история прекращается на весь срок, пока снова не выйдет на прямую и ровную дорогу.

Научное сознание, напротив, рассматривает революцию и эволюцию как две взаимно связанные, и предполагающие друг друга формы развития. Самый скачок, совершаемый в развитии ребенка в момент подобных изменений, научное сознание рассматривает как определенную точку во всей линии развития в целом.

Рассмотренное положение имеет особенно серьезное значение по отношению к истории культурного развития, ибо, как мы увидим дальше, история культурного развития совершается в громадной степени за счет подобных переломных и скачкообразных изменений, наступающих в развитии ребенка. Самая сущность культурного развития состоит в столкновении развитых, культурных форм поведения, с которыми встречается ребенок, с примитивными формами, которые характеризуют его собственное поведение.

Ближайшим выводом из изложенного является изменение общепринятой точки зрения на процессы психического развития ребенка и представления о характере построения и протекания этих процессов. Обычно все процессы детского развития представляют как стереотипно протекающие процессы. Образцом развития, как бы его моделью, с которой сравнивают все другие формы, считается эмбриональное развитие. Этот тип развития наименее зависит от внешней среды, к нему с наибольшим правом может быть отнесено слово «развитие» в его буквальном смысле, т. е. развертывание заключенных в зародыше в свернутом виде возможностей. Между тем эмбриональное развитие не может рассматриваться как модель всякого процесса развития в строгом смысле слова. Оно, скорее, может быть представлено как его результат или итог. Это уже устоявшийся, законченный процесс, более или менее стереотипно протекающий.

Стоит только сравнить с процессом эмбрионального развития процесс эволюции животных видов, реальное происхождение видов, как его раскрыл Дарвин, чтобы увидеть коренное различие между одним и другим типами развития. Виды возникали и гибли, видоизменялись и развивались в борьбе за существование, в процессе приспособления к окружающей среде. Если бы мы хотели провести аналогию между процессом детского развития и каким-либо другим процессом развития, мы должны были бы выбрать скорее эволюцию животных видов, чем эмбриональное развитие.

Детское развитие менее всего напоминает стереотипный, укрытый от внешних влияний процесс; здесь в живом приспособлении к внешней среде совершается развитие и изменение ребенка. В этом процессе возникают новые и новые формы, а не просто стереотипно воспроизводятся звенья уже заранее сложившейся цепи. Всякая новая стадия в развитии эмбриона, заключенная уже в потенциальном виде в предшествовавшей, наступает благодаря развертыванию внутренних потенций; здесь не столько процесс развития, сколько процесс роста и созревания. Эта форма, этот тип также представлен в психическом развитии ребенка; но в истории культурного развития гораздо большее место занимает вторая форма, второй тип, который состоит в том, что новая стадия возникает не из развертывания потенций, заключенных в предшествовавшей стадии, а из реального столкновения организма Я среды и живого приспособления к среде.

В современной детской психологии мы имеем две основные точки зрения на процесс детского развития. Одна из них восходит к Ж.-Б. Ламарку, другая – к Дарвину. Бюлер справедливо говорит, что надо смотреть на книгу К. Коффки о психическом развитии ребенка как на попытку дать идее Ламарка современное психологическое выражение.

Сущность точки зрения Коффки заключается в том, что для объяснения низших форм поведения пользуются принципом, которым обычно объясняются более высокие формы поведения, тогда как до сих пор, наоборот, на высшую ступень переносили принцип, с помощью которого психолог объяснял примитивное поведение. Но этот прием, говорит Коффка, ничего общего с антропоморфизмом не имеет. Одним из важных методологических завоеваний современной психологии является устанавливаемое в ней чрезвычайно важное различие между наивным и критическим антропоморфизмом.

В то время как наивная теория исходит из признания тождества функций на различных ступенях развития, критический антропоморфизм исходит из высших форм, известных нам у человека, прослеживает ту же психологическую структуру и ее развитие, спускаясь вниз по лестнице психического развития. К последней теории примыкают работы Келера и Коффки. Все же, несмотря на важную поправку, перед нами теории, переносящие принцип объяснения, найденный при исследовании высших форм поведения, на изучение низших.

В отличие от этого Бюлер смотрит на свой опыт построения детской психологии как на попытку продолжить, идею Дарвина. Если Дарвину была известна только одна область развития, то Бюлер указывает две новые области, в которых, по его мнению, находит свое подтверждение и оправдание выдвинутый Дарвином принцип отбора. Правда, Бюлер пытается соединить точку зрения Дарвина и Ламарка, применяя слова Э.Геринга, который говорит, что из двух теорий – Ламарка и Дарвина, – приведенных с гениальной односторонностью, у него возникла одна общая картина истории развития всего живущего. С ним случилось то, что бывает со смотрящим в стереоскоп, когда смотрящий сначала получает два впечатления, скрещивающиеся и борющиеся между собой, пока вдруг они не соединятся в один ясный образ, установленный по третьему измерению.

Продолжая это сравнение, Бюлер говорит, что неодарвинизм без Ламарка слишком слеп и неподвижен, но и Ламарк без Дарвина не дорос до разнообразного богатства жизненных форм. Теория развития сделает действительный шаг вперед, когда в психологии детей очевиднее, чем до сих пор, выяснится, каким образом эти два исследователя связаны друг с другом.

Итак, мы видим, что самое понятие детского развития не является сколько-нибудь единым у различных исследователей. В учении Бюлера нам представляется чрезвычайно плодотворной его мысль о различных областях развития. По его словам, Дарвин знал в сущности только одну область, в то время как сам-Бюлер указывает на три отграниченные друг от друга области. По мнению Бюлера, развитие поведения проходит три основные ступени и процесс развития поведения состоит в том, что меняется место действия отбора. Дарвинское приспособление выполняется посредством устранения менее благоприятно организованных индивидов; тут речь идет о жизни и смерти. Приспособление посредством дрессировки совершается внутри индивида; оно сортирует старые и создает новые способы поведения. Место действия его есть область телесных деятельностей, и ценой их уже являются не жизни, а движения тела, производимые в избытке, расточаемые тем же способом, как это делает природа.

К. Бюлер указывает на дальнейшую возможность развития. Если движения тела еще слишком дорого обходятся или по какой-либо причине недостаточны, то место действия отбора должно быть перенесено в область представления и мыслей.

Нужно, говорит Бюлер, привести к одному знаменателю как высшие формы человеческого изобретения и открытия, так и примитивнейшие, с которыми мы познакомились у ребенка и у шимпанзе, и теоретически понять в них тождественное. Таким образом, понятие внутреннего пробования, или проб в мысли, которые являются эквивалентом пробы на самом объекте, позволяют Бюлеру распространить формулу дарвинского отбора на всю область психологии человека. Возникновение целесообразного в трёх различных сферах (инстинкт, дрессура, интеллект), в трех местах действия принципа отбора объясняется исходя из единого принципа. Эта идея, по мнению автора, является последовательным продолжением современной теории развития дарвинского направления.

Мы хотели бы остановиться несколько подробнее на теории трёхх ступеней в развитии поведения. Она действительно охватывает все главнейшие формы поведения, распределяя их по трем ступеням эволюционной лестницы. Первую ступень образует инстинкт, или врожденный, наследственный фонд способов поведения. Над ней возвышается вторая ступень, которую вместе с Бюлером можно назвать ступенью дрессуры или, иначе, ступенью навыков, или условных рефлексов, т. е. заученных, приобретенных в личном опыте условных реакций. И, наконец, еще выше надстраивается третья ступень, ступень интеллекта, или интеллектуальных реакций, выполняющих функцию приспособления к новым условиям и представляющих, по выражению Торндайка, организованную иерархию навыков, направленных на разрешение новых задач.

Спорной до сих пор остается в схеме третья ступень, наименее изученная и наиболее сложная. Многие авторы пытаются ограничить схему развития двумя только ступенями, считая, что интеллектуальные реакции не должны выделяться в особый класс, а могут рассматриваться как особо сложные формы навыков. Нам думается, что современное экспериментальное исследование дает все основания считать этот спор решенным в пользу признания третьей ступени. Интеллектуальная реакция, отличающаяся многими существенными чертами происхождения функционирования, даже в области поведения животных, как показали исследования Келера, не может быть поставлена в один ряд с механическим образованием навыков, возникающих путем проб и ошибок.

Правда, нельзя забывать того, что ступень интеллектуальных реакций самым тесным образом связана со второй ступенью в развитии поведения и опирается на нее. Но это явление общего порядка, которое одинаково приложимо и ко второй ступени в развитии поведения.

Мы считаем одной из самых плодотворных в теоретическом отношении мысль, которой на наших глазах овладевает генетическая психология, о том, что структура развития поведения в некотором отношении напоминает геологическую структуру земной коры. Исследования установили наличие генетически различных пластов в поведении человека. В этом смысле «геология» человеческого поведения, несомненно, является отражением «геологического» происхождения и развития мозга.

Если мы обратимся к истории развития мозга, мы увидим то, что Кречмер называет законом напластования в истории развития. При развитии высших центров низшие, более старые в истории развития центры не просто отходят в сторону, но работают далее в общем союзе как подчиненные инстанции под управлением высших, так что при неповрежденной нервной системе обычно их нельзя определить отдельно.

Вторая закономерность в развитии мозга состоит в том, что можно назвать переходом функций вверх. Подчиненные центры не удерживают своего первоначального в истории развитии типа функционирования полностью, но отдают существенную часть прежних функций вверх, новым, над ними строящимся центрам. Только при повреждении высших центров или их функциональном ослаблении подчиненная инстанция становится самостоятельной и показывает нам элементы древнего типа функционирования, которые остались у нее, полагает Кречмер.

Мы видим, таким образом, что низшие центры сохраняются как подчиненные инстанции при развитии высших и что развитие мозга идет по законам напластования и надстройки новых этажей над старыми. Старая ступень не отмирает, когда возникает новая, а снимается новой, диалектически отрицается ею, переходя в нее и существуя в ней. Так точно инстинкт не уничтожается, но снимается в условных рефлексах как функция древнего мозга в функциях нового. Так точно условный рефлекс снимается в интеллектуальном действии, одновременно существуя и не существуя в нем. Перед наукой стоят две совершенно равноправные задачи: уметь раскрыть низшее в высшем, а также уметь раскрыть вызревание высшего из низшего.

В последнее время Вернер высказывал мысль, что поведение современного взрослого культурного человека может быть понято только «геологически», так как и в поведении сохранились различные генетические пласты, отражающие все ступени, пройденные человеком в его психическом развитии. Психологическая структура, говорит он, характеризуется не одним, а многими генетическими наслаиваемыми друг на друга пластами. Поэтому даже отдельный индивид при генетическом рассмотрении обнаруживает в поведении определенные фазы генетически уже законченных процессов развития. Только психология элементов представляет себе поведение человека как единую замкнутую сферу. В отличие от этого новая психология устанавливает, что человек в поведении обнаруживает генетически различные ступени. В раскрытии генетической многослойности поведения Вернер видит главную задачу современного исследования.

Вся книга Блонского «Психологические очерки» построена на генетическом анализе поведения человека. Новая заключенная в ней мысль состоит в том, что ежедневное поведение человека может быть понято только в том случае, если раскрыть в нем наличие четырех основных генетических ступеней, которые прошло в свое время развитие поведения вообще. Блонский различает спящую жизнь как примитивное состояние жизни, примитивное бодрствование, жизнь неполного бодрствования и вполне бодрствующую жизнь. Эта единая генетическая схема охватывает как ежедневное поведение человека, так и многотысячелетнюю историю его развития, вернее сказать, она рассматривает ежедневное поведение человека с точки зрения его многотысячелетней истории и дает прекрасный образец того, как историческая точка зрения может быть приложена к общей психологии, к анализу поведения современного человека.

История развития знаков приводит нас, однако, к гораздо более общему закону, управляющему развитием поведения. П. Жанэ называет его фундаментальным законом психологии. Сущность закона состоит в том, что в процессе развития ребенок начинает применять по отношению к себе те самые формы поведения, которые первоначально другие применяли по отношению к нему. Ребенок сам усваивает социальные формы поведения и переносит их на самого себя. В применении к интересующей нас области мы могли бы сказать, что нигде правильность этого закона не проступает так, как при употреблении знака.

Знак всегда первоначально является средством социальной связи, средством воздействия на других и только потом оказывается средством воздействия на себя. В психологии выяснено много фактических связей и зависимостей, которые образуются л им путем. Укажем, например, на обстоятельство, которое в свое время было высказано Дж. Болдуином и в настоящее время развито в исследовании Пиаже. Исследование показало, что несомненно существует генетическая связь между спорами ребенка и его размышлениями. Сама логика ребенка подтверждает ее обоснование. Доказательства возникают первоначально в споре между детьми и только затем переносятся внутрь самого ребенка, связанные формой проявления его личности.

Только с нарастающей социализацией детской речи и всего детского опыта происходит развитие детской логики. Интересно отметить, что в развитии поведения ребенка меняется генетическая роль коллектива, высшие функции мышления сначала проявляются в коллективной жизни детей в виде спора и только затем приводят к развитию размышления в поведении самого ребенка.

Ж. Пиаже установил, что именно наступающий перелом при переходе из дошкольного к школьному возрасту приводит к изменению форм коллективной деятельности. На основе этого меняется и собственное мышление ребенка. Размышление, говорит Пиаже, можно рассматривать как внутренний спор. Стоит ещё напомнить речь, которая первоначально является средством общения с окружающими и лишь позже, в форме внутренней речи,— средством мышления, для того чтобы стала совершенно ясной применимость этого закона к истории культурного развития ребенка.

Но мы сказали бы очень мало о значении закона, управляющего поведением, если бы не сумели показать конкретных форм, в которых он проявляется в области культурного развития. Здесь мы можем связать действие этого закона с теми четырьмя стадиями в развитии поведения, которые наметили выше. Если принять во внимание упомянутый закон, станет совершенно ясно, почему все внутреннее в высших психических функциях было некогда внешним. Если правильно, что знак первоначально является средством общения и лишь затем становится средством поведения личности, то совершенно ясно: культурное развитие основано на употреблении, знаков и включение их в общую систему поведения протекало первоначально в социальной, внешней форме.

В общем мы могли бы сказать, что отношения между высшими психическими функциями были некогда реальными отношениями между людьми. Я отношусь к себе так, как люди относятся ко мне. Как словесное мышление представляет перенесение речи внутрь, как размышление есть перенесение спора внутрь, так точно и психически функция слова, по Жанэ, не может быть объяснена иначе, если мы не привлечем для объяснения более обширную систему, чем сам человек. Первоначальная психология функций слова – социальная функция, и, если мы хотим проследить, как функционирует слово в поведении личности, мы должны рассмотреть, как оно прежде функционировало в социальном поведении людей.

Мы не предрешаем сейчас вопроса о том, насколько верна по существу предложенная Жанэ теория речи. Мы хотим только сказать, что метод исследования, который он предлагает, совершенно бесспорный с точки зрения истории культурного развития ребенка. Слово, по Жанэ, первоначально было командой для других, потом прошло сложную историю, состоящую из подражаний, изменений функций и т. д., и лишь постепенно отделилось от действия. По Жанэ, слово всегда есть команда, потому-то оно и является основным средством овладения поведением. Поэтому, если мы хотим генетически выяснить, откуда возникает волевая функция слова, почему слово подчиняет себе моторную реакцию, откуда взялась власть слова над поведением, мы неизбежно придем как в онтогенезе, так и в филогенезе к реальной функции командования. Жанэ говорит, что за властью слова над психическими функциями стоит реальная власть начальника и подчиненного, отношение психических функций генетически должно быть отнесено к реальным отношениям между людьми. Регулирование посредством слова чужого поведения постепенно приводит к выработке вербализованного поведения самой личности.

Но ведь речь является центральной функцией социальной связи и культурного поведения личности. Поэтому история личности особенно поучительна и переход извне внутрь, от социальной к индивидуальной функции, проступает здесь с особенной ясностью. Недаром Уотсон видит существенное отличие внутренней речи от внешней в том, что первая служит для индивидуальных, а не для социальных форм приспособления.

Если мы обратимся к средствам социальной связи, мы узнаем, что и отношения между людьми бывают двоякого рода. Возможны неопосредованные и опосредованные отношения между людьми. Неопосредованные основаны на инстинктивных формах выразительного движения и действия. Когда Келер описывает обезьяну, желающую добиться того, чтобы другая обезьяна пошла с ней вместе, как она смотрит ей в глаза, подталкивает ее и начинает действие, к которому она хочет склонить свою подругу, перед нами классический пример непосредственной связи социального характера. В описаниях социального поведения шимпанзе приводятся многочисленные примеры, когда одно животное воздействует на другое или посредством действий, или посредством; инстинктивных автоматических выразительных движений. Контакт устанавливается через прикосновение, через крик, через взгляд. Вся история ранних форм социального контакта у ребенка полна примерами подобного рода, и здесь мы видим контакт, устанавливаемый посредством крика, хватания за рукав, взглядов.

На более высокой ступени развития выступают, однако, опосредованные отношения между людьми, существенным признаком таких отношений служит знак, с помощью которого устанавливается общение. Само собой разумеется, что высшая форма общения, опосредованная знаком, вырастает из естественных форм непосредственного общения, но все же последние существенно отличаются от неё.

Таким образом, подражание и разделение функций между людьми – основной механизм модификации и трансформации функции самой личности. Если мы рассмотрим первоначальные формы трудовой деятельности, то увидим, что там функция исполнения и функция управления разделены. Важный шаг в эволюции труда следующий: то, что делает надсмотрщик, и то, что делает раб, соединяется в одном человеке. Это, как мы увидим ниже, основной механизм произвольного внимания и труда.

Все культурное развитие ребенка проходит три основные ступени, которые, пользуясь расчленением Гегеля, можно описать и следующем виде.

Рассмотрим для примера историю развития указательного жеста, который, как мы увидим, играет чрезвычайно важную роль в развитии речи ребенка и является вообще в значительной степени древней основой всех высших форм поведения. Вначале указательный жест представляет собой просто неудавшееся хватательное движение, направленное на предмет и обозначающее предстоящее действие. Ребенок пытается схватить слишком дале ко отстоящий предмет, его руки, протянутые к предмету, остаются висеть в воздухе, пальцы делают указательные движения. Эта ситуация исходная для дальнейшего развития. Здесь впервые возникает указательное движение, которое мы вправе условно назвать указательным жестом в себе. Здесь есть движение ребенка, объективно указывающее на предмет, и только.

Когда мать приходит на помощь ребенку и осмысливает его движение как указание, ситуация существенно изменяется. Указательный жест становится жестом для других. В ответ на неудавшееся хватательное движение ребенка возникает реакция не со стороны предмета, а со стороны другого человека. Первоначальный смысл в неудавшееся хватательное движение вносят, таким образом, другие. И только впоследствии, на основе того, что неудавшееся хватательное движение уже связывается ребенком со всей объективной ситуацией, он сам начинает относиться к этому движению как к указанию.

Здесь изменяется функция самого движения: из движения, направленного на предмет, оно становится движением, направленным на другого человека, средством связи; хватание превращается в указание. Благодаря этому само движение редуцируется, сокращается и вырабатывается та форма указательного жеста, про которую мы вправе сказать, что это уже жест для себя. Однако жестом для себя движение становится не иначе, как будучи сначала указанием в себе, т. е. обладая объективно всеми необходимыми функциями для указания и жеста для других, т. е. будучи осмыслено и понято окружающими людьми как указание.

Ребенок приходит, таким образом, к осознанию своего жеста последним. Его значение и функции создаются вначале объективной ситуацией и затем окружающими ребенка людьми. Указательный жест раньше начинает указывать движением то. что понимается другими, и лишь позднее становится для самого ребенка указанием.

Таким образом, можно сказать, что через других мы становимся самими собой, и это правило относится не только к личности в целом, но и к истории каждой отдельной функции. В этом и состоит сущность процесса культурного развития, выраженная в чисто логической форме. Личность становится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она предъявляет для других. Это и есть процесс становления личности. Здесь впервые в психологии ставится во всей важности проблема соотношений внешних и внутренних психических функций. Здесь, как уже сказано, становится ясным, почему с необходимостью все внутреннее в высших формах было внешним, т. е. было для других тем, чем ныне является для себя. Всякая высшая психическая функция необходимо проходит через внешнюю стадию развития, потому что функция является первоначально социальной. Это – центр всей проблемы внутреннего и внешнего поведения. Многие авторы давно уже указывали на проблему интериоризации, перенесения поведения внутрь. Кречмер видит в этом закон нервной деятёльности. Бюлер всю эволюцию поведения сводит к тому, что область, отбора полезных действий переносится извне внутрь.

Но мы имеем в виду другое, когда говорим о внешней стадии в истории культурного развития ребенка. Для нас сказать о процессе «внешний» – значит сказать «социальный». Всякая высшая психическая функция была внешней потому, что она была социальной раньше, чем стала внутренней, собственно психической, функцией, она была прежде социальным отношением двух людей. Средство воздействия на себя первоначально есть средство воздействия на других или средство воздействия других на личность.

У ребенка шаг за шагом можно проследить смену трех основных форм развития в функциях речи. Раньше всего слово должно обладать смыслом, т. е. отношением к вещи, должна быть объективная связь между словом и тем, что оно означает. Если ее нет, дальнейшее развитие слова невозможно. Далее объективная связь между словом и вещью должна быть функционально использована взрослым как средство общения с ребенком. Затем только слово становится осмысленным и для самого ребенка. Значение слова, таким образом, прежде объективно существует для других и только впоследствии начинает существовать для самого ребенка. Все основные формы речевого общения взрослого с ребенком позже становятся психическими функциями.

Мы можем сформулировать общий генетический закон культурного развития в следующем виде: всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва – социальном, потом – психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая. Это относится одинаково к произвольному вниманию, к логической памяти, к образованию понятий, к развитию воли. Мы вправе рассматривать высказанное положение как закон, но, разумеется, переход извне внутрь трансформирует сам процесс, изменяет его структуру и функции. За всеми высшими функциями, их отношениями генетически стоят социальные отношения, реальные отношения людей. Отсюда одним из основных принципов нашей воли является принцип разделения функций между людьми, разделение надвое того, что сейчас слито в одном, экспериментальное развертывание высшего психического процесса в ту драму, которая происходит между людьми.

Мы поэтому могли бы обозначить основной результат, к которому приводит нас история культурного развития ребенка, социогенез высших форм поведения.

Слово «социальное» в применении к нашему предмету имеет большое значение. Прежде всего, в самом широком смысле оно обозначает, что все культурное является социальным. Культура и есть продукт социальной жизни и общественной деятельности человека, и потому самая постановка проблемы культурного развития поведения уже вводит нас непосредственно в социальный план развития. Далее, можно было бы указать на то, что знак, находящийся вне организма, как и орудие, отделен от личности и служит по существу общественным органом или социальным средством.

Еще, далее, мы могли бы сказать, что все высшие функции сложились не в биологии, не в истории чистого филогенеза, а сам механизм, лежащий в основе высших психических функций, есть слепок с социального. Все высшие психические функции суть интериоризованные отношения социального порядка, основа социальной структуры личности. Их состав, генетическая структура, способ действия – одним словом, вся их природа социальна; даже превращаясь в психические процессы, она остается квазисоциальной. Человек и наедине с собой сохраняет функции общения.

Изменяя известное положение Маркса, мы могли бы сказать, что психическая природа человека представляет совокупность общественных отношений, перенесенных внутрь и ставших функциями личности и формами ее структуры. Мы не хотим сказать, что именно таково значение положения Маркса, но мы видим в этом положении наиболее полное выражение всего того, к чему приводит нас история культурного развития.

В связи с высказанными здесь мыслями, которые в суммарной форме передают основную закономерность, наблюдаемую нами в истории культурного развития и непосредственно связанную с проблемой детского коллектива, мы видели: высшие психические функции, например функция слова, раньше были разделены и распределены между людьми, потом стали функциями самой личности. В поведении, понимаемом как индивидуальное, невозможно было бы ожидать ничего подобного. Прежде из индивидуального поведения психологи пытались вывести социальное. Исследовали индивидуальные реакции, найденные в лаборатории и затем в коллективе, изучали, как меняется реакция личности в обстановке коллектива.

Такая постановка проблемы, конечно, совершенно законна, но она охватывает генетически вторичный слой в развитии поведения. Первая задача анализа – показать, как из форм коллективной жизни возникает индивидуальная реакция. В отличие от Пиаже мы полагаем, что развитие идет не к социализации, а к превращению общественных отношений в психические функции. Поэтому вся психология коллектива в детском развитии представляется в совершенно новом свете. Обычно спрашивают, как тот или иной ребенок ведет себя в коллективе. Мы спрашиваем, как коллектив создает у того или иного ребенка высшие психические функции.

Раньше предполагали, что функция есть у индивида в готовом, полуготовом или зачаточном виде, в коллективе она развертывается, усложняется, повышается, обогащается или, наоборот, тормозится, подавляется и т. д. Ныне мы имеем основания полагать, что в отношении высших психических функций дело должно быть представлено диаметрально противоположно. Функции сперва складываются в коллективе в виде отношений детей, затем становятся психическими функциями личности. В частности, прежде считали, что каждый ребенок способен размышлять, приводить доводы, доказывать, искать основания для какого-нибудь положения. Из столкновений подобных размышлений рождается спор. Но дело фактически обстоит иначе. Исследования показывают, что из спора рождается размышление. К тому же самому приводит нас изучение и всех остальных психических функций.

При обсуждении постановки нашей проблемы и разработке метода исследования мы имели уже случай выяснить огромное значение сравнительного способа изучения нормального и ненормального ребёнка для всей истории культурного развития. Мы видели, что это основной прием исследования, которым располагает современная генетическая психология и который позволяет сопоставить конвергенцию естественной и культурной линий в развитии нормального ребенка с дивергенцией тех же двух линий в развитии ненормального ребенка. Остановимся несколько подробнее на том значении, какое имеют найденные нами основные положения относительно анализа, структуры и генезиса культурных форм поведения для психологии ненормального ребенка.

Начнем с основного положения, которое нам удалось установить при анализе высшйх психических функций и которое состоит в признании естественной основы культурных форм поведения. Культура ничего не создает, она только видоизменяет природные данные сообразно с целями человека. Поэтому совершенно естественно, что история культурного развития ненормального ребенка будет пронизана влияниями основного дефекта или недостатка ребенка. Его природные запасы – эти возможные элементарные процессы, из которых должны строиться высшие культурные приемы поведения, – незначительны и бедны, а потому и самая возможность возникновения и достаточно полного развития высших форм поведения оказывается для такого ребенка часто закрытой именно из-за бедности материала, лежащего в основе других культурных форм поведения.

Указанная особенность заметна на детях с общей задержкой в развитии, т. е. на умственно отсталых детях. Как мы вспоминаем, в основе культурных форм поведения лежит известный обходной путь, который складывается, из простейших, элементарных связей. Этот чисто ассоциативный подстрой высших форм поведения, фундамент, на котором они возникают, фон, из которого они питаются, у умственно отсталого ребенка с самого начала ослаблен.

Второе положение, найденное нами в анализе, вносит существенное дополнение к. сказанному сейчас, а именно: в процессе культурного развития у ребенка происходит замещение одних функций другими, прокладывание обходных путей, и это открывает перед нами совершенно новые возможности в развитии ненормального ребенка. Если такой ребенок не может достигнуть чего-нибудь прямым путем, то развитие обходных путей становится основой его компенсации. Ребенок начинает на окольных путях добиваться того, чего он не мог достигнуть прямо. Замещение функций – действительно основа всего культурного развития ненормального ребенка, и лечебная педагогика полна примеров таких обходных путей и такого компенсирующего значения культурного развития.

Третье положение, которое мы нашли выше, гласит: основу структуры культурных форм поведения составляет опосредованная деятельность, использование внешних знаков в качестве средства дальнейшего развития поведения. Таким образом, выделение функций, употребление знака имеют особо важное значение во всем культурном развитии. Наблюдения над ненормальным ребенком показывают: там, где эти функции сохраняются в неповрежденном виде, мы действительно имеем более или менее благополучное компенсаторное развитие ребенка, там, где они оказываются задержанными или пораженными, и культурное развитие ребенка страдает. В. Элиасберг на основе своих опытов выдвинул общее положение: употребление вспомогательных средств может служить надежным критерием дифференциации диагноза, позволяющим отличить любые формы ослабления, недоразвития, нарушения и задержки интеллектуальной деятельности от безумия. Таким образом, умение употреблять знаки в качестве вспомогательного средства поведения исчезает, по-видимому, только вместе с наступлением безумия.

Наконец, четвертое и последнее из найденных нами положений раскрывает новую перспективу в истории культурного развития ненормального ребенка. Мы имеем в виду то, что мы назвали выше овладением собственным поведением. В применении к ненормальному ребенку мы можем сказать, что надо различать степени развития той или иной функции и степени развития овладения этой функцией. Всем известно, какую огромную диспропорцию образует развитие высших и низших функций у умственно отсталого ребенка. Для дебильности характерно не столько общее равномерное снижение всех функций, сколько недоразвитие именно высших функций при относительно благопополучном развитии элементарных. Поэтому мы должны исследовать не только то, какой памятью обладает умственно отсталый ребенок, но и то, как, насколько он умеет использовать свою память. Недоразвитие умственно отсталого ребенка и заключается в первую очередь в недоразвитии высших форм поведения, в неумении овладеть собственными процессами доведения, в неумении их, использовать.

Мы возвращаемся в известной степени с другого конца к той идее, которую выдвигал Э. Сеген, которому сущность идиотизма представлялась как недоразвитие воли. Если понимать волю в смысле овладения собой, мы были бы склонны присоединиться к его мнению и утверждать, что именно в дефекте овладения собственным поведением лежит главный источник всего недоразвития ребенка; это лишь внешние изменения, проистекающие из среды, а отнюдь не процесс внутреннего развития.

<…> Однако более глубокое изучение того, как накопляется культурный опыт ребенка, показало: ряд важнейших признаков необходимых для того чтобы можно было к известным изменениям приложить понятие развития, имеется налицо в этом случае.

Первый признак заключается в том, что всякая языковая форма культурного опыта является не просто извне, независимо от состояния организма в данный момент развития, но организм, усваивая внешние влияния, усваивая целый ряд форм поведения, ассимилирует их в зависимости от того, на какой ступени психического развития он стоит. Происходит нечто напоминающее то, что при росте тела называется питанием, т. е. усвоение известных внешних вещей, внешнего материала, который, однако, перерабатывается и ассимилируется в собственном организме.

Представим себе, что ребенок, не знавший культурных форм арифметики, попадает в школу и начинает там учить четыре действия. Спрашивается, можно ли доказать, что усвоение четырех действий протекает как процесс развития, т. е. что оно определяется тем наличием знаний по арифметике, с которыми ребенок поступил в школу? Оказывается, дело обстоит именно так, и это дает основу для преподавания арифметики детям определенного возраста и на отдельных ступенях обучения. Этим объясняется то, что в 7—8 лет для ребенка становится впервые возможным усвоение такой операции, потому что у него произошло развитие знаний по, арифметике. Рассматривая детей I—III классов, мы находим, что в течение 2—3 лет ребенок в основном обнаруживает ещё следы дошкольной, натуральной арифметики, с которой пришел в школу.

Равным образом, когда ребенок усваивает, казалось бы, чисто внешним путем в школе различные операции, усвоение всякой новой операции является результатом процесса развития. Мы попытаемся показать это в конце главы, когда будем анализировать понятия усвоения, изобретения, подражания, т. е. все способы, при помощи которых усваиваются новые формы поведения. Мы постараемся показать: даже там, где как будто бы форма поведения усваивается путем чистого подражания, не исключена возможность того, что она возникла в результате развития, а не только путем подражания.

Для того чтобы убедиться в этом, достаточно в эксперименте показать, что всякая новая форма поведения, даже усваиваемая извне, обладает различными особенностями. Естественно, она надстраивается над предыдущей, что становится возможным не -иначе, как на основе предыдущей. Если бы кому-нибудь удалось экспериментально показать возможность овладения какой-нибудь культурной операцией сразу в ее наиболее развитой стадии, то тогда было бы доказано, что здесь речь идет не о развитии, а о внешнем усвоении, т. е. о каком-то изменении в силу чисто внешних влияний. Однако эксперимент учит нас, наоборот, тому, что каждое внешнее действие есть результат внутренней генетической закономерности. На основании экспериментов мы можем сказать, что никогда культурный ребенок—даже вундеркинд—не может овладеть сразу последней стадией в развитии операции раньше, чем пройдет первую и вторую. Иначе говоря, самое внедрение новой культурной операции распадается на ряд звеньев, на ряд стадий, внутренне связанных друг с другом и переходящих одна в другую.

Раз эксперимент это нам показывает, то мы имеем все основания приложить к процессу накопления внутреннего опыта понятие развития, и в этом заключается второй признак, о котором мы вначале говорили.

Но само собой понятно, что рассматриваемое развитие будет совершенно другого типа, чем развитие, которое изучается при возникновении элементарных функций ребенка. Это – существеннейшее отличие, которое нам очень важно отметить, потому что в данном случае оно является также одним из основных признаков.

Мы знаем, что в основных формах приспособления человека, борьбы человека с природой зоологический тип развития существенно отличается от исторического. В первом происходят анатомические изменения организма и биологическое развитие протекает на основе органических изменений структуры, в то время как в человеческой истории интенсивное развитие форм приспособления человека к природе происходит без таких существенных органических изменений.

Наконец, нельзя не указать на то, что связь между естественным развитием, поведением ребенка, основанным на вызревании его органического аппарата, и теми типами развития, о которых мы говорим, есть связь не эволюционного, а революционного характера: развитие происходит не путем постепенного, медленного изменения и накопления мелких особенностей, которые в сумме дают, наконец, какое-то существенное изменение. Здесь в самом начале мы наблюдаем развитие революционного типа, иначе говоря, резкие и принципиальные изменения самого типа развития, самих движущих сил процесса, а хорошо известно, что наличие революционных изменений наряду с эволюционными не является таким признаком, который исключал бы возможность приложить понятие развития к этому процессу.

Теперь перейдем непосредственно к рассмотрению таких моментов изменения типа развития.

Нам хорошо известно, что в современной детской психологии более или менее общеприняты две теории генезиса: одна различает в развитии поведения два основных этажа, другая – три. Первая склонна указывать, что все поведение в развитии проходит через две основные стадии: стадию инстинкта, или стадию, которую принято называть безусловным рефлексом – наследственной или врожденной функцией поведения, и стадию приобретенных на личном опыте реакций, или условных рефлексов, — стадию дрессировки в применении к животным.

Другая теория склонна стадию приобретенных в личном опыте реакций разделять еще дальше и различать стадию условных рефлексов, или навыков, и стадию интеллектуальных реакций.

Чем третья стадия отличается от второй?

Очень кратко можно сказать, что существенным отличием является, с одной стороны, способ возникновения реакции, и с другой – характер функции, т. е. биологического назначения реакции в отличие от навыка, возникающего в результате проб и ошибок или в результате стимулов, действующих в одном направлении. При интеллектуальных реакциях ответ возникает как выражение известного образа, получаемого, очевидно, в результате какого-то короткого замыкания, т. е. сложного внутреннего процесса, образующегося на основе возбуждения ряда сотрудничающих центров и прокладывающего новый путь. Следовательно, речь идет о какой-то реакции взрывного типа, чрезвычайно сложной по характеру возникновения, механизмы которой пока неизвестны, поскольку наше знание мозговых процессов находится еще на начальной ступени развития.

Если функция инстинктивной реакции отличается от функции навыков, то и последняя отличается от интеллектуальной функции. Ведь если биологическая функция навыка есть приспособление к индивидуальным условиям существования, которые более или менее ясные и простые, то функция интеллектуального поведения является приспособлением к изменяющимся условиям среды и к изменяющейся обстановке при новых условиях. Именно на этой почве у психологов и происходит спор: авторы, которые отказываются рассматривать интеллект как особый этаж в природе, говорят, что это только особый подкласс внутри того же самого класса приобретения навыка. Мне кажется, что дело научной осторожности говорить здесь действительно только о двух классах развития поведения ребенка—о наследственном и о приобретенном опыте, а внутри второго – приобретенного опыта – придется по мере усложнения наших знаний устанавливать не только две стадии, но, может быть, и больше.

Следовательно, правильно было бы, нам кажется, при современном состоянии знаний принять точку зрения американского психолога Торндайка, который различает два этажа: наследственный и индивидуальный, или внутренний и приобретённый, и в поведении различает две стадии, или две группы, реакций: с одной стороны, навыки, наследуемые для приспособления к более или менее длительным условиям индивидуального существования, а с другой – целую иерархию навыков, направленных на решение новых задач, возникающих перед организмом, иначе говоря, того ряда реакций, о которых мы говорили.

Для того чтобы понять связь между этапами развития, которые интересуют нас в детской психологии, нужно в двух словах отдать себе отчет в том, какое отношение существует между ними. Отношения носят диалектический характер.

Каждая следующая стадия в развитии поведения, с одной стороны, отрицает предыдущую стадию, отрицает в том смысле, что свойства, присущие первой стадии поведения, снимаются, уничтожаются, а иногда превращаются в противоположную – высшую – стадию. Например, проследим, что происходит с безусловным рефлексом, когда он превращается в условный. Мы видим, что ряд свойств, связанных с его наследственным характером (стереотипность и т. п.), отрицается в условном рефлексе, потому что условный рефлекс есть образование временное, гибкое, чрезвычайно поддающееся влиянию посторонних стимулов и, кроме того, присущее только данному индивиду не по природе и не по наследству, а приобретаемое благодаря условиям опыта. Таким образом, всякая следующая стадия указывает на изменение или отрицание свойств предыдущей стадии.

С другой стороны, предыдущая стадия существует внутри следующей, что показывает, скажем, стадия условного рефлекса. Его свойства те же, что и в безусловном рефлексе; это тот же инстинкт, но только проявляющийся и существующий в другой форме и другом выражении.

Современная динамическая психология стремится изучить энергетическую основу различных форм поведения. Например, в ряде изменений форм инстинкта психологи видят действие развивающейся детской речи и ее влияние на поведение, что, конечно, для нас представляет огромный интерес в отношении проблемы воли. К нему мы еще вернемся. Основной же вопрос, который ставится психологами, для нас ясен и понятен. Например, современный человек идет обедать в ресторан, тогда как при том же природном инстинкте животное отправляется добывать пищу, необходимую для существования. Поведение животного основано всецело на инстинктивной реакции, в то время как у человека, испытывающего тот же голод, способ поведения основан на совершенно других, условных, реакциях. В первом случае мы имеем природный рефлекс, где одна реакция следует за другой, в другом случае – ряд условных изменений. Однако если мы вглядимся в культурное поведение человека, то увидим, что конечным двигателем этого поведения, энергетической основой, стимулом является тот же инстинкт или та же материальная потребность организма, которая двигает и животным, где инстинкт не всегда нуждается в условных рефлексах. У человека инстинкт существует в скрытом виде и поведение обязательно связано с измененным рядом свойств этого инстинкта. Такое же точно диалектическое отношение с отрицанием предыдущей стадии при сохранении ее в скрытом виде мы имеем в отношении условного рефлекса и интеллектуальной реакции; В известном примере Торндайка с арифметическими задачами существенно то, что ребенок, решающий задачу, не применяет никаких других реакций, кроме тех, которые он усвоил в навыке или в комбинации навыков, направленных на решение новой для него задачи. Таким образом, и здесь интеллектуальная реакция отрицает навыки, которые являются как бы скрытой реакцией, направленной на решение задач, стоящих перед организмом, и ряд свойств навыков уничтожается. Однако вместе с тем интеллектуальная реакция, как оказывается, в существенном сводится не к чему другому, как к системе навыков, а эта самая система, или организация, навыков является собственным делом интеллекта.

Если мы примем во внимание такую последовательность стадий в естественном развитии поведения, то мы должны будем сказать нечто подобное и в отношении четвертой стадии в развитии поведения, которая нас здесь занимает. Мы, может быть, должны будем признать, что те высшие процессы поведения, о которых мы собираемся говорить, также относятся к естественному поведению, при котором каждая стадия внутри этого естественного поведения имеет известные отношения к предыдущей стадии: она до известной степени отрицает стадию примитивного поведения и вместе с тем содержит натуральное поведение в скрытом виде.

Возьмем в качестве примера такую операцию, как запоминание при помощи знаков. Мы увидим, что, с одной стороны, здесь запоминание протекает так, как не протекает обычное запоминание при установлении навыков; запоминание при интеллектуальной реакции обладает некоторыми свойствами, которых в первом случае нет. Но если мы разложим на составные части процесс запоминания, опирающегося на знаки, то легко сумеем открыть, что в конечном счете этот процесс содержит в себе те же самые реакции, которые характерны и для естественного запоминания, но только в новом сочетаний. Новое сочетание и составляет основной предмет наших исследований детской психологии.

В чем же заключаются основные изменения? В том, что на высшей стадии развития человек приходит к овладению собственным поведением, подчиняет своей власти собственные реакции. Подобно тому как он подчиняет себе действия внешних сил природы, он подчиняет себе и собственные процессы поведения на основе естественных законов этого поведения. Так как основой естественных законов поведения являются законы стимулов — реакций, то поэтому реакцией невозможно овладеть, пока не овладеешь стимулом. Следовательно, ребенок овладевает своим поведением, но ключ к этому лежит в овладении системой стимулов. Ребенок овладевает арифметической операцией, овладев системой арифметических стимулов.

Так же точно ребенок овладевает всеми другими формами поведения, овладев стимулами, а система стимулов является социальной силой, даваемой ребенку извне.

Для того чтобы сказанное стало вполне ясным, проследим те стадии, которые проходит развитие операции по овладению своим поведением у ребенка. Приведем экспериментальный пример, которым мы уже пользовались, говоря о реакции выбора. Здесь уместно рассказать в нескольких словах, как изменяется эта реакция в процессе запоминания и почему этими изменениями мы определяем свойства развития.

В чем заключается развитие реакции выбора у ребенка? Для исследования берут, скажем, пять – восемь раздражителей, и ребенку предлагают на каждый из раздражителей отвечать отдельной реакцией, например на синий цвет реагировать одним пальцем, на красный – другим, на желтый – третьим. Мы знаем, что реакция выбора устанавливается у ребенка, согласно данным старой экспериментальной психологии, на шестом году жизни. Установлено также, что у взрослого человека сложная реакция выбора образуется значительно труднее, и для того чтобы при большом числе стимулов выбрать реакции, соответствующие каждому стимулу, нужны специальные усилия.

Например, если мы просим испытуемого реагировать на красный цвет левой рукой и на синий – правой, то выбор устанавливается скоро и реакция будет протекать легче, чем если мы дадим выбор из трех-четырех или пяти-шести цветов. Анализ старых экспериментов, как мы уже указывали, привел психологов к заключению, что при реакции выбора мы собственно не выбираем, здесь происходит процесс другого характера, который только по внешнему типу можно принять за выбор. На самом деле происходит другое. Ряд исследований дает основание предположить, что в основе реакции выбора лежит очень сложная форма поведения, что мы должны различать стимулы, появляющиеся в беспорядке, от стимулов организованных, что в этих реакциях происходит замыкание условных связей, или, говоря языком старой психологии, происходит закрепление инструкции. Однако если для запоминания инструкции мы применим мнемотехнический способ, который вообще характерен для памяти, то мы можем облегчить установление правильной реакции выбора.

Мы поступаем следующим образом: мы даем ребенку 6, а затем и 7—8 лет ряд стимулов, скажем ряд картинок, и просим на каждую картинку реагировать отдельными движениями—либо нажимать на соответствующий ключ, либо делать движение пальцем. Мы даем испытуемому возможность воспользоваться внешними средствами для решения этой внутренней операции и стараемся проследить, как ведет себя ребенок в таких случаях.

Интересно, что ребенок всегда берется за предлагаемую задачу, не отказывается от нее. Он настолько мало знает свои психические силы, что задача не кажется ему невозможной, в отличие от взрослого, который, как показал опыт, всегда отказывается и говорит: «Нет, я не запомню и не смогу сделать». И действительно, если взрослому дают такую инструкцию, он несколько раз переспрашивает, возвращается к прежнему цвету, уточняет, на какой цвет каким пальцем нужно реагировать. Ребенок же берется за задачу, выслушает инструкцию и сразу пытается исполнить ее.

Начинается опыт. Чаще всего дети сразу попадают в затруднение, на 90% ошибаются. Но и дети более старшего возраста, усвоив одну или две реакции, в отношении остальных стимулов наивно спрашивают, на какой цвет каким пальцем нужно нажать. Эту раннюю стадию у ребенка мы принимаем за исходную стадию, она изучена и описана, и мы вправе назвать ее натуральной, или примитивной, стадией развития реакций.

Почему она примитивная, натуральная, – для нас ясно. Она обща всем детям, в громадном большинстве дети ведут себя при несложных реакциях именно так; она примитивна, потому что поведение ребенка в данном случае определяется его возможностями непосредственного запечатления, естественным состоянием его мозгового аппарата. И действительно, если ребенок берется при десяти раздражителях усвоить сложную реакцию выбора, это объясняется тем, что он еще не знает своих возможностей и оперирует со сложным, как с простым. Иначе говоря, он пытается реагировать на сложную структуру примитивными средствами.

Дальше опыт ставится следующим образом. Видя, что ребенок не справляется с задачей примитивными средствами, мы пробуем ввести в опыт определенную модификацию, вводим второй ряд стимулов. Это основной метод, которым обычно пользуются при исследовании культурного поведения ребенка.

Кроме стимулов, которые должны вызывать ту или иную реакцию выбора, мы даем ребенку ряд дополнительных стимулов, например картинки, наклеенные на отдельные клавиши, и предлагаем испытуемому связать данную картинку с данным ключом. Например, при предъявлении картинки, на которой нарисована лошадь, необходимо нажать ключ, на котором нарисованы сани. Ребенок, получая инструкцию, уже видит, что на картинку «лошадь» нужно нажать ключ с «санями», на «хлеб» нужно нажать ключ с нарисованным ножом. Тут реакция протекает хорошо, она вышла уже из примитивной стадии, потому что ребенок реагирует не только в зависимости от примитивных условий; у него сразу возникает правило для решения задачи, он производит выбор с помощью обобщенной реакции. При выборе из десяти раздражителей соответственно изменяются и свойства реакции. При этом закон возрастания длительности заучивания в зависимости от числа стимулов здесь уже не имеет силы; все равно, дадите ли вы четыре или восемь, пять или десять стимулов, – качество реагирования на стимулы не изменяется.

Но было бы ошибкой думать, будто ребенок сразу же полностью овладел данной формой поведения. Стоит только взять те же картинки и переставить их, как окажется, что такой связи не было. Если вместо ключа с «санями» над картинкой «лошадь» поставить ключ с «ножом» и если велеть на картинку «лошадь» нажать ключ с «ножом», то ребенок сначала не заметит, что вспомогательные картинки переставлены. Если мы спросим, сумеет ли он запомнить, ребенок, не сомневаясь, ответит утвердительно.

Он выслушает инструкцию, но, когда мы действительно изменим положение картинок, ребенок правильной реакции выбора не даст. Описанная стадия протекает у детей по-разному, но основное в поведении всех детей заключается в том, что они будут обращаться к картинкам, еще не понимая, каким способом действует картинка, хотя и запоминают, что каким-то образом «лошадь» помогла найти «сани». Ребенок рассматривает внутреннюю сложную связь чисто внешне, ассоциативно, он чувствует, что факт налицо, что картинка должна помочь ему сделать выбор, хотя и не может объяснить внутреннюю связь, лежащую в основе этого.

Простым примером такой стадии в развитии операций ребенка является опыт, проведенный с одной маленькой девочкой. Мать дает ребенку поручение, аналогичное поручению по тесту Бине,— пойти в соседнюю комнату и выполнить три маленькие операции. Давая поручение, мать то повторяет его несколько раз, то говорит один раз. Девочка замечает, что в тех случаях, когда мать повторяет несколько раз, поручение удается, ребенок это запоминает и, наконец, начинает понимать, что матери нужно несколько раз повторить приказ. Когда мать дает новае поручение, девочка говорит: «Повтори еще раз», – а сама, не слушая, убегает. Девочка заметила связь между повторением и успехом в выполнении задачи, но не понимает, что не само по себе повторение помогает ей, что повторение нужно выслушать, ясно усвоить и только тогда легче будет выполнить поручение.

Следовательно, для такого рода операций характерна внешняя связь между стимулом и средством, но не психологическая внутренняя связь между ними. Интересно, что близкие явления, наблюдаемые у примитивного человека, часто называются магическим мышлением. Оно возникает на основе недостаточных знаний собственных законов природы и на основе того, что примитивный человек связь между мыслями принимает за связь между вещами.

Один из типичных образцов магии следующий. Для того чтобы навредить человеку, примитивные люди колдуют, стараются достать его волосы или портрет и сжигают, предполагая, что тем самым будет наказан и человек. Тут механическая связь мыслей вмещает связь предметов. Как примитивные люди вызывают дождь? Они пытаются сделать это путем магической церемонии, сначала начинают дуть через пальцы, изображая ветер, а затем устраивают так, чтобы на песок попала вода, и если песок намок, значит, такой церемонией можно вызвать дождь. Связь мысленная превращается в связь вещественную.

У ребенка в той, стадии, о которой мы говорим, происходит противоположное явление – связь между вещами принимается за связь между мыслями, связь между двумя картинками принимается за связь психологическую. Иначе говоря, происходит не пользование данным законом, а его внешнее, ассоциативное использование. Эту стадию можно назвать стадией наивной психологии. Название «наивная психология» дано по аналогии с введенным О. Липманном и X. Богеном, а с ними и Юром названием «наивная физика». Оно означает, что если у некоторых животных есть наивный опыт практического употребления орудий, то у человека есть аналогичный наивный опыт относительно своих психических операций. В обоих случаях опыт наивный, потому что он приобретен непосредственным, наивным путем. Но так как наивный опыт имеет границы, то наивная физика обезьяны приводит к ряду интересных явлений. Обезьяна имеет слишком мало сведений о физических свойствах своего тела, эту наивную физику она строит на своем оптическом опыте, и получается нечто вроде известного факта, описанного Келером: если обезьяна научилась доставать плод при помощи палки и если у нее под рукой нет палки, обезьяна прибегает к соломинке и пытается подкатить плод соломинкой. Почему возможна такая ошибка? Потому, что оптически соломинка имеет сходство с палкой, а физических свойств палки обезьяна не знает. Точно так же она оперирует с башмаком, с полями соломенной шляпы, с полотенцем и с любым предметом.

Еще интереснее недостатки наивной физики проявляются у обезьяны, когда она хочет достать высоко положенный плод: она стремится поставить ящик под углом или ребром к стене и пряходит в ярость, когда ящик падает. Другая обезьяна приставляет ящик к стене на высоте своего роста и прижимает его в надежде, что в таком положении ящик будет держаться. Операции обезьян объясняются очень просто из естественной жизни в лесу, где животные приобретают наивный физический опыт. Обезьяна имеет возможность держаться на сучьях, которые идут от ствола дерева именно в таком же направлении, в каком она хочет прилепить ящик к стене. Ошибочные операции вызываются у обезьян недостаточным знанием физических свойств собственного тела и других тел.

Данный эксперимент, перенесенный на детей, показывает: употребление орудий у ребенка раннего возраста также объясняется его наивной физикой, т. е. тем, насколько ребенок, приобретший кое-какой опыт, способен использовать некоторые свойства вещей, с которыми ему приходится иметь дело, выработать к ним известное отношение. Аналогично этому в результате практического употребления знаков появляется опыт их использования, который остается еще наивным психологическим опытом.

Для того чтобы понять, что лучше запомнить можно после повторения, нужно уже иметь известный опыт в запоминании. В опытах наблюдается, как это запоминание протекает, понятно, что детское запоминание при повторении крепнет. Ребенок, который не понимает связи между повторением и запоминанием, не имеет достаточного психологического опыта в отношении реальных условий протекания собственной реакции и использует этот опыт наивно.

Приобретается ли наивный психологический опыт? Несомненно, приобретается, как приобретается и наивный физический опыт благодаря тому, что ребенок оперирует с предметами, производит движения, овладевает теми или иными свойствами предметов, изучается подходить к ним. Так же точно ребенок в процессе приспособления запоминает и исполняет различные поручения, т.е. производит ряд психических операций. Производя их, ребенок накапливает, приобретает известный наивный психологический опыт, он начинает понимать, как надо запоминать, в чем заключается запоминание, и когда он это поймет, то начинает правильно употреблять тот или иной знак.

Таким образом, ребенок в стадии магического употребления знаков использует их по чисто внешнему сходству. Однако эта стадия длится у ребенка недолго. Ребенок убеждается, что при помощи известного расположения картинок он запоминает реакцию выбора, а при помощи другого расположения не запоминает. Так ребенок приходит к открытию своеобразного характера своего запоминания и скоро начинает говорить: «Нет, ты поставь эту картинку здесь». Когда говорят, что на картинку «лошадь» нужно нажать ключ «хлеб», он говорит: «Нет, я возьму тот ключ, где нарисованы сани». Так смутно, но постепенно ребенок все же начинает накапливать опыт в отношении собственного запоминании.

Наивно усвоив, в чем заключается операция запоминания, ребенок переходит к следующей стадии. Если мы дадим ему картинки в беспорядке, он уже сам расставляет их в нужном порядке и сам устанавливает известную связь, он уже не внешне оперирует знаками, а знает, что наличие таких-то знаков поможет произвести определенную операцию, т. е. запомнить, пользуясь данными знаками.

Очень скоро ребенок, пользуясь уже готовой связью, установив на прошлом опыте такую связь (лошадь — сани или хлеб— нож), сам переходит к созданию связи. Теперь ребенок уже не затрудняется создать и запомнить подобную связь. Иначе говоря, следующая стадия характеризуется тем, что ребенок, пользуясь связью, которую мы ему даем, переходит к созданию новой связи. Эту стадию можно назвать стадией употребления внешних знаков. Она характеризуется тем, что при пользовании знаками во внутренней операции у ребенка начинают самостоятельно формироваться новые связи, И это самое важное, что мы хотели изложить. Ребенок организует стимулы для того, чтобы выполнить, свою реакцию.

В этой стадии мы ясно видим проявление основных генетических законов, по которым организуется поведение ребенка. Оно составляется из реакции, которую ребенок хочет направить по известному пути. При этом он организует те стимулы, которые находятся вовне, и использует их для осуществления предложенной ему задачи. Указанная стадия длится недолго, ребенок переходит к следующей форме организации своей деятельности.

После того как испытуемый несколько раз произведет один и тот же опыт, исследователь начинает наблюдать сокращение времени реакции: если раньше реакция выполнялась за 0,5 с и больше, то сейчас она отнимает уже только 0,2 с; значит, реакция ускоряется в 2,5 раза. Самое важное изменение заключается здесь в том, что ребенок при внутренней операции запоминания использует внешние средства; желая овладеть своей реакцией, он овладевает стимулами; однако затем ребенок постепенно отбрасывает внешние стимулы, которые находятся перед ним, он уже на них не обращает внимания. Выполняя реакцию выбора, ребенок оперирует, как он оперировал раньше, но уже отбрасывая ряд стимулов. Разница заключается в том, что внешняя реакция переходит во внутреннюю; та реакция, которая раньше была невозможна при наличии большого числа раздражителей, теперь становится возможной.

Представим себе, что произошло: всякая внешняя операция имеет, как говорят, свое внутреннее представительство. Что это значит? Мы делаем известное движение, переставляем известные стимулы, здесь один стимул, здесь – другой. Этому соответствует какой-то внутренний мозговой процесс; в результате ряда таких опытов при переходе от внешней операции к внутренней, все средние стимулы оказываются более ненужными и операция начинает осуществляться в отсутствие опосредующих стимулов. Иначе говоря, происходит то, что мы условно называем процессом вращивания. Если внешняя операция стала внутренней, то произошло ее врастание внутрь, или переход внешней операции во внутреннюю.

На основании поставленных опытов мы можем наметить три основных типа такого вращивания, т. е. перехода операции извне вовнутрь. Приведём эти типы и постараемся показать, в какой мере наши результаты типичны для культурного ребенка вообще и в частности для арифметического развития ребенка, для его речевого развития и для развития его памяти.

Первым типом вращивания, или ухода внешней операция вовнутрь, является то, что мы условно называем вращиванием по типу шва. Мы знаем, как происходит вращивание живой ткани. Мы берем два конца разорванной ткани и первоначально сшиваем ниткой. Благодаря тому что два конца ткани соединяются, происходит их сращивание. Затем введенную предварительно нитку можно выдернуть, и вместо искусственной связи получается сращивание без шва.

Когда ребенок соединяет свои стимулы с реакцией, он соединяет данный стимул с реакцией сначала через шов. Чтобы запомнить, что картинка «лошадь» соответствует ключу «сани», ребенок вдвигает между данным ключом и данной картинкой промежуточный член, именно рисунок «сани»; это и есть шов, который сращивает данный стимул с данной реакцией. Постепенно шов отмирает и образуется непосредственная связь между стимулом и реакцией. Если шов отбрасывается, то, конечно, реакция ускоряется во времени, и та операция, которая требовала 0,5 с, теперь требует только 0,15 с, потому что путь от стимула к реакции стал короче. Операция из опосредованной переходит в прямую.

Второй тип вращивания – вращивание целиком. Представим себе, что ребенок много раз реагирует на одну и ту же картинку при помощи рисунков, на которых нарисованы одни и те же понятные для него вещи. Если ребенок 30 раз реагировал таким образом, то, конечно, можно утверждать, что ребенок уже будет помнить, что на данную картинку («лошадь») надо нажать на ключ «сани», иначе говоря, весь ряд внешних стимулов он целиком переносит внутрь. Это будет переход внутрь всего ряда, здесь переход операции внутрь заключается в том, что разница между внешними и внутренними стимулами сглаживается.

Наконец, третий и самый важный тип перехода внешней операции вовнутрь заключается в том, что ребенок усваивает самую структуру процесса, усваивает правила пользования внешними знаками, а так как у него внутренних раздражителей больше и он ими оперирует легче, чем внешними, то в результате усвоения самой структуры ребенок скоро переходит к использованию структуры по типу внутренней операции. Ребенок говорит: Мне больше картинок не нужно, я сам сделаю», — и, таким образом, начинает пользоваться словесными раздражителями.

Проследим эту стадию на примере развития таких важных знаний ребенка, как знания по арифметике.

В натуральной, или примитивной, стадии ребенок решает задачу непосредственным путем. После решения самых простых чадам ребенок переходит к стадии употребления знаков без осознания способа их действия. Затем идет стадия использования внешних знаков и, наконец, стадия внутренних знаков. Всякое арифметическое развитие ребенка должно раньше всего иметь как отправную точку натуральную, или примитивную, стадию. Может ли ребенок 3 лет сказать на глаз, какая кучка предметов больше — из 3 яблок или из 7? Может. А сможет ли ребенок, если вы попросите, при более сложной дифференциации дать верный ответ, в какой кучке будет 16, а в какой—19 яблок? Нет, не сможет. Иначе говоря, вначале мы будем иметь натуральную стадию, определяющуюся чисто естественными законами, когда ребёнок просто на глаз сравнивает нужные количества. Однако мы знаем, что ребенок очень скоро совершенно незаметно переходит из этой стадии в другую, и когда нужно узнать, где больше предметов, то основная масса детей в культурной обстановке начинают считать. Иногда они делают это даже раньше, чем понимают, что такое счет. Они считают: один, два, три и так целый ряд, хотя подлинного счета еще не знают.

Проверяя, многие ли дети начинают считать прежде, чем они понимают, что такое счет, исследователи (например, Штерн) наблюдали детей, умеющих считать, но не понимающих, что такое счет. Если спросить такого ребенка: «Сколько у тебя пальцев на руке?»,— он перечисляет порядковый ряд и говорит: «Пять». А если ему сказать: «Сколько у меня? Пересчитай!» — ребенок отвечает: «Нет, я не умею». Значит, ребенок умеет числовой ряд применять только к своим пальцам, а на чужой руке сосчитать не может.

Другой пример Штерна. Ребенок считает пальцы: «Один, два, три, четыре, пять». Когда спрашивают: «Сколько у тебя всего?»— он отвечает: «Шесть».— «Почему шесть?» — «Потому, что это пятый, а всего шесть». Ясного представления о сумме у ребенка нет. Иначе говоря, ребенок чисто внешне, «магически» усваивает известную операцию, еще не зная ее внутренних отношений.

Наконец, ребенок переходит к действительному счету; он начинает понимать, что значит считать свои пальцы; но все же ребенок еще считает с помощью внешних знаков. На этой стадии ребенок считает главным образом по пальцам, и, если ему предлагают задачу: «Вот семь яблок. Отними два. Сколько останется?» — ребенок, чтобы решить задачу, от яблок переходит к пальцам. В данном случае пальцы играют роль знаков. Он выставляет семь пальцев, затем отделяет два, остается пять. Иначе говоря, ребенок решает задачу при помощи внешних знаков. Стоит запретить ребенку двигать руками, как он оказывается не в состоянии произвести соответствующую операцию.

Но мы знаем прекрасно, что ребенок от счета на пальцах очень скоро переходит к счету в уме; ребенок старшего возраста, если ему нужно из семи вычесть два, уже не считает на пальцах, а считает в уме. При этом у ребенка обнаруживаются два основных типа вращивания, о которых мы говорили. В одном случае счет в уме является вращиванием целого и ребенок целиком вращивает внутрь весь внешний ряд (например, считая про себя: «Один, два, три» и т. д.). В другом случае он обнаруживает вращивание по типу шва. Это имеет место, если ребенок поупражняется, потом скажет. В конце концов, он не будет нуждаться в промежуточной операции, а прямо скажет результат. Так происходит при любом счете, когда все опосредующие операции пропадают и стимул непосредственно вызывает нужный результат.

Другой пример относится к развитию речи ребенка. Ребенок сначала стоит на стадии натуральной, примитивной, или собственно доречевой: он кричит, издает одинаковые звуки в разных положениях; это чисто внешнее действие. На этом этапе, когда ему нужно потребовать что-либо, он прибегает к натуральным средствам, опираясь на непосредственные, или условные, рефлексы. Затем наступает стадия, когда ребенок открывает основные внешние правила или внешнюю структуру речи; он замечает, что всякой вещи принадлежит свое слово, что данное слово является условным обозначением этой вещи. Ребенок долгое время рассматривает слово как одно из свойств вещи. Исследования, произведенные над детьми более старшего возраста, показали, что отношение к словам как к естественным особенностям вещей остается очень долго.

<…> Ребенок очень скоро от стадии рассмотрения слова как качественного свойства предмета переходит к условному обозначению слов, т. е. употребляет слова в качестве знаков, особенно в стадии эгоцентрической речи, о которой мы уже говорили. Здесь ребенок, рассуждая сам с собой, намечает важнейшие операции, Которые ему предстоит сделать. Наконец, от стадии эгоцентрической речи ребенок переходит к последующей стадии – к стадии внутренней речи в собственном смысле слова.

Таким образом, в развитии речи ребенка мы наблюдаем те же стадии: натуральную, магическую стадию, при которой он относится к слову как свойству вещи, затем внешнюю стадию и, наконец, внутреннюю речь. Последняя стадия и есть собственно мышление. Обо всех примерах можно говорить отдельно. Однако после всего сказанного мы можем принять, что основными стадиями формирования памяти, воли, арифметических знаний, речи являются те же стадии, о которых мы говорили и которые проходят все высшие психические функции ребенка в их развитии.

Тезаурус: Психология развития ребенка

Базовые понятия, связанные с особенностями социально-эмоционального развития ребенка.

Еще больше материалов на тему «Психология развития ребенка» вы найдете в нашей библиотеке. Подборка из статей, видеолекций, мультфильмов, интервью, тестов, списков полезной литературы подготовлена для вас нашим фондом в сотрудничестве с сайтом «ПостНаука».

Тезаурус: Психология развития

В рамках проекта «Психология развития: как дети учатся понимать эмоции и управлять ими», подготовленного совместно с Благотворительным фондом Сбербанка «Вклад в будущее», мы подобрали базовые понятия, связанные с особенностями социальноэмоционального развития ребенка. Психология развития Психология развития (или возрастная психология) — отрасль психологии, которая изучает психологические изменения человека по мере взросления. Психология развития исследует человека, принимая во внимание биологические, антропологические, социологические и психологические факторы. Раздел науки состоит из трех подразделов: геронтопсихологии, детской психологии, пре- и перинатальной психологии. 

Высшие психические функции

Высшие психические функции — это сложноорганизованные психофизиологические процессы. Понятие введено психологом Львом Семеновичем Выготским, в дальнейшем его разрабатывали Александр Романович Лурия, Алексей Николаевич Леонтьев, Петр Яковлевич Гальперин. Выготский выделял натуральные психические функции, формирующиеся под воздействием наследственных факторов. Культурные (высшие) психические функции формируются под влиянием социокультурной среды в процессе взаимодействия между ребенком и взрослым на основе натуральных психических функций. 

К высшим психическим функциям традиционно относят воображение, память, мышление. Но в последнее время говорят также об эмоциональности, телесности как высших психических функциях. 

Мышление — это познавательная деятельность человека, результатом мышления является мысль (понятие, смысл, идея). Воображение — способность человека к спонтанному возникновению или преднамеренному построению в сознании представлений, идей, образов объектов, которые в опыте в целостном виде не воспринимались или не могут восприниматься посредством органов чувств. Память — это понятие, которое означает сохранение и последующее воспроизведение индивидом его опыта. 

Важной особенностью этих сложных психических процессов является опосредованность. Основное средство опосредования высших психических функций — речь.

Речь

Речь — это вид деятельности человека, при котором он использует средства языка для общения с другими людьми. Под речью понимают как процесс говорения, так и его результат. Благодаря речи человек не ограничивается личным опытом, ему доступен опыт многих других людей. 

Интеллект

Интеллект — это устойчивая структура умственных способностей человека. Интеллект позволяет человеку решать различные задачи и адаптироваться в обществе. Выделяют различные виды интеллекта, каждый из которых обычно является способностью решать задачи определенного типа.

Эмоции

Эмоции — это особый вид психических процессов человека, которые проявляются в переживании событий в течение жизни. Эмоции возникают в процессе практически любой активности человека и выполняют оценочную, коммуникативную, сигнальную, информирующую и другие функции. Выделяют базовые эмоции, которые присущи всем людям в разных культурах: радость, отвращение, страх, удивление и другие.

Иногда эмоциями называют чувства, но у них более сложная природа и структура: гордость, вина, зависть, достоинство, любовь и ненависть. Есть сложные чувства, которые требуют соединения нескольких компонентов, к ним относится гордость. Если человек испытывает две противоположные эмоции или два противоположных чувства одновременно, то говорят об их амбивалентности. Радость и грусть — в одной ситуации, по поводу одного и того же объекта.

Модель психического

Модель психического — система представлений о внутреннем мире, об устройстве психической жизни человека, она позволяет понимать свои психические состояния и психические состояния других. Под психическими состояниями понимают мысли, намерения, эмоции, чувства, убеждения. Мы не узнаем точно, о чем думает другой человек, но можем строить предположения. Такие предположения — это модели психического состояния других людей.

Эмоциональный интеллект

Это способность человека понимать свои эмоции, распознавать намерения и мотивацию других людей, способность управлять эмоциями и использовать их в решении практических задач. Для оценки уровня развития эмоционального интеллекта есть тест Мейера — Сэловея — Карузо, тест Дэниела Гоулмана, модель социального интеллекта Рувена Бар-Она.

Привязанность

Привязанность — это характеристика эмоциональных отношений между человеком и людьми, к которым он испытывает симпатию, преданность. У ребенка возникает привязанность к матери или человеку, который за ним ухаживает, а затем к другим воспитателям. Привязанность указывает на доверие ребенка к миру. Формирование привязанности завершается ближе к году. Выделяют безопасный, небезопасный и тревожный типы привязанности. 

Эмпатия 

Эмпатия — это способность понимать и эмоционально отзываться на переживания других людей. Обычно выделяют два компонента эмпатии: когнитивный и эмоциональный. Когнитивный компонент помогает понять состояние другого человека и причину его чувств. Эмоциональный компонент эмпатии связан с тем, что ты в определенной степени начинаешь испытывать те же чувства, что и другой человек, а также откликаешься с сочувствием, заботой, жалостью или даже гневом на переживание другого.

Копинг

Копинг — это то, что делает человек, чтобы справиться со стрессом, трудными ситуациями. Выделяются когнитивные, эмоциональные, продуктивные и непродуктивные стратегии. Дети учатся таким стратегиям постепенно. Копинг-поведение помогает преодолеть негативные переживания и приступить к поиску решения проблемы, например избегание или поиск социальной поддержки. 

Читать статью на сайте Постнауки.

Еще больше материалов на тему «Психология развития ребенка» вы найдете в нашей библиотеке. Подборка из статей, видеолекций, мультфильмов, интервью, тестов, списков полезной литературы подготовлена для вас нашим фондом в сотрудничестве с сайтом «ПостНаука».

Понравился материал?

Оцените его:

Назад

Подходы к анализу нарушений высших психических функций | Карякина

1. Анохин П.К. Системные механизмы высшей нервной деятельности.—М., «Наука», 1979:453с.

2. Балашова Е.Ю., Ковязина М.С. Нейропсихологическая диагностика. Классические стимульные материалы. М.: Генезис, 2010:12с. (+70 л.)

3. Бернштейн Н.А. Очерки физиологии движений и физиологии активности. М.: «Медицина», 1966.

4. Величковский Б.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания, в 2 т. М.: Смысл: Издательский центр «Академия», 2006:880с.

5. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций.—М.:Изд-во Акад. пед. Наук, 1960:500с.

6. Дружинин В. Н. Психология общих способностей.—3-е издание—Издательство: Питер. Серия: Мастера психологии, 2007:368с.

7. Зейгарник Б.В. Патопсихология: учебник для студентов ВУЗов.—2-е изд., перераб. и доп. М.: Изд-во МГУ, 1986:288с.

8. Обухова Л. Ф. Возрастная психология : учебник. М. : Издательство Юрайт, МГППУ, 2011:460с.

9. Лурия А.Р. Высшие корковые функции человека. М.: МГУ, 1962:432с.

10. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. М.: Издательство Московского университета, 1973:376с.

11. Общая психология: Тексты: В 3 т.: Для студентов фак. психологии вузов. 2-е изд., испр. и доп. Отв. ред. В. В. Петухов. М.: Психология; Генезис, 2001.

12. Рубинштейн С.Я. Экспериментальные методики патопсихологии и опыт применения их в клинике. Практическое руководство.—М.: Изд-во Института Психотерапии, 2010:224с.

13. Тонконогий И., Пуанте А. Клиническая нейропсихология. СПб.: Питер, 2007:528с.

14. Хомская Е. Д. Нейропсихология. 4-е издание. СПб.:Питер, 2005:496с

15. Baddeley A. Working memory: theories, models, and controversies. Annu Rev Psychol. 2012;63:1-29. doi: 10.1146/annurev-psych-120710-100422

16. Bailey KC, Soble JR, Bain KM, Fullen C. Embedded Performance Validity Tests in the Hopkins Verbal Learning Test-Revised and the Brief Visuospatial Memory Test-Revised: A Replication Study. Arch ClinNeuropsychol. 2018;33(7):895-900. doi: 10.1093/arclin/acx111.

17. Boccia M, Marin D, D’Antuono G, Ciurli P, Incoccia C, Antonucci G, Guariglia, Piccardi L. The Tower of London (ToL) in Italy: standardization of the ToL test in an Italian population. Neurol Sci. 2017;38(7):1263-1270. doi: 10.1007/s10072-017-2957-y.

18. Butter CM. Varieties of attention and disturbances of attention: A neuropsychological analysis. In M. Jeannerod (Ed.) Neurophysiological and Neuropsychological Aspects of Spatial Neglect. Amsterdam: Elsevier/North-Holland, 1987.

19. Cappiello M, Zhang W. A dual-trace model for visual sensory memory. J ExpPsychol Hum Percept Perform. 2016;42(11):1903-1922.

20. Chiu EC, Wu WC, Hung JW, Tseng YH. Validity of the Wisconsin Card Sorting Test in patients with stroke. Disabil Rehabil. 2018;40(16):1967-1971. doi: 10.1080/09638288.2017.1323020.

21. Crystal JD, Wilson AG. Prospective memory: a comparative perspective. Behav Processes. 2015;112:88- 99. doi: 10.1016/j.beproc.2014.07.016.

22. Devitt AL, Addis DR, Schacter DL. Episodic and semantic content of memory and imagination: A multilevel analysis. MemCognit. 2017;45(7):1078- 1094. doi: 10.3758/s13421-017-0716-1.

23. Di Pino RK, Kabat MH, Kane RL. An exploration of the construct validity of the Heaton mem- ory tests. Arch Clin Neuropsychol. 2000;15(2):95- 103.

24. Foster J.K., Behrmann M., Stuss D.T. Visual at- tention deficits in Alzheimer’s disease: Simple versus conjoined feature search. Neuropsychology. 1999;13:223–245.

25. Gatzounis R, Schrooten MGS, Crombez G, Vlaey- en JWS. Forgetting to remember? Prospective memory within the context of pain. Eur J Pain. 2018;22(3):614-625. doi: 10.1002/ejp.1152.

26. Gauthier I, Tarr MJ. Visual Object Recognition: Do We (Finally) Know More Now Than We Did? Annu Rev Vis Sci. 2016;2:377-396. doi: 10.1146/annurevvision-111815-114621.

27. Green M.F. Schizophrenia from a Neurocognitive Perspective: Probing the Impenetrable Darkness.—Allyn and Bacon, Boston, 1998.

28. Hankee LD, Preis SR, Piers RJ, Beiser AS, Devine SA, Liu Y, Seshadri S, Wolf PA, Au R. Population Normative Data for the CERAD Word List and Victoria Stroop Test in Younger- and Middle-Aged Adults: Cross-Sectional Analyses from the Framingham Heart Study. Exp Aging Res. 2016;42(4):315- 28. doi: 10.1080/0361073X.2016.1191838.

29. Halstead WC. Brain and intelligence.—Chicago: University of Chicago Press, 1947.

30. Hawkins KA, Dean D, Pearlson GD. Alternative forms of the Rey Auditory Verbal Learning Test: a review. Behav Neurol. 2004;15(3-4):99-107.

31. Horner MD, Teichner G, Kortte KB, Harvey RT. Construct validity of the Babcock Story Recall Test. Appl Neuropsychol. 2002;9(2):114-6.

32. Howieson DB, Lezak MD. Separating memory from other cognitive problems. In A. Baddeley (Eds.) Handbook of Memory Disorders (2nd ed.). Chichester, UK: Wiley, 2002.

33. Hurtado-Pomares M, Carmen Terol-Cantero M, Sánchez-Pérez A, Peral-Gómez P, Valera-Gran D, Navarrete-Muñoz EM. The frontal assessment battery in clinical practice: a systematic review. Int J Geriatr Psychiatry. 2018;33(2):237-251. doi: 10.1002/gps.4751.

34. Kent PL. Evolution of Wechsler’s Memory Scales: Content and structural analysis. Appl Neuropsychol Adult. 2017;24(3):232-251. doi: 10.1080/23279095.2015.1135798.

35. Krishnan M, Donders J. Embedded assessment of validity using the continuous visual memory test in patients with traumatic brain injury. Arch Clin Neuropsychol. 2011;26(3):176-83. doi: 10.1093/arclin/acr010.

36. Leclercq M. Theoretical aspects of the main com- ponents and functions of attention. In M. Leclercq, P. Zimmerman (Eds.) Applied Neuropsychology of Attention. New York: Psychology Press, 2002.

37. Lezak MD, Howieson DB, Bigler ED, Tranel D. Neuropsychological Assessment. 5th edn. Oxford University Press, NewYork, 2012.

38. Logan GD. Executive control of thought and action. Acta Psychologica. 1985;60:193-210.

39. Loring DW (ed.) INS Dictionary of Neuropsychology. Oxford University Press, New Yor, 1999.

40. Luck SJ, Hillyard SA. The operation of selective at- tention at multiple stages of processing: Evidence from human and monkey electrophysiology. In M.S. Gazzaniga (Ed.) The New Cognitive Neurosciences (2nd ed.). Cambridge, MA: MIT Press, 2000.

41. Marcotte K, McSween MP, Pouliot M, Martineau S, Pauzé AM, Wiseman-Hakes C, MacDonald S. Normative Study of the Functional Assessment of Verbal Reasoning and Executive Strategies (FAVRES) Test in the French-Canadian Population. J Speech Lang Hear Res. 2017;60(8):2217-2227. doi: 10.1044/2017_JSLHR-L-17-0012.

42. Neath I, Saint-Aubin J, Bireta TJ, Gabel AJ, Hudson CG, Surprenant AM. Short- and long-term memory tasks predict working memory performance, and vice versa. 2019;73(2):79-93. doi: 10.1037/cep0000157.

43. Norris D. Short-term memory and long-term memory are still different. Psychol Bull. 2017;143(9):992- 1009. doi: 10.1037/bul0000108.

44. Parasuraman R. The attentive brain: Issues and prospects. In R. Parasuraman (Ed.) The Attentive Brain. Cambridge, MA: MIT Press, 2000.

45. Park JL, Donaldson DI. Investigating the relationship between implicit and explicit memory: Evidence that masked repetition priming speeds the onset of recollection. Neuroimage. 2016;139:8-16. doi: 10.1016/j.neuroimage.2016.06.013.

46. Pirogovsky E, Nicoll DR, Challener DM, Breen E, Gluhm S, Corey-Bloom J, Gilbert PE. The Visual Spatial Learning Test: differential impairment during the premanifest and manifest stages of Huntington’s disease. J Neuropsychol. 2015;9(1):77-86. doi: 10.1111/jnp.12036.

47. Rossion B, Michel C. Normative accuracy and response time data for the computerized Benton Facial Recognition Test (BFRT-c). Behav Res Methods. 2018;50(6):2442-2460. doi: 10.3758/s13428-018-1023-x.

48. Roye S, Calamia M, Greve K, Bianchini K, Aguerrevere L, Curtis K. Further validation of booklet category test subscales for learning, set loss, and memory in a mixed clinical sample. Appl Neuropsychol Adult. 2018;25(1):11-18. doi: 10.1080/23279095.2016.1230120.

49. Shura RD, Rowland JA, Yoash-Gantz RE. The Behavioral Dyscontrol Scale-II with non-elderly veterans. Arch Clin Neuropsychol. 2014;29(5):409-14. doi: 10.1093/arclin/acu022.

50. Smirni D, Oliveri M, Turriziani P, Di Martino G, Smirni P. Benton visual form discrimination test in healthy children: normative data and qualita- tive analysis. Neurol Sci. 2018;39(5):885-892. doi: 10.1007/s10072-018-3297-2.

51. Spikman J, van Zomeren E. Assessment of attention / In J.M. Gurd et al. (Eds.) The Handbook of Clinical Neuropsychology (2nd ed.). Oxford, UK: Oxford University Press, 2010.

52. Squire LR, Dede AJ. Conscious and unconscious memory systems. Cold Spring Harb Perspect Biol. 2015 Mar 2;7(3):a021667. doi: 10.1101/cshperspect.a021667.

53. Steck PH. A revision of A. L. Benton’s Visual Retention Test (BVRT) in two parallel forms. Arch ClinNeuropsychol. 2005;20(3):409-16.

54. Stern RA, Singer EA, Duke LM, Singer NG, Morey CE, Daughtrey EW, Kaplan E. The Boston qualitative scoring system for the Rey-Osterrieth complex figure: Description and inter-rater reliability. Clinical Neuropsychologist. 1994;8:309-322. DOI: 10.1080/13854049408404137

55. Strub RL, Black FW. The Mental Status Examination in Neurology (4th ed.).—Philadelphia: Davis, 2000.

56. Stuss DT, Benson DF. The frontal Lobes.—Raven press, New York, 1986.

57. Thiruselvam I, Hoelzle JB. Refined Measurement of Verbal Learning and Memory: Application of Item Response Theory to California Verbal Learning Test—Second Edition (CVLT-II) Learning Trials. Arch Clin Neuropsychol. 2019 Jan 7. doi: 10.1093/arclin/acy097.

58. Van der Elst W, Ouwehand C, van Rijn P, Lee N, Van Boxtel M, Jolles J. The shortened Raven Standard Progressive Matrices: item response theory-based psychometric analyses and normative data. Assessment. 2013;20(1):48-59. doi: 10.1177/1073191111415999.

59. Wechsler D. WAIS Manual. New York: The Psychological Corporation, 1955.

Происхождение и развитие высших психических функций

Фундамент современной отечественной возрастной психологии составляют сформулированные Л. С. Выготским (1896—1934) принципиальные идеи и система основных понятий. В 1920—1930-х гг. им были разработаны основы культурно — исторической теории развития психики. Хотя Выготский не успел создать завершенной теории, но общее понимание психического развития в детстве, содержащееся в трудах ученого, позже было существенно развито, конкретизировано и уточнено в работах А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, А.В. Запорожца, Д.Б. Эльконина, Л.И. Божович, М.И. Лисиной и других представителей школы Выготского. Основные положения культурно-исторического подхода изложены в работах Выготского: «Проблема культурного развития ребенка» (1928), «Инструментальный метод в психологии» (1930), «Орудие и знак в развитии ребенка» (1930), «История развития высших психических функций» (1930—1931), в наиболее известной книге ученого «Мышление и речь» (1933 —1934) и в ряде других.

Анализируя причины кризиса психологии как науки в первые десятилетия XX в., Л.С. Выготский обнаружил, что во всех современных ему концепциях развития психики реализован подход, который он назвал «биологизаторским» или «натуралистическим».

Биологизаторская трактовка отождествляет, ставит в один ряд психологическое развитие животного и развитие ребенка. Характеризуя традиционную точку зрения на психическое развитие (принадлежащую ассоциативной и бихевиористской психологии), Выготский выделяет три основных положения:

• изучение высших психических функций со стороны составляющих их натуральных процессов;
• сведение высших и сложных процессов к элементарным;
• игнорирование специфических особенностей и закономерностей культурного развития поведения.

Он называл подобный подход к исследованию высших психических процессов «атомистическим», указывая на его принципиальную неадекватность. Критикуя традиционный подход, Выготский писал о том, что «детской психологии чуждо само понятие развития высших психических функций», что она «ограничивает понятие психического развития ребенка одним биологическим развитием элементарных функций, протекающим в прямой зависимости от созревания мозга как функции органического созревания ребенка».

Л.С. Выготский утверждал, что необходимо другое, не биологическое, понимание развития высших психических функций человека. Он не просто указывал на важность социальной среды для развития ребенка, но стремился выявить конкретный механизм этого влияния.

Выготский выделял низшие, элементарные психические функции (фаза натурального развития) и высшие психические функции (фаза «культурного» развития). Гипотеза, выдвинутая Выготским, предлагала новое решение проблемы соотношения психических функций — элементарных и высших. Главное различие между ними состоит в уровне произвольности, т.е. натуральные психические процессы не поддаются регуляции со стороны человека, а высшими психическими функциями (ВПФ) люди могут сознательно управлять. Выготский пришел к выводу о том, что сознательная регуляция связана с опосредованным характером ВПФ. Наиболее убедительная модель опосредованной активности, характеризующая проявление и реализацию высших психических функций, — «ситуация буриданова осла». Эта классическая ситуация неопределенности, или проблемная ситуация (выбор между двумя равными возможностями), интересует Выготского прежде всего с точки зрения средств, которые позволяют преобразовать (решить) возникшую ситуацию. Брошенный человеком жребий представляет, по Выготскому, средство, с помощью которого человек преобразует и разрешает данную ситуацию. Между воздействующим стимулом и реакцией человека (как поведенческой, так и мыслительной) возникает дополнительная связь через опосредующее звено — стимул-средство, или знак. Знаки (или стимулы-средства) — это психические орудия, которые, в отличие от орудий труда, изменяют не физический мир, а сознание оперирующего ими субъекта. Знак — это любой условный символ, имеющий определенное значение. В отличие от стимула средства, который может быть изобретен самим человеком (например, узелок на платке или палочка вместо градусника), знаки не изобретаются детьми, но приобретаются ими в общении со взрослыми. Универсальным знаком является слово. Механизм изменения психики ребенка, который приводит к появлению специфических для человека высших психических функций, — это механизм интериоризации (вращивания) знаков как средств регуляции психической деятельности. Интериоризация — фундаментальный закон развития высших психических функций в филогенезе и онтогенезе. В этом состоит гипотеза Выготского о происхождении и природе высших психических функций. Высшие психические функции ребенка возникают первоначально как форма коллективного поведения, как форма сотрудничества с другими людьми и лишь впоследствии путем интериоризации они становятся собственно индивидуальными функциями, или, как писал Выготский: «Всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва — социальном, потом — психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка как категория интрапсихическая». Например, если говорить о произвольном внимании как высшей психической функции, то последовательность этапов его формирования такова: сначала взрослый в общении привлекает и направляет внимание ребенка; постепенно сам ребенок усваивает указательный жест и слово — происходит вращивание, интериоризация способов организации чужого и собственного внимания. Также и речь: первоначально выступая внешним средством общения между людьми, она проходит промежуточную стадию (эгоцентрической речи), начинает выполнять интеллектуальную функцию, и постепенно становится внутренней, интериоризированной психической функцией. Таким образом, знак появляется сначала во внешнем плане, в плане общения, а затем переходит во внутренний план, план сознания.

Проблемы интериоризации в те же годы разрабатывались французской социологической школой. К изначально существующему и изначально асоциальному индивидуальному сознанию извне прививаются некоторые формы общественного сознания (Э. Дюркгейм) или в него вносятся элементы внешней социальной деятельности, социального сотрудничества (П. Жанэ) — таково представление французской психологической школы. Для Выготского сознание складывается только в процессе интериоризации — никакого изначально асоциального сознания ни филогенетически, ни онтогенетически нет. В процессе интериоризации формируется человеческое сознание, возникают такие собственно человеческие психические процессы, как логическое мышление, воля, речь. Интериоризация знаков является тем механизмом, который формирует психику детей.

В общее понятие «развитие высших психических функций» Выготский включает две группы явлений, в совокупности образующих процесс «развития высших форм поведения ребенка»:

• процессы овладения языком, письмом, счетом, рисованием как внешними средствами культурного развития и мышления,
• процессы развития специальных высших психических функций (произвольного внимания, логической памяти, понятий и т.д.).

Отличительные признаки высших психических функций: опосредованность, произвольность, системность; формируются прижизненно; складываются путем интериоризации образцов.

Выделяя два исторических этапа развития человечества, биологическое (эволюционное) и культурное (историческое) развитие, Выготский считает, что важно различить и своеобразно противопоставить их как два типа развития и в онтогенезе. В условиях онтогенетического развития обе эти линии — биологическая и культурная — находятся в сложном взаимодействии, слиты, реально образуют единый, хотя и сложный процесс. Как подчеркивал A.M. Матюшкин, для Выготского «главная проблема и предмет исследования в том, чтобы понять «сплетение» двух типов процессов, проследить их конкретное своеобразие на каждой ступени развития, раскрыть возрастную и индивидуально — типологическую картину развития на каждом из этапов и по отношению к каждой высшей психической функции. Трудность для Выготского состоит не в том, чтобы проследить и понять отдельный процесс культурного развития, но в том, чтобы понять его особенности в сложном сплетении процессов».

Высшая психическая функция — обзор

НА ПУТИ К МЕДИАЦИОННОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ В РАЗРАБОТКЕ ИНСТРУМЕНТОВ ПОЗНАВАНИЯ

По нашему мнению, многие концептуальные проблемы, связанные с пониманием компьютерных инструментов и их роли в человеческом познании, могут быть решены, если вместо обсуждения расширенной перспективы выше используется посреднический . Более конкретно, мы предлагаем, чтобы концептуальная система культурно-исторической психологии, подход, первоначально разработанный в России, и тесно связанные концептуальные рамки теории деятельности были применены к анализу компьютерных инструментов и их роли в человеческом познании.

Основы культурно-исторической психологии и теории деятельности (которые иногда рассматриваются вместе как «культурно-историческая теория деятельности» или ЧАТ, см. Cole, 1996) были разработаны в России рядом психологов, в первую очередь Львом Выготским. и его ученики (Выготский, 1978; Леонтьев, 1978). В настоящее время это международная перспектива, лежащая в основе междисциплинарных исследований в различных областях, включая развитие, образование и взаимодействие человека с компьютером (Bødker, 1991; Engeström, 1987; Kuutti, 1996; Nardi, 1996; Cole, 1996).

Теоретическая конструкция культурно-исторической психологии, наиболее актуальная в данном контексте, — это различие Выготского между естественными и высшими психическими функциями (Vygotsky, 1978). Естественные, «врожденные» умственные способности людей постепенно трансформируются в способности более высокого порядка посредством процесса посредничества. Например, человеческая память не ограничивается прямым поиском необходимой информации. Напротив, продуманная система семантических инструментов, включая язык и другие культурно развитые средства, лежит в основе эффективного функционирования человеческой памяти.

Кроме того, Выготский проводил различие между техническими инструментами и психологическими инструментами (см. Engeström, 1987). Первые помогают людям что-то изменить, а вторые используются людьми, чтобы изменить других людей или себя. Следовательно, понятие посредничества, согласно культурно-исторической психологии, может быть использовано для объяснения механизмов, лежащих в основе культурной детерминации основных человеческих способностей, обсужденных в предыдущем разделе. Культура предоставляет инструменты, которые используются людьми в их внешней деятельности, ориентированной на вещи или других людей.Таким образом, внешняя деятельность становится внешне опосредованной и соответственно меняет свою структуру. Через интернализацию опосредованной внешней деятельности опосредуется и внутренняя деятельность (то есть естественные психические функции трансформируются в психические функции более высокого порядка).

Выготский определяет условия успешного приобретения новых умственных способностей, вводя идеи «межпсихологических» и «внутрипсихологических» функций (Выготский, 1978). По Выготскому, новые человеческие способности приобретаются в два этапа, или, другими словами, они дважды проявляются в процессе развития.Сначала они появляются как распределенные между людьми (как интерпсихологические), а затем как присвоенные индивидами (как внутрипсихологические).

Таким образом, культурно-историческая психология определяет потенциальное влияние инструментов на человеческое познание не с точки зрения увеличения, то есть усиления некоторых «естественных» способностей, а с точки зрения повторного посредничества (см. Cole, 1996), то есть , внедрение новых форм медиации. Этот вывод, по-видимому, имеет прямое отношение к текущим проблемам разработки когнитивных инструментов.

Во-первых, посредническая точка зрения на компьютерные инструменты подразумевает, что для успешного проектирования когнитивного инструмента крайне важно изучить, как люди используют существующие технологии. Поскольку присвоение нового инструмента может рассматриваться как реструктуризация существующей системы посредничества, инструмент должен быть спроектирован таким образом, чтобы переход к его использованию был как можно более плавным и изящным. Слишком часто дизайнеры придумывают новые «удивительные» системы или системные функции, которые выглядят очень привлекательно, если рассматривать их сами по себе, но которые терпят неудачу, потому что они несовместимы с тем, что люди на самом деле используют.

Во-вторых, опосредованная перспектива подчеркивает социальную природу развития (включая когнитивное развитие). Следовательно, когнитивные инструменты должны быть предназначены для использования не только отдельными людьми, работающими в одиночку, но также общающимися и сотрудничающими группами.

Наконец, мы считаем, что понятие функциональных органов, разработанное в рамках теории деятельности (Леонтьев, 1978; Каптелинин, 1996a, Каптелинин, 1996b), обеспечивает полезную теоретическую конструкцию для понимания и проектирования компьютерных инструментов.

Теория деятельности обычно ассоциируется с именем Алексея Леонтьева, ученика Выготского, сформулировавшего принципы этого подхода в 60-70-е годы (Леонтьев, 1978). Основная идея теории деятельности заключается в том, что психологический анализ должен фокусироваться на целенаправленной человеческой деятельности , , которая опосредует взаимодействие между человеком и миром. Деятельность включает в себя как внешние, так и внутренние компоненты, которые организованы в единое целое и могут трансформироваться друг в друга.

Мы хотели бы упомянуть только несколько идей теории деятельности, относящихся к этой статье. Во-первых, теория деятельности считает разницу между внутренними и внешними процессами второстепенной по сравнению с интеграцией этих процессов в рамках человеческой деятельности в целом. Во-вторых, теория деятельности подчеркивает решающее значение инструментального посредничества в индивидуальном присвоении накопленного в обществе опыта. В-третьих, деятельность иерархически организована в соответствии с мотивами, целями и фактическими условиями личности.В-четвертых, деятельность претерпевает различное развитие.

С вышеупомянутой точки зрения, распределение познания, по сути, является посредничеством. Артефакты, которые считаются инструментами в широком смысле слова, интегрированы как во внешнюю, так и во внутреннюю деятельность человека. Ниже мы обсудим одну идею теории деятельности, которая, с нашей точки зрения, может пролить свет на механизмы, лежащие в основе распределенного познания. Это концепция функциональных органов, созданных людьми посредством комбинации как внутренних, так и внешних ресурсов.

Одно из следствий понятия функциональных органов состоит в том, что распределение всегда функционально. Это происходит только в функциональных подсистемах. Такие подсистемы являются неотъемлемой частью человека, который принимает окончательные решения о том, когда использовать функциональные органы и нужно ли их обновлять, модифицировать или даже полностью отказаться. Такие функциональные органы зависят от истории, контекста и ситуации использования, по крайней мере, в такой же степени, как и от функциональности системы.

Генезис высших психических функций Лев Выготский 1931

Советская психология: Генезис высших психических функций Лев Выготский 1931

Лев Выготский 1931

Генезис высших психических функций

Третий уровень нашего исследования наиболее близок к историческому методу рассмотрения высших форм поведения, которые мы приняли.Анализ и структура высших психических процессов непосредственно приводят нас к раскрытию основной проблемы всей истории культурного развития ребенка, к выяснению генезиса высших форм поведения, то есть происхождения и развития психических форм, которые являются предметом нашего исследования.

Используя выражение С. Холла, психология ставит генетическое объяснение выше логического. Его интересует проблема, откуда и куда, то есть из чего возник этот феномен и что он пытается изменить.

Историческая форма объяснения кажется психологу-генетику выше любых других возможных форм. Для него ответить на вопрос о том, что представляет собой данная форма поведения, означает раскрыть ее происхождение и историю ее развития на данный момент. В этом смысле, как мы уже говорили, говоря словами П. П. Блонского, поведение можно понимать только как историю поведения.

Но прежде чем мы перейдем к генезису высших форм поведения, мы должны прояснить саму концепцию развития, как мы это делали в главах, посвященных анализу и структуре высших психических процессов.Дело в том, что в психологии из-за ее глубокого кризиса все понятия приобрели множество значений и запутались; они менялись в зависимости от основной точки зрения на предмет, которую выбирает исследователь. В разных системах психологии, ориентированных на разные методологические принципы, все основные категории исследования, включая категорию генезиса, приобретают разное значение.

Еще одно соображение, которое заставляет нас остановиться на проблеме генезиса, состоит в том, что уникальность этого процесса развития высших форм поведения, составляющих предмет нашего исследования, все еще недостаточно осознается современной психологией.Культурное развитие ребенка, как мы пытались установить выше, представляет собой совершенно новый уровень развития ребенка, который не только еще недостаточно изучен, но обычно даже не выделяется в детской психологии.

Если мы обратимся к концепции развития, как она представлена ​​в современной психологии, то увидим, что в ней есть много вещей, которые современные исследования должны преодолеть. Во-первых, печальный пережиток донаучного мышления в психологии — это загадочный остаточный преформизм в теории детского развития.Старые представления и ошибочные теории, исчезающие из науки, оставляют за собой следы, остатки в форме привычек мысли. Несмотря на то, что представление, согласно которому ребенок отличается от взрослого только пропорциями тела, только масштабом, только размерами, давно отброшено в общей формулировке в учении о ребенке, это представление продолжает существовать. в загадочной форме в детской психологии. Ни одна работа по детской психологии сейчас не может открыто повторять опровергнутые истины, как если бы ребенок был взрослым в миниатюре, но эта точка зрения сохраняется даже сейчас в загадочной форме и встречается почти во всех психологических исследованиях.

Достаточно сказать, что важнейшие разделы детской психологии (учение о памяти, внимании, мышлении) только сейчас начинают выходить из этого тупика и осознавать процесс психического развития во всей его истинной сложности. Но в большинстве случаев научные исследования продолжают в загадочной форме придерживаться точки зрения, объясняющей развитие ребенка как чисто количественное явление.

Это мнение когда-то существовало в эмбриологии. Теория, основанная на этой точке зрения, называется преформизмом или теорией преформизма.По сути, это учение о том, что в зародыше есть уже полностью законченный и сформированный организм, но только меньшего размера. Семя дуба, например, согласно этой теории, содержит весь будущий дуб с его корнями, стволом и ветвями, но только в миниатюре. В семени человека уже содержится сформировавшийся человеческий организм, но в чрезвычайно уменьшенном размере.

С этой точки зрения весь процесс развития можно представить предельно просто: он состоит в чисто количественном увеличении размера того, что с самого начала присутствовало в эмбрионе; эмбрион постепенно увеличивается в размерах, разрастается и, таким образом, превращается в зрелый организм.Эта точка зрения давно отвергнута в эмбриологии и представляет только исторический интерес. Но в психологии эта точка зрения продолжает существовать на практике, хотя теоретически от нее тоже давно отказались.

Теоретически психология давно отвергла идею о том, что развитие ребенка — это чисто количественный процесс. Все согласны с тем, что здесь мы имеем дело с гораздо более сложным процессом, который не исчерпывается только количественными изменениями. Но на практике психология сталкивается с необходимостью раскрыть этот сложный процесс развития во всей его реальной полноте и обнаружить все те качественные изменения и трансформации, которые изменяют поведение ребенка.

Э. Клапард во введении к исследованиям Ж. Пиаже справедливо говорит, что проблема мышления ребенка обычно ставилась в психологии как чисто количественная проблема и только в новых работах она трактуется как проблема качества. Обычно, говорит Клапард, то, что было замечено в развитии интеллекта у ребенка, было результатом определенного количества сложения и вычитания, приращения нового опыта и освобождения от определенных ошибок. Современные исследования показывают нам, что интеллект ребенка постепенно меняет сам свой характер.

Если мы хотим охарактеризовать в одном общем утверждении основное требование, которое проблема развития ставит перед современными исследованиями, мы могли бы сказать, что это требование состоит в изучении положительной уникальности поведения ребенка. Это требует некоторых пояснений.

Все психологические методы, использовавшиеся до сих пор для изучения поведения нормального и ненормального ребенка, независимо от большого разнообразия и различий, существующих между ними, имеют одну общую характеристику, которая связывает их в определенном отношении.Эта характеристика является негативным описанием ребенка, возникающим в результате существующих методов. Все методы говорят о том, чего нет у ребенка, чего не хватает ребенку по сравнению со взрослым и чего не хватает ненормальному ребенку по сравнению с нормальным ребенком. Перед нами всегда негативный образ личности ребенка. Такая картина ничего не говорит нам о той положительной уникальности, которая отличает ребенка от взрослого, а ненормального ребенка от нормального.

Проблема, с которой сталкивается психология, состоит в том, чтобы обнаружить истинную уникальность поведения ребенка во всей полноте и богатстве его реального выражения и представить положительную картину личности ребенка.Но позитивная картина возможна только в том случае, если мы в корне изменим наше представление о развитии ребенка и примем во внимание, что это сложный диалектический процесс, который характеризуется сложной периодичностью, диспропорцией в развитии отдельных функций, метаморфозами или качественным превращением определенных форм в другие — сложное слияние процесса эволюции и инволюции, сложное пересечение внешних и внутренних факторов, сложный процесс преодоления трудностей и адаптации.

Еще одна вещь, которую необходимо преодолеть, чтобы открыть дорогу современным генетическим исследованиям, — это загадочный эволюционизм, который до сих пор доминирует в детской психологии. Эволюция или развитие путем постепенного и медленного накопления отдельных изменений по-прежнему рассматривается как единственная форма развития ребенка, которая исчерпывает все известные нам процессы, составляющие это общее понятие. По сути, в дискуссиях о детском развитии просматривается аналогия с процессами роста растений.

Детская психология ничего не хочет знать о критических, скачкообразных и революционных изменениях, которыми изобилует история детского развития и которые так часто встречаются в истории культурного развития.Наивному сознанию революция и эволюция кажутся несовместимыми. Для наивного человека историческое развитие продолжается лишь до тех пор, пока оно идет по прямой линии. Там, где происходит поворот, разрыв исторической ткани, скачок, наивное сознание видит только катастрофу, неудачу, прорыв. Для наивного человека история останавливается на этом месте на весь период, пока снова не выйдет на прямой и ровный путь.

С другой стороны, научное сознание рассматривает революцию и эволюцию как две взаимосвязанные и тесно взаимосвязанные формы развития.Научное сознание рассматривает сам скачок, который совершается в развитии ребенка при таких изменениях, как определенную точку на всей линии развития в целом.

Эта позиция имеет особенно важное значение для истории культурного развития, потому что, как мы увидим, история культурного развития в значительной степени состоит из таких критических и скачкообразных изменений, которые происходят в развитии ребенка. Сама суть культурного развития состоит в противостоянии развитых культурных форм поведения, противостоящих ребенку, и примитивных форм, характеризующих его собственное поведение.

Наиболее очевидным следствием сказанного является изменение общепринятой точки зрения на процессы психического развития ребенка и представления о характере структуры и протекания этих процессов. Обычно все процессы развития ребенка представлены как стереотипно протекающие процессы. Образ развития, вроде бы его модель, с которой сравниваются все другие формы, рассматривается как эмбриональное развитие. Этот тип развития в наименьшей степени зависит от окружающей среды, и слово «развитие» вполне оправданно применимо к нему в буквальном смысле, то есть как развёртывание возможностей, которые содержатся в эмбрионе в замысловатой форме.Также эмбриональное развитие нельзя рассматривать как модель какого-либо процесса развития в строгом смысле этого слова. Скорее, его можно представить как его результат, его результат. Это процесс, который уже остановился, завершился и протекает более или менее стереотипно.

Нам нужно только сравнить процесс эмбрионального развития с процессом эволюции видов животных, истинное происхождение видов, раскрытое Дарвином, чтобы увидеть радикальное различие между одним типом развития и другим.Виды возникали и вымирали, виды менялись и развивались в борьбе за выживание, в процессе адаптации к окружающей среде. Если мы захотим провести аналогию между процессом развития ребенка и любым другим процессом развития, нам придется выбрать эволюцию видов животных, а не эмбриональное развитие.

Меньше всего развитие ребенка похоже на стереотипный процесс, защищенный от внешнего воздействия; Развитие ребенка происходит в процессе активной адаптации к окружающей среде. В этом процессе возникают все новые формы, а не просто стереотипно созданные звенья цепи, собранной ранее.Каждая новая стадия развития эмбриона, уже присутствующего в потенциальной форме на предыдущей стадии, происходит благодаря раскрытию внутренних потенциалов; это не столько процесс развития, сколько процесс роста и созревания. Эта форма, этот тип также представлен в умственном развитии ребенка; но в истории культурного развития гораздо большее место занимает другая форма, другой тип; это новая стадия, возникающая не из раскрывающихся потенциалов, содержащихся на предыдущей стадии, а из действительного противостояния между организмом и окружающей средой и активной адаптации к окружающей среде.

В современной детской психологии есть две основные точки зрения на процесс развития ребенка. Один восходит к Ж.-Б. Другой — Ламарк — Дарвину. Белер правильно сказал, что необходимо взглянуть на книгу К. Коффки о психологическом развитии ребенка, чтобы попытаться дать современное психологическое выражение идее Ламарка.

Суть точки зрения Коффки состоит в том, что принцип, который обычно используется для объяснения высших форм поведения, используется для объяснения низших форм поведения, в то время как до сих пор, наоборот, принцип, который психолог использовал для объяснения примитивного поведения, был перенесен в высшую форму.Но, по мнению Коффки, этот метод не имеет ничего общего с антропоморфизмом. Одним из важных методологических достижений современной психологии является установление важнейшего различия между наивным и критическим антропоморфизмом.

В то время как наивная теория основана на признании идентичности функций на разных стадиях развития, критический антропоморфизм происходит от более высоких форм, которые мы знаем в человеке, и прослеживает ту же психологическую структуру и ее развитие, спускающееся по лестнице умственного развития.Работы Колера и Коффки близки к этой последней теории. Но, несмотря на важную поправку, перед нами теории, которые переносят принцип разъяснения, обнаруженный в исследованиях высших форм поведения, на изучение низших форм.

В отличие от этого, Белер рассматривает свою попытку построить детскую психологию как попытку продолжить идею Дарвина. Если Дарвин знал только одну область развития, то Белер указывает две новые области, в которых, по его мнению, принцип отбора, выдвинутый Дарвином, находит свое подтверждение и оправдание.Правда, Белер пытается объединить точки зрения Дарвина и Ламарка словами Э. Геринга, который сказал, что единую общую картину истории развития всего живого можно составить из двух теорий — Ламарка и Дарвина. , даётся с гениальной однобокостью. С ним случилось то, что происходит с человеком, смотрящим в стереоскоп: сначала у него два впечатления пересекаются и борются друг с другом, пока они внезапно не объединяются в одну четкую картину, созданную в третьем измерении.

Продолжая это сравнение, Белер говорит, что неодарвинизм без Ламарка в некоторой степени слеп и неподвижен, но Ламарк без Дарвина еще недостаточно созрел для разнообразного богатства форм жизни. Теория развития сделает реальный шаг вперед, когда в детской психологии отношения этих двух исследователей друг с другом будут выяснены более явно, чем это было до сих пор.

Таким образом, мы видим, что сама концепция развития ребенка у разных исследователей неодинакова.

В учении Белера его идеи о различных областях развития кажутся нам исключительно плодотворными. По его словам, Дарвин знал, по сути, только одну область, в то время как сам Белер указывает на три отдельные области. Согласно Бхлеру, развитие поведения проходит через три основных этапа, и процесс развития поведения состоит в том, что изменяется место акта отбора. Дарвиновская адаптация осуществляется посредством устранения менее благоприятно организованных индивидуумов; здесь мы говорим о жизни и смерти.Адаптация через обучение осуществляется внутри человека; он отсеивает старые и создает новые методы поведения. Место его действия — это область телесной активности, и цена, не жизнь, а движения тела, производимые в избытке, расточаются таким же образом, как и в природе.

К. Бхлер указывает на дальнейшую возможность развития. Если движения тела по-прежнему стоят слишком дорого или по каким-то причинам недостаточны, то место акта отбора необходимо перенести в область репрезентации и мышления.

Белер говорит, что необходимо свести к общему знаменателю как высшие формы человеческих изобретений и открытий, так и самые примитивные, с которыми мы познакомились у ребенка и у шимпанзе, и теоретически понять, что в них тождественного. Таким образом, концепция внутреннего тестирования или мысленных испытаний, которые эквивалентны испытаниям с самим объектом, позволяет Белеру распространить формулу дарвиновского отбора на всю область человеческой психологии.Происхождение целесообразности в трех различных сферах (инстинкт, обучение, интеллект), в трех сферах действия принципа отбора можно объяснить на основе одного принципа. Эта идея, по мнению автора, является последовательным продолжением современной теории развития дарвиновского тезиса.

Нам хотелось бы более подробно остановиться на теории трех стадий развития поведения. Теория фактически охватывает все основные формы поведения, распространяя их на три ступени эволюционной лестницы.Инстинкт или врожденные унаследованные ресурсы методов поведения составляют первую стадию. Выше этого возвышается вторая стадия, которую можно было бы назвать стадией тренировки, как ее называет Белер, или, другими словами, стадией привычек или условных рефлексов, то есть тех, которые усвоены и приобретены через личный опыт условных реакций. И, наконец, еще выше поднимается третья стадия, стадия интеллекта или интеллектуальных реакций, которые выполняют функцию адаптации к новым условиям и представляют, по словам Торндайка, организованную иерархию привычек, направленных на решение новых проблем.

В общих чертах, третий этап все еще остается дискуссионным, наименее изученным и наиболее сложным. Многие авторы пытаются ограничить схему развития только двумя стадиями, полагая, что интеллектуальные реакции не следует относить к особому классу, а следует рассматривать как особо сложные формы привычек. Мы думаем, что современные экспериментальные исследования дают прочную основу для того, чтобы считать эту дискуссию разрешенной в пользу принятия третьего этапа. Как показали исследования Колера, интеллектуальную реакцию, которая различается по многим основным характеристикам происхождения и функции, нельзя поставить в один ряд с механическим формированием привычек, возникающих путем проб и ошибок, даже в области поведения животных.

Правда, нельзя забывать, что этап интеллектуальных реакций очень тесно связан со вторым этапом развития поведения и основан на нем. Но это явление общего порядка, в равной степени применимое ко второй стадии развития поведения.

С теоретической точки зрения, мы считаем, что одной из наиболее плодотворных идей в генетической психологии является идея о том, что структура развития поведения в некоторых отношениях напоминает геологическую структуру земной коры.Исследования установили наличие генетически различных слоев в поведении человека. В этом смысле «геология» человеческого поведения, несомненно, является отражением «геологического» происхождения и развития мозга.

Если мы обратимся к истории развития мозга, мы увидим то, что Кречмер называет законом расслоения в истории этого развития. По мере развития высших центров низшие центры, более старые в истории развития, не просто отходят в сторону, но продолжают работать в общем союзе как уровни, подчиненные направлению высших центров таким образом, что они не могут быть определяется отдельно в неповрежденной нервной системе.

Второй паттерн в развитии мозга состоит в том, что можно назвать переходом функций вверх. Подчиненные центры не сохраняют полностью свой первоначальный тип функционирования в истории развития, но уступают значительную часть прежних функций вверх новым центрам, которые формируются над ними. Как предполагает Кречмер, только в случаях повреждения высших центров или их функционального ослабления подчиненный уровень становится самостоятельным и демонстрирует нам элементы древнего типа функционирования, которые остались в нем.

Таким образом, мы видим, что с развитием высших центров низшие центры сохраняются как подчиненные уровни и что развитие мозга происходит в соответствии с законами стратификации и надстройки новых историй над старыми. Старая стадия не умирает, когда появляется новая, но вытесняется новой, диалектически отрицается ею, переходя в нее и существуя в ней. Именно таким образом инстинкт не отменяется, а заменяется условным рефлексом как функция древнего мозга среди функций нового.Именно так условный рефлекс смещается в интеллектуальном акте, одновременно существующем и не существующем в нем. Перед наукой стоят две совершенно равноправные проблемы: выявление низшего в высшем и раскрытие развития высшего из низшего.

Недавно Вернер высказал идею, что поведение современного взрослого культурного человека можно понять только «геологически», поскольку в поведении также сохранились различные генетические пласты, отражающие все стадии, через которые человек прошел в своем умственном развитии.Вернер утверждает, что психологическая структура характеризуется не одним, а множеством генетических слоев, наложенных друг на друга. По этой причине даже отдельная особь, рассматриваемая генетически, в своем поведении проявляет определенные фазы процессов развития, которые уже генетически завершены. Только психология элементов представляет человеческое поведение как единую замкнутую сферу. В противоположность этому новая психология устанавливает, что человек демонстрирует генетически разные стадии в своем поведении.Вернер видит главную проблему современных исследований в раскрытии генетической многослойности поведения.

Вся книга Блонского «Психологические очерки» построена на генетическом анализе человеческого поведения. «Моя новая идея, которую он содержит, состоит в том, что повседневное поведение человека можно понять только в том случае, если в нем могут быть раскрыты четыре основных генетических стадии, через которые всегда проходило развитие поведения. Блонский различает спящую жизнь как примитивное состояние жизни, примитивное бодрствование, жизнь неполного пробуждения и жизнь полностью пробужденного.Этот уникальный генетический образец охватывает как повседневное поведение человека, так и многие тысячи лет истории его развития, или, точнее, он рассматривает повседневное поведение человека с точки зрения его многотысячелетней истории и представляет собой прекрасную картина того, как историческая точка зрения может быть применена к общей психологии и к анализу современного человека.

Однако история развития знаков подводит нас к общему закону, регулирующему поведение.П. Джанет называет это фундаментальным законом психологии. «Суть этого закона в том, что в процессе развития ребенок начинает применять к себе те же формы поведения, которые изначально применяли к нему другие. Ребенок сам усваивает социальные формы поведения и переносит их на себя. Применяя это к интересующей нас области, мы можем сказать, что нигде правильность этого закона не является более ясной, чем в использовании знака.

Изначально знак всегда является средством социальной связи, средством воздействия на других, и только позже он становится средством воздействия на самого себя. Многие действительные связи и зависимости, которые формируются таким образом, были объяснены в психологии.Например, мы могли бы указать на обстоятельство, отмеченное Дж. Болдуином, которое в настоящее время было развито в исследованиях Пиаже. Исследования показали, что между аргументами ребенка и его размышлениями, несомненно, существует генетическая связь. Сама логика ребенка подтверждает основу этого. Выводы сначала появляются в спорах среди детей, и только позже они усваиваются самим ребенком, что связано с тем, как проявляется его личность.

Только с усилением социализации речи ребенка и всего детского опыта происходит развитие логики ребенка.Интересно отметить, что в развитии поведения ребенка генетическая роль группы меняется, высшие функции мышления проявляются вначале в групповой жизни детей в виде аргументов и только позже приводят к развитию отражение в поведении самого ребенка.

Пиаже установил, что именно перерыв, возникающий при переходе от дошкольного к школьному возрасту, приводит к изменению формы групповой деятельности.На основе этого меняется само мышление ребенка. Пиаже сказал, что размышление можно рассматривать как внутренний аргумент. Для того чтобы применимость этого закона к истории культурного развития ребенка была абсолютно ясной, нам нужно только напомнить, что речь изначально является средством общения с окружающими ребенка, и лишь позднее, в форме внутренней речи, делает это. это стало средством мышления.

Но мы бы очень мало сказали о значении закона, регулирующего поведение, если бы не смогли продемонстрировать конкретные формы его проявления в области культурного развития.Здесь мы можем связать действие этого закона с четырьмя этапами развития поведения, которые мы отметили выше. Если принять этот закон во внимание, становится абсолютно ясно, почему все внутреннее в высших психических функциях раньше было внешним. Если верно, что знак изначально является средством социализации и лишь позже становится средством поведения индивида, тогда совершенно ясно, что культурное развитие основано на использовании знаков и включении их в общую систему поведения. возникла изначально в социальной, внешней форме.

В общем, можно сказать, что отношения между высшими психическими функциями когда-то были реальными отношениями между людьми. Я отношусь к себе так же, как люди относятся ко мне. Как вербальное мышление представляет собой интернализацию речи, так и рефлексия представляет собой интернализацию аргумента, точно так же ментальная функция слова, согласно Джанет, не может быть объяснена никаким другим способом, если мы не вводим в объяснение систему, более широкую, чем сам человек. Исходная психология функции слова — это социальная функция, и если мы хотим проследить, как слово действует в поведении индивида, мы должны рассмотреть, как оно раньше функционировало в социальном поведении людей.

В настоящее время мы не будем решать заранее вопрос о том, насколько истинна по существу теория речи, предложенная Джанет. Мы хотим только сказать, что предлагаемый им метод исследования совершенно самоочевиден с точки зрения истории культурного развития ребенка. По словам Джанет, слово изначально было командой для других, затем превратилось в сложную историю, состоящую из имитации, изменения функций и т. Д., И лишь постепенно отделялось от действия.По словам Джанет, слово всегда является командой, потому что оно является основным средством управления поведением. По этой причине, если мы хотим генетически объяснить, из чего происходит волевая функция слова, почему слово подчиняет двигательную реакцию, каково происхождение силы слова над поведением как в онтогенезе, так и в филогенезе, мы неизбежно придем к реальная функция команды. Джанет говорит, что власть слова над психическими функциями основана на реальной власти начальника над подчиненным; соотношение психических функций должно быть генетически отнесено к реальным отношениям между людьми.Регулирование чужого поведения с помощью слова постепенно приводит к развитию вербализованного поведения самого человека.

Но, конечно, речь является центральной функцией социальной связи и культурного поведения индивида. По этой причине история индивида особенно поучительна в переходе от внешней к внутренней, от социальной к индивидуальной функции и здесь проявляется с особой ясностью. . Не напрасно Ватсон увидел существенную разницу между внутренней и внешней речью в том, «что первая служит индивидуальным, а не социальным формам адаптации.

Если мы обратимся к средствам социальной связи, то увидим, что даже отношения между людьми имеют двойственную природу. Возможны прямые и опосредованные отношения между людьми. Прямые основаны на инстинктивных формах выразительного движения и действия. Когда Колер описывает обезьяну, которая хочет, чтобы с ней пошла другая обезьяна, как она смотрит в глаза другой обезьяне, подталкивает ее и начинает действие, которое она хочет убедить другую обезьяну сделать, перед нами классический пример прямого действия. связь с социальным персонажем.При описании социального поведения шимпанзе приводится множество примеров, в которых одно животное влияет на другое либо действиями, либо инстинктивными автоматическими выразительными движениями. Контакт устанавливается через прикосновение, через крик, через взгляд. Вся история ранних форм социального контакта ребенка полна примеров подобного рода, и здесь мы также видим контакт, устанавливаемый посредством плача, хватания за рукав, взгляда.

Однако на более высоком уровне развития возникают опосредованные отношения между людьми; Существенной характеристикой таких отношений является знак, посредством которого устанавливается социальный контакт.Понятно, что высшая форма социализации, опосредованная знаком, вырастает из естественных форм прямого общения; тем не менее, последняя существенно отличается от высшей формы.

Таким образом, имитация и разделение функций между людьми является основным механизмом модификации и трансформации функции самого человека. Если мы рассмотрим исходные формы трудовой деятельности, то увидим, что функция исполнения и функция направления разделены.Важным шагом в развитии работы является следующее: все, что делает руководитель и что делает подчиненный, объединяется в одном человеке. Это, как мы увидим ниже, является основным механизмом произвольного внимания и работы.

Все культурное развитие ребенка проходит через три основных этапа, которые можно описать следующим образом, используя анализ Гегеля.

В качестве примера рассмотрим историю развития указывающего жеста; как мы увидим, он играет исключительно важную роль в развитии речи ребенка и в значительной степени является древней основой всех высших форм поведения.Изначально указывающий жест представляет собой просто неудачное захватывающее движение, направленное в сторону объекта и обозначающее будущее действие. Ребенок пытается схватить объект, который находится несколько слишком далеко, его руки, протянутые к объекту, остаются в воздухе, пальцы совершают указывающие движения. Эта ситуация является отправной точкой для дальнейшего развития. Здесь впервые появляется указательное движение, которое мы можем условно назвать указательным жестом. Это движение ребенка, объективно указывающее на предмет и только на предмет.

Когда мать приходит на помощь ребенку и распознает его движение как указательное, ситуация существенно меняется. Указывающий жест превращается в. жест для других. В ответ на неудачное хватательное движение Ребенка возникает реакция не со стороны объекта, а со стороны другого человека. Таким образом, другие реализуют первоначальную идею неудачного хватательного движения. И только впоследствии, исходя из того, что неудачное хватательное движение связано ребенком со всей объективной ситуацией, он сам начинает рассматривать это движение как направление.

Здесь изменяется функция самого движения: из движения, направленного к объекту, оно становится движением, направленным к другому человеку посредством связи; захват превращается в направление. Из-за этого само движение сокращается, сужается, и развивается та форма указывающего жеста, которую мы можем справедливо назвать жестом для себя. Но движение становится жестом для самого себя ни в чем иным образом, кроме как вначале быть направлением для себя, то есть объективно обладающего всеми необходимыми функциями для направления и жестов для других, то есть людей, находящихся поблизости, думают и понимают его как направление.

Таким образом, ребенок последним распознает свой жест. Его значение и функция изначально складываются из объективной ситуации, а затем — из людей, окружающих ребенка. Указывающий жест, скорее всего, начинает указывать движением то, что понимают другие, и только позже становится направлением для самого ребенка.

Таким образом, мы можем сказать, что через других мы становимся самими собой, и это правило относится не только к человеку в целом, но также и к истории каждой отдельной функции.В этом же заключается суть процесса культурного развития, выраженная в чисто логической форме. Человек становится для себя тем, что есть в себе, через то, что он проявляет для других. Это тоже процесс формирования личности. В психологии здесь впервые во всей своей значимости ставится проблема соотношения внешних и внутренних психических функций. Здесь, как было сказано, становится ясно, почему все внутреннее в высших формах было по необходимости внешним, то есть было для других тем, чем оно является сейчас для вас самих.Каждая высшая ментальная функция обязательно проходит через внешнюю стадию развития, потому что функция прежде всего социальная. Это центр всей проблемы внутреннего и внешнего поведения. Многие авторы давно указывали на проблему интериоризации, интернализации поведения. Кречмер видит в этом закон нервной деятельности. Белер сводит всю эволюцию поведения к тому, что поле выбора положительных действий передается вовнутрь извне.

Но мы имеем в виду другое, когда говорим о внешнем этапе в истории культурного развития ребенка.Для нас называть процесс «внешним» означает называть его «социальным». Каждая высшая ментальная функция была внешней, потому что была социальной до того, как стала внутренней, строго ментальной функцией; Раньше это были социальные отношения двух людей. Средства воздействия на себя — это изначально средства воздействия на других или средства воздействия других на человека.

У ребенка поэтапно прослеживается сдвиг трех основных форм развития функций речи. Прежде всего, слово должно иметь значение, то есть иметь отношение к вещи, должна существовать объективная связь между словом и тем, что оно означает.Если нет, дальнейшее развитие слова невозможно. Далее, объективная связь между словом и вещью должна функционально использоваться взрослыми как средство общения с ребенком. Только тогда это слово будет иметь значение и для ребенка. Таким образом, значение слова объективно сначала существует для других и только потом начинает существовать для самого ребенка. Все основные формы социальных отношений между взрослым и ребенком позже становятся умственными функциями,

Мы можем сформулировать общий генетический закон культурного развития следующим образом: каждая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцене дважды, в двух планах: сначала в социальном, затем в психологическом, сначала между людьми как интерментальная категория, затем внутри ребенка как внутренняя категория.Это в равной степени относится к произвольному вниманию, логической памяти, формированию понятий и развитию воли. Мы вправе рассматривать изложенный тезис как закон, но при этом понимаем, что переход извне внутрь трансформирует сам процесс, меняет его структуру и функции. Генетически за всеми высшими функциями и их отношениями стоят общественные отношения, реальные отношения людей. Исходя из этого, одним из основных принципов нашей воли является принцип разделения функций между людьми, разделение на две части того, что сейчас слито в одно, экспериментальное развертывание более высокого умственного процесса в драму, происходящую среди людей.

По этой причине мы могли бы назвать основной результат, к которому приводит нас история культурного развития ребенка, как социогенез высших форм поведения.

Слово «социальный» применительно к нашему предмету имеет широкое значение. Во-первых, в самом широком смысле это означает, что все культурное является социальным. Культура является одновременно продуктом социальной жизни и социальной активности человека, и по этой причине сама постановка проблемы культурного развития поведения уже ведет нас непосредственно к социальной плоскости развития.Далее, мы могли бы указать на тот факт, что знак, находящийся вне организма, как инструмент, отделен от индивида и по сути служит социальным органом или социальным средством.

Идя дальше, мы можем сказать, что все высшие функции сформировались не в биологии, не в истории чистого филогенеза, но что сам механизм, лежащий в основе высших психических функций, является копией социального. Все высшие психические функции являются сущностью интернализованных отношений социального порядка, основой социальной структуры индивида.Их состав, генетическая структура, способ действия — словом, вся их природа — социальна; даже будучи преобразованными в психические процессы, они остаются квазисоциальными. Человек как личность поддерживает функции социализации.

Изменяя хорошо известный тезис Маркса, мы можем сказать, что ментальная природа человека представляет собой совокупность социальных отношений, интернализированных и превращенных в функции индивида и формы его структуры. Мы не хотим сказать, что это именно значение тезиса Маркса, но мы видим в этом тезисе наиболее полное выражение всего, к чему ведет наша история культурного развития.

В связи с высказанными здесь идеями, которые в обобщенном виде представляют основные закономерности, которые мы наблюдали в истории культурного развития и которые непосредственно связаны с проблемой детских групп, мы увидели, что высшие психические функции, например, функции слова раньше были разделены и распределены между людьми, а затем стали функциями самого человека. В поведении, понимаемом как индивидуальное поведение, нельзя было ожидать ничего подобного.Раньше психологи пытались вывести социальное поведение из индивидуального поведения. Они изучали индивидуальные реакции, наблюдаемые в лаборатории, а затем в группе изучали, как реакция индивидуума изменяется в групповой ситуации.

Такая постановка проблемы, конечно, вполне законна, но она включает генетически вторичный слой в развитии поведения. Первая задача анализа — показать, как индивидуальная реакция развивается из форм групповой жизни.В отличие от Пиаже, мы считаем, что развитие идет не к социализации, а к превращению социальных отношений в психические функции. По этой причине вся психология группы в развитии ребенка представлена ​​в совершенно новом свете. Обычный вопрос: как тот или иной ребенок ведет себя в группе. Мы спрашиваем, как группа создает высшие психические функции у того или иного ребенка.

Ранее предполагалось, что функция существует у индивида в готовой, полуготовой или рудиментарной форме, а в группе она раскрывается, усложняется, развивается, обогащается или, наоборот, подавляется, подавляется и т. Д.В настоящее время у нас есть основания предполагать, что в отношении высших психических функций материя должна быть представлена ​​как совершенно противоположная. Функции сначала формируются в группе в виде отношений детей, затем становятся психическими функциями индивида. В частности, раньше считалось, что каждый ребенок способен размышлять, делать выводы, доказывать, находить основания для любой позиции. Столкновение таких размышлений породило аргумент. Но дело в другом.Исследования показывают, что размышления порождаются аргументами. Изучение всех других психических функций приводит нас к такому же выводу.

Рассматривая формулировку нашей проблемы и развитие метода исследования, мы уже имели возможность разъяснить огромное значение сравнительного метода изучения нормального и ненормального ребенка для всей истории культурного развития. Мы видели, что это основной метод исследования, доступный современной генетической психологии, который позволяет сравнивать конвергенцию естественных и культурных линий в развитии нормального ребенка с расхождением этих же двух линий в развитии. ненормального ребенка.Мы рассмотрим несколько подробнее значение обнаруженных нами основных положений относительно анализа, структуры и генезиса культурных форм поведения для психологии ненормального ребенка.

Мы начнем с основной позиции, которую мы установили при анализе высших психических функций, которая состоит в признании естественной основы культурных форм поведения. Культура ничего не создает, она только модифицирует природные данные, чтобы они соответствовали целям человека.По этой причине совершенно естественно, что история культурного развития ненормального ребенка пронизана влияниями основного дефекта или неадекватности ребенка. Его природные ресурсы, те возможные элементарные процессы, из которых должны строиться высшие культурные механизмы поведения, незначительны и бедны, и по этой причине сама возможность возникновения и адекватного полного развития высших форм поведения часто кажется закрытой именно для этого ребенка. из-за бедности материала, лежащего в основе других культурных форм поведения.

Указанная особенность отмечается у детей с общей задержкой развития, т. Е. У детей с умственной отсталостью. Как мы помним, в основе культурных форм поведения лежит некий обходной путь, состоящий из более простых элементарных связей. Это чисто ассоциативное понимание высших форм поведения, основы, на которой они возникают, основы, на которой они питаются, у отсталого ребенка ослабляется с самого начала.

Другой момент, который мы обнаружили в ходе анализа, теперь вносит существенное дополнение к тому, что мы сказали, а именно: в процессе культурного развития происходит замена одних функций у ребенка другими, построение обходных путей, и это открывается раньше. нам совершенно новые возможности в развитии ненормального ребенка.Если такой ребенок не может чего-то достичь напрямую, то развитие обходных путей становится основанием для компенсации. Ребенок начинает окольными путями достигать того, чего он не мог достичь напрямую. Замещение функций фактически является основой всего культурного развития ненормального ребенка, и терапевтическая педагогика полна примеров таких обходных путей и таких компенсирующих примеров культурного развития.

Третья позиция, о которой мы упоминали выше, гласит: основу структуры культурных форм поведения составляет опосредованная деятельность, использование внешних знаков как средства дальнейшего развития поведения.Таким образом, выделение функции и использование знака имеют особенно важное значение во всем культурном развитии. Наблюдения за ненормальным ребенком показывают, что там, где эти функции сохраняются в неповрежденном виде, у нас действительно имеется более или менее благоприятное компенсаторное развитие ребенка; там, где они тормозятся или повреждаются, страдает и культурное развитие ребенка. На основе своих экспериментов У. Элиасберг развил общую идею о том, что использование вспомогательных средств может служить надежным критерием дифференциальной диагностики, позволяющим отличить безумие от любых форм ослабления, недоразвития, нарушения и задержки развития. интеллектуальная деятельность.Умение пользоваться знаками как вспомогательным средством поведения теряется, по-видимому, только с наступлением безумия.

Наконец, четвертая и последняя позиция, которую мы нашли, раскрывает новую перспективу в истории культурного развития ненормального ребенка. Мы имеем в виду то, что мы называем высшим овладением собственным поведением. Применительно к ненормальному ребенку можно сказать, что необходимо различать степени развития той или иной функции и степень развития овладения этой функцией.Всем известна огромная диспропорция в развитии высших и низших функций у отсталого ребенка. Для легкой отсталости такое общее регулярное снижение всех функций не так характерно, как недоразвитие конкретно высших функций при относительно благоприятном развитии элементарных функций. По этой причине мы должны изучать не только память отсталого ребенка, но и то, как и в какой степени он может использовать свою память. Недоразвитие отсталого ребенка также состоит прежде всего в недоразвитии высших форм поведения, в неспособности овладеть собственными процессами поведения и в неспособности их использовать.

В определенной степени мы возвращаемся с другого направления к идее Э. Сегена, для которого суть идиотизма представлялась недоразвитостью воли. Если мы понимаем волю как чувство владения собой, мы были бы склонны разделять его мнение и утверждать, что именно в дефекте овладения собственным поведением кроется главный источник всего недоразвития отсталого ребенка. Дж. Линдворски выразил ту же идею в несколько парадоксальной форме, когда попытался свести основу интеллектуальной деятельности к восприятию отношений и утверждал, что в этом смысле интеллект как функция восприятия отношений так же присущ идиоту, как и ему самому. Гете и что огромная разница между одним и другим состоит не в указанном действии, а в других, высших психических процессах.

Из этого можно сделать основной вывод, которым мы завершим наши замечания об уникальности культурного развития ненормального ребенка. Можно сказать, что вторичным осложнением отсталости всегда является, во-первых, примитивизм как общая культурная недоразвитость, основанная на органической недоразвитости мозга, и, во-вторых, определенная недоразвитость воли, задержка на младенческой стадии самообладания и процессов. собственного поведения. Наконец, только на третьем и последнем месте мы должны перечислить основное осложнение умственной отсталости — общее недоразвитие личности ребенка.

Теперь мы рассмотрим некоторые конкретные проблемы развития высших психических функций, рассмотрение которых позволит нам ближе подойти к основным данным детской и педагогической психологии.

Применима ли вообще концепция развития к тем изменениям, о которых мы говорим? Под развитием мы, конечно же, имеем в виду очень сложный процесс, состоящий из ряда характеристик.

Первая характеристика состоит в том, что при любом изменении субстрат, лежащий в основе развивающегося явления, остается прежним.Вторая непосредственная характеристика состоит в том, что любое изменение здесь в определенной степени носит внутренний характер; мы не называем развитием любое изменение, которое никак не связано с каким-либо внутренним процессом, происходящим в организме, или с той формой деятельности, которую мы изучаем. Единство и постоянство всего процесса развития, внутренняя связь между пройденным этапом развития и последующим изменением — это вторая основная характеристика, которая входит в понятие развития.

Надо сказать, что с этой точки зрения культурный опыт ребенка как акт развития очень долгое время игнорировался в детской психологии. Обычно говорили, что то, что можно назвать развитием, — это то, что исходит изнутри; то, что приходит извне, — это обучение и образование, потому что в природе не существует ребенка, который естественным образом созрел бы в своих арифметических функциях, но как только ребенок достигает, скажем, школьного возраста или несколько раньше, он извлекает извне из окружающих его людей целый ряд арифметических понятий и последующих операций.Таким образом, мы вряд ли можем сказать, что приобретение сложения и вычитания в восемь лет и умножение и деление в девять лет является естественным результатом развития ребенка; это только внешние изменения, происходящие из окружающей среды, и ни в коем случае не являются процессом внутреннего развития.

Однако более глубокое изучение того, как накапливается культурный опыт ребенка, показало, что в этом случае мы имеем в наличии ряд наиболее важных предварительных характеристик, если концепция развития должна применяться к определенным изменениям.

Первая характеристика состоит в том, что каждая новая форма культурного опыта не просто внешняя, независимо от состояния организма в данный момент развития, но организм, ассимилируя внешние воздействия, ассимилирует целый ряд форм поведения и усваивает их в зависимости от степени своего умственного развития. Происходит что-то похожее на то, что называется питанием в отношении роста тела, то есть ассимиляция определенных внешних веществ, внешнего материала, который перерабатывается и усваивается самим организмом.

Представим себе, что ребенок, не знающий культурных форм арифметики, попадает в школу и начинает изучать четыре функции. Вопрос в том, можно ли продемонстрировать, что овладение четырьмя функциями происходит в процессе развития, то есть что оно определяется наличием арифметических знаний, с которыми ребенок поступил в школу? Оказывается, дело обстоит именно так, и это составляет основу для обучения арифметике детей определенного возраста, а не на определенных ступенях обучения.Это можно объяснить тем, что в возрасте семи или восьми лет становится возможным впервые усвоить этот вид операций, потому что у ребенка произошло развитие знаний об арифметике. Рассматривая детей первого-третьего классов, мы обнаруживаем, что в течение двух-трех лет дети в основном все еще демонстрируют следы дошкольной естественной арифметики, с которой они поступили в школу.

Точно так же может показаться, что когда ребенок приобретает другие операции в школе чисто внешними способами, приобретение любой новой операции является результатом процесса развития.Мы попытаемся показать это в конце главы, когда будем анализировать концепции ассимиляции, изобретения и имитации, то есть все методы, которые используются для приобретения новых форм поведения. Мы постараемся показать, что даже там, где форма поведения приобретается посредством чистого подражания, не исключена возможность того, что она возникла в результате развития, а не просто подражания.

Чтобы убедиться в этом, достаточно экспериментально показать, что каждая новая форма поведения, даже усвоенная извне, обладает различными специфическими качествами.Естественно, он построен на том, что было раньше; это не может быть иначе, как на основе того, что было раньше. Если бы кто-то мог экспериментально продемонстрировать возможность овладения некоторой культурной операцией непосредственно в ее наиболее развитой форме, тогда мы получили бы доказательство того, что здесь мы говорим не о развитии, а о внешнем приобретении, то есть о некоторых изменениях, вызванных чисто внешними влияниями. Но эксперимент учит нас обратному: каждое внешнее действие является результатом внутреннего генетического паттерна.На основе экспериментов можно сказать, что культурный ребенок, даже вундеркинд, не может сразу освоить последнюю стадию развития операции, прежде чем он пройдет первую и вторую стадии. Другими словами, само введение новой культурной операции делится на серию звеньев, на серию этапов, внутренне связанных друг с другом и следующих друг за другом.

Поскольку эксперимент демонстрирует нам это, у нас есть все основания для применения концепции развития к процессу накопления внутреннего опыта, и в этом суть второй характеристики, о которой мы говорили.

Но самоочевидно, что рассмотренное нами развитие относится к типу, совершенно отличному от развития, которое изучается при развитии элементарных функций ребенка. Это очень существенная разница, и ее очень важно отметить, потому что в данном случае это также одна из основных характеристик.

Мы знаем, что в основных формах адаптации человека, борьбе человека с природой зоологический тип развития существенно отличается от исторического.В первом случае происходят анатомические изменения в организме, и биологическое развитие происходит на основе органических изменений структуры, тогда как в истории человечества интенсивное развитие форм адаптации человека к природе происходит без таких существенных органических изменений.

Наконец, мы должны указать, что связь между естественным развитием, поведением ребенка, основанным на созревании его органического аппарата, и видами развития, которые мы рассматриваем, является связью не эволюционной, а революционной: развитие не происходит. путем постепенных, медленных изменений и накопления небольших изменений, которые в совокупности в конечном итоге вызывают существенное изменение.Здесь в самом начале мы наблюдаем развитие революционного типа, т. Е. Резкие и коренные изменения самого типа развития, самих движущих сил процесса; хорошо известно, что именно такая характеристика исключает возможность применения концепции развития к этому процессу.

Теперь перейдем непосредственно к рассмотрению таких случаев изменения типа застройки.

Мы очень хорошо знаем, что в современной детской психологии более или менее общеприняты две теории генезиса: одна различает две основные стадии в развитии поведения; другой отличает три.Первый склонен указывать на то, что все поведение в развитии проходит две основные стадии: стадию инстинкта или стадию, которая была названа стадией безусловного рефлекса, наследственной или врожденной функцией поведения и стадией приобретения реакций, основанных на на личном опыте, или условных рефлексах, этап выездки применительно к животным.

Другая теория склонна еще больше разделить стадию реакций, приобретенных личным опытом, и различать стадию условных рефлексов или привычек и стадию интеллектуальных реакций.

Чем третий этап отличается от второго?

Очень кратко можно сказать, что существенное различие заключается, с одной стороны, в способе возникновения реакций, а с другой стороны, в характере функции, то есть биологической функции реакции, в в отличие от привычки, которая возникает в результате проб и ошибок или в результате стимулов, действующих в одном направлении. В интеллектуальных реакциях ответ возникает как выражение определенного образа, полученного, очевидно, в результате своего рода короткого замыкания, то есть сложного внутреннего процесса, сформированного на основе возбуждения ряда взаимодействующих центров, который создает новый путь.Следовательно, мы говорим о реакции взрывного типа, исключительно сложной по характеру своего возникновения, механизмы которой пока неизвестны, поскольку наши знания о процессах мозга все еще находятся на начальной стадии развития.

Если функция инстинктивной реакции отличается от функции привычки, то последняя отличается от интеллектуальной функции. Конечно, если биологическая функция привычки — это приспособление к индивидуальным условиям существования, которые более или менее ясны и просты, то функция интеллектуального поведения — приспособление к изменяющимся условиям окружающей среды и к изменяющимся обстоятельствам в новых условиях.Среди психологов возник аргумент именно на этом основании: авторы, которые отвергают рассмотрение интеллекта как особого уровня в природе , говорят , что это только особый подкласс внутри того же класса, что и приобретение привычки. Мне кажется, что научная осторожность заключается в том, что мы говорим здесь только о двух классах развития в поведении ребенка: унаследованном и приобретенном через опыт, и внутри последнего, приобретенного через опыт, мы сможем установить, что не всего два этапа, но, возможно, даже больше по мере увеличения наших знаний.

Следовательно, нам при современном уровне знаний кажется правильным принять точку зрения Торндайка, американского психолога, который различает две стадии: унаследованную и индивидуальную, или внутреннюю и приобретенную, и в поведении, он различает две стадии или две группы реакций: с одной стороны, привычки, унаследованные для адаптации к более или менее длительным условиям индивидуального существования, а с другой стороны, целая иерархия привычек, направленных на решение новых проблем, с которыми сталкивается человек. организм, другими словами, тот порядок реакций, о котором мы говорили.

Чтобы понять связь между уровнями развития, которые интересуют нас в детской психологии, мы должны вкратце принять во внимание существующую между ними связь типа из . Отношения носят диалектический характер.

Каждая последующая стадия в развитии поведения , с одной стороны, отрицает предыдущую стадию, отрицает ее в том смысле, что свойства, присутствующие на первой стадии поведения, удаляются, устраняются и иногда превращаются в противоположную, более высокую стадию. .Например, мы проследим, что происходит при преобразовании рефлекса из безусловного рефлекса в условный. Мы видим, что ряд свойств, связанных с его наследственными характеристиками (стереотипность и т. Д.), В условном рефлексе отрицается, потому что условный рефлекс — это временное, гибкое образование, исключительно подверженное посторонним раздражителям и, кроме того, присущее только самим себе. данная особь не по природе и не по наследству, а приобретена в силу условий эксперимента.Таким образом, каждый последующий этап влияет на изменение или отрицание свойств предыдущего этапа.

С другой стороны, предшествующая стадия существует внутри последующей, которая проявляет, скажем, стадию условного рефлекса. Его свойства те же, что и у безусловного рефлекса; это тот же инстинкт, но проявляющийся и состоящий только в другой форме и в другом выражении.

Современная динамическая психология стремится изучить энергетические основы различных форм поведения.Например, в серии изменений форм инстинкта психологи видят влияние развития детской речи и ее влияние на поведение, что, конечно, представляет для нас большой интерес в связи с проблемой воли. Мы вернемся к этому позже. Для нас ясна и понятна основная проблема, которую ставят психологи. Например, современный человек идет поесть в ресторан, а животное с таким же врожденным инстинктом идет на охоту за пищей, необходимой для существования. Поведение животного целиком основано на инстинктивной реакции, тогда как у человека, испытывающего тот же голод, способ поведения основан на совершенно иных условных реакциях.В первом случае мы имеем естественный рефлекс, когда одна реакция следует за другой, во втором случае — серия условных изменений. Однако, если мы посмотрим на культурное поведение человека, мы увидим, что основной движущей силой этого поведения, энергетической основой, стимулом является тот же инстинкт или та же материальная потребность организма, который движет животным, в то время как инстинкт — это тот же инстинкт. не всегда нужны условные рефлексы. В человеке инстинкт существует в загадочной форме, и поведение неизбежно связано с измененным рядом свойств инстинкта.

Мы имеем именно такое диалектическое отношение отрицания предшествующей стадии при сохранении ее в загадочной форме в отношении условного рефлекса и интеллектуальной реакции. В хорошо известном примере Торндайка с арифметическими задачами важно, чтобы ребенок, решающий задачу, не использовал никаких других реакций, кроме тех, которые он приобрел по привычке или в сочетании привычек, направленных на решение новой для него проблемы. Таким образом, даже здесь интеллектуальная реакция отрицает привычки, которые являются как бы загадочной реакцией, направленной на решение проблем, стоящих перед организмом, и устраняются некоторые свойства привычек.Однако, в то же время, интеллектуальная реакция, по-видимому, по существу сводится не к чему-либо иному, кроме системы привычек, и эта система или организация систем сама по себе является собственно делом интеллекта.

Если мы примем во внимание такую ​​последовательность стадий естественного развития поведения, то мы должны сказать нечто подобное и в отношении четвертой стадии развития поведения, которая нас сейчас интересует. Возможно, нам придется признать, что высшие процессы поведения, которые мы собираемся обсудить, также принадлежат к естественному поведению, в котором каждая стадия в пределах этого естественного поведения имеет определенные отношения с предыдущей стадией: в определенной степени это отрицает стадию примитивного поведения. поведение и также содержит естественное поведение в загадочной форме.

В качестве примера воспользуемся такой операцией, как запоминание с помощью знаков. Мы видим, что, с одной стороны, здесь происходит запоминание, как это не происходит при обычном запоминании при установлении привычек; запоминание, связанное с интеллектуальной реакцией, имеет определенные свойства, которых нет в первом случае. Но если мы разделим процесс запоминания, зависящий от знаков, на составные части, мы легко увидим, что в конечном итоге этот процесс содержит в себе те же реакции, которые также характерны для естественного запоминания, но только в новом сочетании.Новая комбинация составляет основной предмет наших исследований детской психологии.

В чем заключаются основные изменения? Они заключаются в том, что на более высокой ступени развития человек начинает контролировать свое поведение, подчиняет свои реакции своему собственному контролю. Подобно тому, как он контролирует действия внешних сил природы, он также контролирует свои собственные процессы поведения на основе естественных законов поведения. Поскольку в основе естественных законов поведения лежат законы реакции на стимулы, реакцию невозможно контролировать, пока не контролируется стимул.Следовательно, ребенок сам контролирует свое поведение. но ключ к этому — в контроле над системой стимулов. Ребенок владеет арифметическими операциями, освоив систему арифметических стимулов.

Именно таким образом ребенок овладевает всеми другими формами поведения, усвоив стимулы, но система стимулов представляет собой социальную силу, представленную ребенку извне.

Чтобы сделать сказанное полностью ясным, мы проследим стадии, которые проходит ребенок в развитии операции управления своим собственным поведением. Мы приводим экспериментальный пример, который мы использовали ранее, говоря о реакции выбора.Здесь уместно кратко поговорить о том, как эта реакция изменяется в процессе запоминания и почему мы определяем свойства развития этими изменениями.

В чем заключается развитие реакции выбора у ребенка? Допустим, в исследовании используется от пяти до восьми стимулов, и ребенка просят ответить на каждый стимул разным ответом, например, на синий цвет, он будет отвечать одним пальцем, другим — красным, желтым. , с третьим.Из данных старой экспериментальной психологии мы знаем, что реакция выбора у ребенка устанавливается в шестилетнем возрасте. Также установлено, что у взрослого человека сложная реакция выбора формируется значительно труднее, и требуются особые усилия для выбора ответов, соответствующих каждому стимулу, из большого количества ответов.

Например, если мы попросим испытуемого отреагировать на красный цвет левой рукой и на синий цвет правой рукой, выбор будет установлен быстро, и реакция будет легче, чем если бы мы представили выбор из трех, четырех, пяти или шести цвета.Анализ старых экспериментов, как мы отмечали ранее, приводит психологов к выводу, что в реакции выбора мы на самом деле не выбираем; здесь происходит процесс иного характера, который может быть выбран только по внешнему виду. На самом деле происходит кое-что еще. Ряд исследований формирует основу для предположения, что в основе реакции выбора лежит очень сложная форма поведения, которую мы должны различать между стимулами, которые появляются без порядка, и организованными стимулами, что в этих реакциях происходит замыкание условных связей. , или, говоря языком старой психологии, есть фиксация инструкции.Если мы используем мнемотехнику для запоминания инструкции, что обычно характерно для памяти, то мы можем облегчить установление правильного выбора реакции.

Мы действуем следующим образом: мы даем шестилетнему ребенку, затем семилетнему и восьмилетнему ребенку ряд стимулов, скажем, несколько картинок, и просим каждого ребенка отреагировать на каждый из них. изображение с другим движением, либо нажать соответствующую клавишу, либо переместить палец. Мы даем испытуемому возможность использовать внешние средства для решения этой внутренней операции и пытаемся понаблюдать, как ребенок ведет себя в таких случаях.

Интересно, что ребенок всегда выполняет предложенное задание и не отказывается от него. Он так мало знает о своих умственных способностях, что задача не кажется ему невыполнимой, в отличие от взрослого, который, как показал эксперимент, всегда отказывается и говорит: «Нет, я не буду помнить и не могу. это.» И действительно, если взрослому дается такая инструкция, он задает несколько вопросов, возвращается к предыдущему цвету, ищет более точную информацию о том, на какой цвет ему следует реагировать и каким пальцем.А ребенок подходит к задаче, слушает инструкцию и сразу пытается ее выполнить.

Эксперимент начинается. Чаще всего дети практически сразу сталкиваются с трудностями и 90% ошибаются. Но даже старшие дети, освоив одну или две реакции на другие раздражители, наивно спрашивают, каким пальцем они должны нажимать клавишу для какого цвета. У ребенка мы воспринимаем эту раннюю стадию как начальную или примитивную стадию развития реакции.

Нам понятно, почему это примитивно, естественно. Это характерно для всех детей, и в большинстве случаев дети ведут себя именно так в нескольких реакциях; он примитивен, потому что поведение ребенка в этом случае определяется его способностью к прямому импринтингу, естественным состоянием его мозгового аппарата. И действительно, если ребенок пытается овладеть реакцией выбора с десятью стимулами, это можно объяснить тем, что он еще не знает своих ограничений и оперирует сложным, как оперирует простым.Другими словами, он пытается примитивными средствами реагировать на сложную структуру.

Далее эксперимент ставится следующим образом. Видя, что ребенок не справляется с задачей примитивными средствами, мы в определенной степени модифицируем эксперимент, вводим вторую серию раздражителей. Это основной метод, который обычно используется при изучении культурного поведения ребенка.

Помимо стимулов, которые должны были вызвать ту или иную реакцию выбора, мы даем ребенку ряд дополнительных стимулов, например картинки, наклеенные на разные клавиши, и предлагаем испытуемому связать данную картинку с данным ключом.Например, когда представлено изображение лошади, необходимо нажать клавишу с санями. Получив инструкции, ребенок видит, что он должен нажать клавишу с «санями», когда представлен рисунок «лошадь», и клавишу с изображением ножа в ответ на «хлеб». Здесь реакция идет хорошо, она уже вышла за пределы примитивной стадии, потому что реакция ребенка зависит не только от примитивных условий; внезапно ему приходит в голову правило решения проблемы, и он делает выбор с помощью обобщенной реакции.При выборе из десяти стимулов соответственно изменяются свойства реакции. Здесь уже не действует правило увеличения продолжительности обучения в зависимости от количества стимулов; все равно, предъявляются четыре или восемь, пять или десять стимулов, качество реакции на раздражители не меняется.

Но было бы ошибкой думать, что ребенок полностью усвоил данную форму поведения. Стоит только сделать одни и те же снимки и переставить их, как если бы такой связи не было.Если бы вместо клавиши с пометкой «сани» была клавиша с пометкой «нож», и если бы ребенку было предложено нажать клавишу «нож» в ответ на картинку «лошадь», ребенок сначала не заметил бы, что были переключены вспомогательные картинки. Если мы спросим, ​​может ли он вспомнить, ребенок без всякого сомнения ответит, что может.

Он слушает инструкцию, но когда мы действительно меняем положение картинок, ребенок не может произвести правильную реакцию выбора. У разных детей этот этап протекает по-разному, но в основном поведение всех детей состоит в том, что они обращаются с картинками, не понимая, как работает картинка, хотя они помнят, что каким-то образом «лошадь» помогла найти «сани».«Часто ребенок рассматривает внутреннюю сложную связь чисто внешне; ассоциативно он чувствует, что очевидно, что картина должна помочь ему сделать выбор, хотя он не может объяснить внутреннюю связь, лежащую в основе этого.

Простым примером этого этапа в развитии детской операции является эксперимент, проведенный с маленькой девочкой. «Моя мама дает ребенку инструкцию, похожую на инструкцию в тесте Бине — пройти в соседнюю комнату и провести три небольшие операции.Давая наставление, мать повторяет его несколько раз или произносит только один раз. Девочка замечает, что когда мать повторяет это несколько раз, инструкция считается успешной; девочка вспоминает и наконец начинает понимать, что мама должна повторить инструкцию несколько раз. Когда мать дает новую инструкцию, девочка говорит: «Скажи еще раз», и, не слушая, убегает. Девушка отметила связь между повторением и успехом в выполнении задания, но не понимала, что одно повторение ей не помогло, что повторение нужно услышать, четко усвоить, и только тогда выполнять инструкцию будет легче. .

Следовательно, для такого рода операции характерна внешняя связь между стимулом и средством, но не психологическая внутренняя связь. Интересно, что подобные явления, наблюдаемые у первобытного человека, часто называются магическим мышлением. Это возникает на основе недостаточного знания строгих законов природы и на основании того факта, что первобытный человек предполагает связь между мыслями как связь между вещами.

Ниже приводится типичный образец магии.Чтобы нанести серьезный вред человеку, первобытные люди занимаются колдовством, стараясь достать у человека волосы или портрет и сжечь их, полагая, что таким образом человек также будет наказан. Здесь механистическая связь между мыслями заменяет связь между объектами. Как первобытные люди вызывают дождь? Они пытаются сделать это с помощью магической церемонии. Сначала они начинают продувать пальцы, имитируя ветер, затем устраивают так, чтобы вода падала на песок, и если песок намокнет, это означает, что такая церемония принесет дождь.Связь в мышлении превращается в связь материальную.

У ребенка, на стадии которого мы говорим, происходит противоположное явление — связь между вещами считается связью между мыслями, связь между двумя картинками считается мысленной связью. Другими словами, происходит не подлинное использование данного закона, а его внешнее, ассоциативное использование. Этот этап можно назвать этапом наивной психологии. Термин «наивная психология» используется по аналогии с термином «наивная физика», введенным О.Липманн и Х. Боген, а также Колер. Этот термин указывает на то, что в то время как одни и те же животные прилагают наивные усилия к практическому использованию инструментов, человек предпринимает аналогичные наивные усилия по отношению к своим умственным операциям. В обоих случаях опыт наивен, потому что он получен прямым, наивным путем. Но поскольку наивный опыт имеет пределы, наивная физика обезьяны приводит к ряду интересных явлений. Обезьяна мало что знает о физических свойствах своего тела, строит эту наивную физику на основе своего оптического опыта и получает нечто вроде хорошо известного факта, описанного Колером: если обезьяна научилась получать его с помощью палки и если у него нет палки, он хватает соломинку и пытается скатать фрукт соломой.Как возможна такая ошибка? Потому что оптически соломинка напоминает палку, а обезьяна не знает физических свойств палки. Точно так же обезьяна обращается с туфлей, с полями соломенной шляпы, полотенцем, с любым предметом.

Еще более интересны недостатки наивной физики, которые демонстрирует обезьяна, когда она хочет получить фрукты, которые находятся высоко: она пытается поставить коробку на угол или ребро к стене и приходит в ярость, когда коробка раскручивается.Другая обезьяна ставит коробку на стену на своем уровне и нажимает на нее в надежде, что коробка останется там. Действия обезьян можно очень просто объяснить естественной жизнью в лесу, где животные приобретают наивный физический опыт. Обезьяна может опираться на ветки, которые отходят от ствола дерева точно в том же направлении, в котором она хочет прикрепить коробку к стене. Ошибочные попытки являются результатом недостаточного знания обезьяной физических свойств своего тела и других тел.

Этот эксперимент, переданный детям, демонстрирует, что использование маленьким ребенком инструментов также можно объяснить его наивной физикой, то есть тем фактом, что в той мере, в какой ребенок приобретает какой-либо опыт, он способен использовать определенные свойства вещей с помощью с которыми он должен иметь дело и выработать определенное отношение к ним. Аналогично, в результате практического использования знаков складывается опыт их использования, который все еще остается наивным психологическим опытом.

Чтобы понять, что после повторения легче вспомнить, нужно иметь определенный опыт запоминания.В экспериментах наблюдали, как происходит это запоминание, и понятно, что оно усиливается с повторением. Ребенок, который понимает связь между повторением и запоминанием, не имеет достаточного психологического опыта в отношении реальных условий того, как происходит настоящая реакция, и наивно использует этот опыт.

Можно ли получить наивный психологический опыт? Несомненно, он приобретается по мере того, как приобретается наивный физический опыт благодаря тому факту, что ребенок имеет дело с объектами, совершает движения, овладевает некоторыми или другими свойствами объектов и учится обращаться с ними.Именно так в процессе адаптации ребенок запоминает и выполняет различные инструкции. Выполняя их, ребенок накапливает и приобретает определенный наивный психологический опыт, и он начинает понимать, как нужно помнить, что включает в себя запоминание, и когда он это понимает, он начинает правильно использовать тот или иной знак.

Таким образом, на стадии магического использования знаков он использует их в соответствии с чисто внешним сходством. Но у ребенка этот этап длится недолго.Он убежден, что с помощью определенного распределения картинок он запомнит реакцию выбора, но с другим распределением он не запомнит ее. Таким образом, ребенок приходит к открытию уникального характера своего воспоминания и вскоре начинает говорить: «Нет, поместите эту картинку сюда». Когда ему говорят, что для изображения «лошадь» он должен нажать клавишу «хлеб», он говорит: «Нет, я нажму эту клавишу с изображением саней». Так смутно, но постепенно ребенок, тем не менее, начинает накапливать опыт в отношении собственного воспоминания.

Наивно усвоив, в чем состоит операция запоминания, ребенок переходит к следующему этапу. Если мы даем ему картинки в случайном порядке, он размещает их в нужном порядке и устанавливает определенную связь; он больше не занимается внешними знаками, но знает, что наличие этих знаков поможет ему выполнить определенную операцию, то есть запоминание с помощью знаков.

Очень скоро ребенок, используя уже подготовленную связь и установив связь в предыдущем опыте (коня-сани или хлебный нож), сам начнет создавать связь.Теперь у ребенка больше нет проблем с установлением и запоминанием подобных связей. Другими словами, следующий этап характеризуется тем, что ребенок, используя предоставленную нами связь, переходит к созданию новой связи. Этот этап можно назвать этапом использования внешних знаков. Для него характерно то, что при использовании знаков во внутренней операции у ребенка начинают самостоятельно формироваться новые связи. И это самое главное, что мы хотели сказать.Ребенок организует раздражители, чтобы осуществить свою реакцию.

На этом этапе мы ясно видим проявление основных генетических законов, согласно которым организовано поведение ребенка. Он состоит из реакции, которую ребенок хочет направить по определенному пути. Здесь он организует внешние раздражители и использует их для выполнения поставленной перед ним задачи. Этот этап длится недолго, прежде чем ребенок переходит к следующей форме организации своей деятельности.

После того, как испытуемый проходит один и тот же эксперимент несколько раз, исследователь начинает наблюдать уменьшение времени реакции: если реакция приняла 0.5 секунд или более раньше, теперь это занимает всего 0,2 секунды; это означает, что реакция ускорилась в 2,5 раза. Наиболее важным изменением является то, что во внутренней операции запоминания ребенок использует внешние средства; желая овладеть своей реакцией, он справляется со стимулами; но затем ребенок постепенно устраняет имеющиеся перед ним внешние раздражители и перестает обращать на них внимание. Осуществляя реакцию выбора, ребенок действует так же, как и раньше, но без серии раздражителей.Разница в том, что внешняя реакция превращается во внутреннюю реакцию; реакция, которая раньше была невозможна при наличии большого количества раздражителей, теперь становится возможной.

Давайте представим, что произошло: каждая внешняя операция имеет, как говорится, свое внутреннее представление. Что это значит? Мы делаем определенное движение, предъявляем определенные раздражители, один раздражитель здесь, другой там. Этому соответствует определенный внутренний мозговой процесс; в результате ряда таких переживаний при переходе от внешней операции к внутренней все промежуточные раздражители становятся все менее и менее необходимыми, и операция начинает выполняться без промежуточных стимулов.Другими словами, происходит то, что мы условно называем процессом революции. Если внешняя операция стала внутренней, то она выросла внутрь или совершила переход от внешней к внутренней.

На основании этих экспериментов мы можем выделить три основных типа такого переворота, то есть переход операции извне внутрь. Перечислим эти типы и постараемся показать, насколько наши результаты типичны для культурного ребенка в целом и конкретно для арифметического развития ребенка, для развития его речи и памяти.

Первый тип вращения или прохождение внешней операции внутрь — это то, что мы условно называем вращением типа шва. Мы знаем, что произошла революция в живых тканях. Берем два конца оторванной ткани и сначала сшиваем нитью. Из-за этого два конца ткани соединяются, и они становятся сращенными. Затем предварительно введенную нить можно вывести и вместо искусственного соединения будет соединение без шва.

Когда ребенок комбинирует свои раздражители с реакцией, сначала он соединяет данный раздражитель с реакцией посредством шва.Чтобы запомнить, что картинка «лошадь» соответствует клавише «сани», ребенок выносит промежуточный элемент между клавишей и картинкой, а именно, картинку «сани»;

— это шов, соединяющий данный стимул и реакцию. Постепенно шов исчезает, и между раздражителем и реакцией образуется прямая связь. Если шов устранить, то, конечно, реакция ускоряется, и для операции, которая требовала 0,5 секунды, теперь требуется только 0.15 секунд, потому что путь от стимула до реакции короче. Операция преобразуется из опосредованной в прямую.

Второй тип революции — революция целого. Представим себе, что ребенок много раз реагирует на одну и ту же картинку с помощью картинок одинаковых вещей, которые он понимает. Если бы ребенок 30 раз отреагировал одинаково, то, конечно, можно было бы сказать, что ребенок будет помнить, что для данной картинки («лошадь») он должен нажать клавишу «сани», другими словами, он передает Целый ряд внешних раздражителей внутрь в целом.Это переход внутрь целой серии; здесь переход операции внутрь состоит в том, что сглаживается различие между внешними и внутренними раздражителями.

Наконец, третий и наиболее важный тип перехода операции от внешнего к внутреннему — это тот, при котором ребенок усваивает саму структуру процесса, усваивает правила использования внешних знаков и, поскольку у него больше внутренних стимулов, и он может справиться с ним. с ними легче, чем с внешними раздражителями, то в результате усвоения самой структуры ребенок вскоре переходит к использованию структуры как внутренней операции.Ребенок говорит: «Мне больше не нужны картинки, я могу сделать это сам», и таким образом он начинает использовать словесные стимулы.

Проследим этот этап на примере развития такой важной области знаний ребенка, как знание арифметики.

На естественной или примитивной стадии ребенок решает задачу прямым путем. Решив очень простые задачи, он переходит к этапу использования знаков, не осознавая способа их действия.Затем наступает этап использования внешних знаков и, наконец, этап внутренних знаков.

Все арифметическое развитие ребенка должно, прежде всего, иметь естественную или примитивную стадию в качестве отправной точки. Может ли трехлетний ребенок, посмотрев, определить, какая группа из трех яблок или группа из семи яблок больше? Он может. Но если спросить о более сложной дифференциации, сможет ли ребенок правильно сказать, в какой группе — 16, а в какой — 19 яблок? Нет, он не может. Другими словами, сначала мы увидим естественную стадию, определяемую чисто естественными законами, когда он будет сравнивать числа просто визуально.Однако мы знаем, что ребенок быстро и совершенно незаметно переходит от этой стадии к другой, и когда ему нужно распознать, где больше предметов, тогда, как и большинство детей в культурных условиях, он начинает считать. Иногда дети делают это еще до того, как понимают, что такое счет. Считают: раз, два, три, целую серию, хотя настоящего счета еще не знают.

Проверяя, многие ли дети начинают считать, прежде чем они поймут, что такое счет, исследователи (например, Стерн) наблюдали за детьми, которые умеют считать, но не понимают, что такое счет.Если такого ребенка спросить: «Сколько пальцев у тебя на руке?» он пересчитывает их по порядку и говорит: «Пять». И если ему скажут: «Сколько у меня есть? Посчитай их!» ребенок отвечает: «Нет, не знаю как». Это означает, что ребенок умеет наносить ряд чисел только на свои пальцы, но не может сосчитать их на чужой руке.

Еще один пример Стерна. Ребенок считает пальцы: «Один, два, три, четыре, пять». Когда его спрашивают: «Сколько всего вместе?» он отвечает: «Шесть.«Почему шесть?» «Потому что это пятое, а всего их шесть». У ребенка нет четкого представления об общей сумме. Другими словами, ребенок чисто внешне, «магически» усваивает определенную операцию, еще не зная ее внутренних отношений.

Наконец, ребенок переходит к настоящему счету; он начинает понимать, что значит считать пальцы; но тем не менее он все еще считает по внешним признакам. На этом этапе ребенок считает в основном по пальцам, и если ему задают такую ​​задачу, как «Вот семь яблок.Убери два. Сколько останется? » Чтобы решить проблему, он переходит от яблок к пальцам. В этом случае пальцы играют роль знаков. Он выставляет семь пальцев, затем вычитает два, оставляя пять. Другими словами, ребенок решает проблему с помощью внешних знаков. Если ребенку запрещают двигать руками, он не может провести требуемую операцию.

Но мы хорошо знаем, что ребенок очень быстро переходит от счета на пальцах к счету в голове; ребенок постарше, если его просят вычесть два из семи, уже считает не по пальцам, а в уме.Здесь ребенок демонстрирует два основных типа революции, о которых мы говорили. В одном случае счет в голове — это оборот целого, и ребенок обращает всю внешнюю серию внутрь (например, считает для себя: «Один, два, три» и т. Д.). В другом случае он проявляет революцию по типу шва. Это происходит, если ребенок тренируется, а затем дает ответ. Наконец, ему не понадобится промежуточная операция, но ответ он даст напрямую. Это то, что происходит с любым счетом, когда все промежуточные операции устранены и стимул непосредственно вызывает требуемый результат.

Другой пример касается развития речи у ребенка. Сначала ребенок находится на стадии естественной, примитивной или собственно доречевой: он плачет, издает одинаковые звуки в разных ситуациях; это чисто внешнее действие. На этом этапе, когда ему что-то нужно, он прибегает к естественным средствам в зависимости от прямых или условных рефлексов. Затем следует этап, когда ребенок открывает для себя основные внешние правила или внешнюю структуру речи; он замечает, что для каждой вещи есть слово, что данное слово является условным обозначением вещи.Долгое время ребенок рассматривает слово как одно из свойств вещи. Исследования с детьми старшего возраста показали, что отношение к словам как к естественным свойствам вещей сохраняется надолго.

Есть интересный филологический анекдот, демонстрирующий отношение к языку людей с малой культурой. В книге Федорченко есть рассказ о солдате, который разговаривает с немцем и обсуждает, какой язык лучший и самый правильный. «Я, русский, утверждает, что русский лучше всего:« Возьмите, например, нож; на немецком языке — Messer, на французском — couteau , а на английском — Knife , но, как вы знаете, на самом деле это нож; это означает, что наше слово самое правильное.Другими словами, предполагается, что название вещи является выражением ее истинной сущности.

Другой пример, представленный Стемом с участием двуязычного ребенка, отражает ту же ситуацию: когда ребенка спрашивают, какой язык правильный, он отвечает, что это будет правильно по-немецки, потому что Wasser — это именно то, что можно пить, а не то, что по-французски звоните l’eau. Таким образом, мы видим, что ребенок установил связь между названием вещи и самой вещью.Дети рассматривают имя как одно из свойств вещей вместе с другими его свойствами. Другими словами, внешняя связь стимулов или связь вещей предполагается психологической связью.

Мы знаем, что у первобытных людей магическое отношение к словам. Так, у народов, развивающихся под влиянием религии, например у евреев, есть слова, которые нельзя произносить, и если нужно говорить о чем-то, скажем, о мертвом человеке, то нужно добавить слова: «Пусть это не распространяется на ваш дом.«Нельзя называть дьявола, потому что, если его назовут, он появится. То же самое относится к словам, определяющим «постыдные» объекты; слова приобретают оттенок этих постыдных предметов, и стыдно их произносить. Другими словами, это пережиток перенесения на условные знаки свойств вещей, которые эти знаки обозначают.

Ребенок очень быстро переходит от стадии рассмотрения слов как качественных свойств вещи к условному обозначению слов, то есть он использует словесные знаки, особенно на стадии эгоцентрической речи, которую мы уже знаем.Здесь ребенок в беседе с самим собой отмечает самые важные варианты, которые он должен выполнить. Наконец, от стадии эгоцентрической речи ребенок переходит к последней стадии, к стадии внутренней речи в истинном смысле слова.

Таким образом, в развитии речи у ребенка мы видим одни и те же стадии: естественную, или магическую, стадию, на которой он относится к слову, как если бы оно было свойством вещи, затем внешнюю стадию и, наконец, внутренняя речь. Последний этап — аутентичное мышление.

Каждый из этих примеров можно обсудить отдельно. Однако после всего того, что я сказал, мы можем предположить, что основные этапы проявляются в формировании памяти, воли, арифметических знаний и речи — тех же этапов, о которых мы говорили и через которые проходят все высшие психические функции ребенка. разработка.

История развития высших психических функций Глава 15. Заключение Выготского.

История развития высших психических функций Глава 15.Заключение Выготского.

Выготского. История развития высших психических функций.

Глава 15. Заключение

Дальнейшие исследования; Развитие личности и мировоззрения у ребенка

Наши исследования всегда проводились аналитическим путем. Мы попытались выделить и проследить линию культурного развития отдельных психических функций, отдельных форм поведения, связанных, с одной стороны, с овладением внешними средствами (речь, арифметика, письмо), а с другой — с внутренними изменениями памяти. внимание, абстрактное мышление, формирование понятий.

Глава о завещании раскрывает общий корень, из которого проистекают все другие формы поведения. Но за анализом обязательно должен следовать синтез. Поскольку ход изложения никогда не совпадает напрямую с ходом исследования, мы сначала изложили общие теоретические положения, к которым привело нас изучение отдельных функций, которые мы рассмотрели в трех главах. Их цель состояла в том, чтобы объяснить анализ, структуру и генезис культурного поведения.

В обобщающем разделе мы попытались собрать общие выводы, подтверждаемые историей культурного развития в отношении воспитания и методологии школьного обучения.Затем мы попытались осветить проблему культурного возраста, связанную с диапазоном культурного развития и методом его измерения.

Наконец, мы подошли к последней задаче, предмету этой главы, которая состоит из попытки представить план или картину всего культурного развития ребенка, рассмотреть культурное развитие ребенка в целом в его изменениях. с возрастом. Мы должны отметить, что при нынешнем уровне наших знаний и наших исследований синтезирующая глава может быть написана только в виде черновика.При представлении культурного развития каждой отдельной функции мы использовали фактический материал, а также отдельные исследования и наблюдения. Теперь мы подошли к планированию дальнейшего хода исследований. Только детальное накопление первичного фактического материала с последующими эмпирическими и теоретическими обобщениями, показывающими частичные закономерности и помещающими их во все более широкие законы, может привести к полному разрешению нашей проблемы.

Как мы уже говорили, в настоящее время наши исследования не дают для этого достаточного основания.Однако уже сейчас мы можем попытаться нарисовать схему культурного развития в целом и осветить в возрастном разрезе наиболее важные моменты перспективы, которая открывается в связи с фактами, представленными ранее. Мы делаем это, во-первых, потому, что только факты, взятые в перспективе, могут быть окончательно поняты и оценены во всей их значимости. Во-вторых, потому что без окончательного синтеза, даже в схематической форме, многие факты были бы лишены единства, были бы разрознены и потеряли бы большую научную значимость.

Попытка синтетического освещения культурного развития должна основываться на следующих основных положениях.

Первое: по содержанию процесс культурного развития можно охарактеризовать как развитие личности и мировоззрения ребенка. Эти понятия являются недостаточно определенными и точными научными терминами. Их вводят в детское обучение почти впервые. Возможно, в ходе дальнейших исследований они могут быть полностью отвергнуты или заменены другими концепциями, но даже если они сохранят приблизительный смысл, который мы сейчас пытаемся им приписать, их содержание необходимо сделать более точным, определенным и строго отделенным. от подобных понятий.В настоящее время мы вводим их для предварительной ориентации как общие концепции, охватывающие два очень важных аспекта культурного развития ребенка.

Личность, понимаемая здесь, имеет более узкий смысл, чем в обычном смысле этого слова. Мы не будем включать сюда все черты индивидуальности, которые отличают ее от ряда других индивидуальностей, которые составляют ее уникальность или относят ее к тому или иному конкретному типу. Мы склонны ставить знак равенства между личностью ребенка и его культурным развитием.Таким образом, личность — это социальное понятие; он включает в себя то, что является сверхъестественным и историческим в человечестве. Оно не является врожденным, а возникает в результате культурного развития, потому что «личность» — это историческое понятие. Он включает в себя единство поведения, которое отмечено чертой , мастерством (см. Главу о воле). В этом смысле коррелятом личности будет отношение примитивных и высших реакций, и в этом плане введенная нами концепция совпадает с концепцией, которую Кречмер устанавливает в области психопатологии.

Что касается мировоззрения, мы также не склонны понимать какие-либо логические, продуманные взгляды на мир и его наиболее важные части, разработанные в сознательной системе. Мы склонны использовать это слово также в синтезирующем смысле, соответствующем личности в субъективном плане. Мировоззрение — это то, что характеризует поведение человека в целом, культурное отношение ребенка к внешнему миру. В этом смысле у животного нет мировоззрения, и в том же смысле у ребенка нет мировоззрения в момент рождения.В первые годы жизни, иногда вплоть до момента половой зрелости, у ребенка отсутствует мировоззрение в прямом смысле этого слова. Часто это скорее действие в мире, чем мировоззрение. Таким образом, мы придаем термину «мировоззрение» чисто объективное значение метода отношения к миру, которым обладает ребенок.

Мы должны сделать еще два условия: во-первых, ход нашего исследования отличается от изучения хода естественного развития. Естественное развитие идет вперед не как развитие, а изменение отдельных частей, в результате которого образуется полное изменение целого.Скорее, наоборот, ни одна функция из рассмотренных выше, будь то речь или память, вообще не развивается независимо и отдельно от других; в процессе тесного взаимодействия все стороны душевной жизни развиваются, развиваясь и всячески поддерживая друг друга. Личность развивается как единое целое, и только произвольно, только в целях научного анализа мы можем абстрагироваться от того или иного аспекта ее развития. Это ясно из сказанного выше. Сам характер культурного развития, в отличие от естественного развития, вызывает то, что ни память, ни внимание не могут превратить в процессы общекультурного поведения, если их воспринимать как таковые и предоставлять им самим на любом уровне естественного развития, на котором они могли бы находиться.Только когда личность овладевает той или иной формой поведения, она выводит ее на более высокий уровень.

Таким образом, как и в области органического развития, целое, по выражению Аристотеля, предшествовало его частям, сами части и их действие, то есть органы и функции, изменяются в зависимости от изменения в целом. Точно так же малейший шаг в области культурного развития какой-либо функции предполагает развитие личности хотя бы в самых зародышевых формах.Сущность культурного развития, как мы видели, состоит в овладении человеком процессами своего собственного поведения, но непременным условием мастерства является формирование личности, и по этой причине развитие той или иной функции всегда является производной от развития собственной личности. личность в целом и определяется ею.

С этой точки зрения мы видим, что в наших исследованиях развития личности и мировоззрения мы накопили значительный материал, который необходимо собрать и представить как единое целое.Если верно, как мы сказали выше, что развитие каждой отдельной функции является производной от развития личности в целом, то из этого должно следовать, что, отслеживая развитие каждой отдельной функции, мы будем отслеживать развитие каждой отдельной функции. личность. Личность присутствовала как бы незримо и участвовала в процессе овладения собственными реакциями; мы коснулись этого выше.

Вторая и самая важная: мы не написали ни одной главы, которая не переносила бы несколько потоков на последующие главы.Если бы мы посмотрели на произведение в целом, как говорится, с высоты птичьего полета, перед нами предстали бы очень сложные и запутанные нити, которые соединяют и переплетают все главы вместе. Таким образом, речь, это главное средство развития личности, приводит нас к основной форме мнемотехнической памяти; это становится ясным только в свете указывающей функции знаков внимания. Слово — это прямой инструмент для образования понятий. Речь выступает как основное средство мышления и связана с развитием жеста, изображения, игры и письма.Внимание также обеспечивает реальную основу, без которой развитие понятий было бы неясным, и мы никогда не взялись бы за написание истории личности и мировоззрения ребенка, если бы эти замысловатые переплетенные нити не были уже отмечены во всей предыдущей презентации.

Третье: при нынешнем уровне наших знаний у нас есть серьезный недостаток важных моментов для решения поставленной проблемы. Таким образом, мы ничего не можем сказать об очень важном связующем звене между органической жизнью и жизнью личности, звене, которое лежит в культурном развитии человеческих эмоций и желаний.Только условно и кратко мы смогли проследить развитие социальных и культурных потребностей, изучая развитие мотивов.

Перейдем к онтогенетическому рассмотрению культурного развития в целом.

Новорожденный , вероятно, самое примитивное существо, которым может быть человек. Ни люди с низким уровнем развития, ни идиоты, которые почти не имеют культурного развития, ни глухонемые дети, ни дети постарше, не говоря уже о взрослых, никогда не достигают в своих органических функциях той стадии чистой естественности, которая характерна для новорожденных.Новорожденный — естественное существо в полном и точном смысле этого слова. По этой причине в первый период жизни ребенка легче, чем когда-либо, наблюдать естественные формы реакций. Если здесь проявляются определенные первичные формы культурного поведения, то они все же носят полуорганический характер и сочетаются с элементарной реакцией ребенка на человеческий голос, на появление взрослого или других маленьких детей.

В этот период, наиболее значимый с точки зрения культурного развития, важнейшим поворотным моментом является момент, когда ребенок использует свои первые орудия труда.Как показали систематические наблюдения и эксперименты, этот независимый от слов аспект естественного мышления, о котором мы говорили выше, наблюдается у детей в девять месяцев. Именно тогда формируются первые сложные механические и сенсомоторные связи.

Предварительные намерения сделать что-либо с помощью какого-либо предмета наблюдались у ребенка в возрасте шести месяцев. В девять месяцев сложные связи проявляются более определенно. Когда после нескольких попыток ребенок не может рукой достать упавшую игрушку, он бросает другую игрушку после первой.Отметим, что обезьяны и старшие дети Колера действовали одинаково, когда им не удавалось получить мяч, лежащий за сеткой.

Но десятилетний ребенок очень часто поднимает погремушку, которая упала за привязанную веревку, что, как показали эксперименты Колера, невозможно для взрослой собаки. Ребенок уже понимает определенные механические связи. Этот период инструментального мышления (« Werkzeugdenken ») Белер предложил назвать возрастом шимпанзе.Мы наблюдали, как ребенок в десять месяцев тащил взрослого за свисающий конец ремня или использовал другой предмет, чтобы переместить предмет, к которому было невозможно добраться. Совершенно правы исследователи, когда говорят, что с применением инструмента для ребенка начинается совершенно новый период. Основное изменение, которое происходит в ребенке, заключается в следующем: в десять месяцев ребенок может использовать веревку, чтобы получить предмет, и остается на этом уровне мышления независимо от речи, пока ему не исполнится год.

Итак, перед нами ребенок, поведение которого развивалось на всех трех стадиях: инстинкты, условные рефлексы и простые формы мышления.Установление того факта, что у годовалого ребенка присутствует естественное мышление, является крупным достижением современной экспериментальной психологии. Это показывает, что генетические корни мышления и речи не совпадают и что нет ничего более поучительного, чем прослеживать месяц за месяцем развитие реакций, мышления и лепетания у ребенка. Но мы забудем, что перед нами естественные корни мышления и речи. Прослеживая то и другое по месяцам, мы видим, что у ребенка нет прямой связи между тем и другим.Решающее значение перехода к инструментам состоит еще и в том, что этот момент является поворотным в развитии основных форм адаптации ребенка к окружающей среде.

Дженнингс указывает, что реакции организма представляют собой не просто неупорядоченную массу, но систему, определяемую организацией данного существа. По его словам, амеба не может плавать как инфузория, а у последней нет органов для полета. У человека есть система действий, ограничивающая формы его поведения; но, в отличие от других существ, человек расширяет диапазон своих действий с помощью инструментов.Мозг человека играет решающую роль; среди его органов решающее значение для осуществления этого имеют рука, глаз и ухо. Диапазон их деятельности безграничен благодаря использованию инструментов. Естественная инвентаризация этой системы действий возможна для человеческого ребенка, начиная с возраста раннего использования орудий труда.

Заметим, что и здесь, как нам кажется, исследователи недостаточно учли естественный характер поведения ребенка. Вслед за Гансом Дришем они пытались свести поведение к элементарным единицам, считая, что это не простые рефлексы, которые в чистом, изолированном виде проявляются у новорожденного ребенка так же редко, как у взрослого, а действия, критерии которых, согласно Дришу, таковы. действия определяются индивидуальным опытом живого существа.По этой причине при определении действий исследователи вводили поведение, которое было на самом деле или казалось бы целенаправленным.

Как говорят эти исследователи, действие — это поведение, направленное на достижение определенного успеха, независимо от того, является ли стремление осознанным или бессознательным, и независимо от того, какой успех предназначен. Эта точка зрения, как и вся телеологическая позиция, кажется нам ложной в том смысле, что для выражения хорошо известного объективного факта или отношения, в частности функционального отношения, используется термин «целенаправленность», относящийся к более ранним стадиям. по сути субъективно и генетически.Кроме того, теряется граница для определения действительных первичных целенаправленных действий, когда они впервые появляются у ребенка. И мышление, и речь ребенка в этот период проявляются в естественной форме. Речь вовсе не служит намеченным или осознанно поставленным целям, а представляет собой простую деятельность ребенка, проявляющуюся в лепетах, криках и других выразительных звуках. Но наиболее решительный поворот в сфере деятельности ребенка происходит в тот момент, когда он впервые начинает производить простые социальные реакции на основе речи.Социальные реакции, отсутствующие в первые месяцы жизни, начинаются с крика, вызванного плачем другого ребенка, переходят к взгляду на взрослого, спокойной улыбке после разговора, крику, когда взрослый оставляет ребенка, а затем хватательной улыбке. взрослого и глядя на другого маленького ребенка.

Всего за шесть месяцев у ребенка развивается реакция болтовни, чтобы привлечь внимание взрослого, и он реагирует болтовней в ответ на слова взрослого, протягивая к нему руки и т. Д.Привлечение внимания взрослого движением, перетягиванием его одежды, чтобы привлечь его внимание, развивается только в девять месяцев. В десять месяцев ребенок может показывать взрослые предметы, а в одиннадцать месяцев он способен к организованной игре и деятельности, привлекая внимание другого ребенка болтовней и т. Д. Болтовня очень рано начинает выполнять элементарную функцию привлечения внимания, но эти средства все еще примитивны и по сути не отличаются от тех, которые мы находим у животных.

Таким образом, приписывание речи социальной функции (привлечение внимания) и выход за пределы естественной органологии с помощью инструментов — это два очень важных случая, которые в первый год жизни подготавливают к важным изменениям, которые являются основой для дальнейшего культурного развития. .

Если мы хотим связать общие факторы с тем, что мы знаем о культурном развитии отдельных функций, мы должны сказать, что весь этот период является переходным периодом от естественной к культурной жизни ребенка. Каждое действие ребенка в это время носит смешанный животно-человеческий, естественно-исторический, примитивно-культурный или органично-личностный характер. Мы условно назвали переходную стадию в развитии ребенка стадией магической .На самом деле, согласно Пиаже, который разработал наиболее элегантную и серьезную теорию первого года жизни, мировоззрение ребенка на этом уровне развития лучше всего можно описать как волшебное.

Пиаже исходит из этой простой формы поведения ребенка, наиболее характерной для первого года жизни, которую Болдуин назвал цепной реакцией. Он лежит в основе моторного опыта младенца и является отправной точкой для всей адаптации ребенка этого возраста. Руки ребенка совершают случайные движения, и если он получает от этого какой-либо интересный результат, младенец повторяет это движение бесконечно.Вот так он начинает сосать большой палец, хвататься за предметы, стучать по столу и т. Д. Цепная реакция — это использование случая.

Адаптация двигателя продолжается в памяти. Как известно, память у маленьких детей, начиная с конца первого года жизни, иная. Пиаже заметил, что ребенок использует один и тот же элемент цепной реакции, чтобы воздействовать на окружающий его мир. Исследователь заметил, что в восемь месяцев ребенок поднимается, а затем опускается всем телом, чтобы переместить то, что он видит на расстоянии.Ребенок несколько постарше прищуривает глаза, глядя на шнур от лампы, чтобы зажечь лампу. Ребенок не различает, какие изменения происходят в результате его собственных реакций, а какие происходят независимо от него.

По его словам, гипотеза Пиаже утверждает, что все движения, выполняемые младенцем в окружающей среде, и все движения, впоследствии совпадающие с его усилиями, будут восприниматься как одни и те же, пока сопротивление предметов или людей не приведет ребенка к разделению нескольких реальных центров в пространстве. Мир; проще говоря, отделить его «я» от других объектов.

Мы считаем, что идея Пиаже совершенно верна, что у новорожденного нет даже самого примитивного присутствия «я» — личности и мировоззрения, то есть отношения к внешнему миру и к другим. То и другое для него поэтому неделимы, и он чувствует цепную реакцию, когда он двигает руками, чтобы издать звук, и когда он щурится на лампу, чтобы зажечь ее. Если бы мы приписали ребенку врожденное сознание его «я», — говорит Пиаже, — мы бы вообще не смогли понять, почему он начинает подражать другим и почему он совершает такие странные движения, чтобы взаимодействовать с внешним миром.Можно было бы еще проще сказать, что ребенок испытывает замыкание обычного условного рефлекса на внешние действия, случайно совпадающие с некоторой его реакцией. Но, говорит Пиаже, если кто-то хочет ограничить всю психологию условными рефлексами, тогда мы должны спросить: в чем смысл того обстоятельства, что ребенок использует одни и те же средства для воздействия на вещи и на себя самого?

Это кажется нам наиболее ясным показателем того, что формирование личности на самом деле не произошло у ребенка и что она все еще полностью слилась с его мировоззрением, которое проявляется в его действиях.Пиаже правильно называет недифференцированную стадию личности и мировоззрения парадоксальным состоянием солипсизма (не в философском смысле, а для того, чтобы указать на тот факт, что ребенок, с одной стороны, полностью во власти внешних вещей, а с другой стороны). , что для него внешние вещи ничем не отличаются от процессов, происходящих в его собственном теле).

Если мы вспомним то, что мы сказали об отдельных функциях, мы повсюду увидим эту переходную или магическую фазу, которая характеризуется отсутствием дифференциации личного и внешнего, объективного мира.Различная, естественная память ребенка, когда он получает важную информацию о качествах и состояниях внешнего мира, естественное созревание одной доминанты за другой, стадия формирования понятий, которая, как правильно говорит Пиаже, состоит в распределении всех действующих объектов. на ребенка по образцам пяти основных органов восприятия — вот характерные черты этого этапа.

Мы рассмотрим два важных примера, которые его характеризуют.Первое — это память. Несмотря на исключительную силу детской памяти, впечатления первого года жизни никогда не сохраняются и не сохраняются на протяжении всей последующей жизни ребенка. Почему мы ничего не помним о первом году жизни или вообще о самых ранних годах нашей жизни — это загадочный факт, который еще не получил объяснения в психологии, но, конечно, не может быть просто сведен к тому факту, что это произошло давным-давно. В современной психологии этому факту есть два основных объяснения.Один был предложен Фрейдом, другой — Ватсоном. Фрейд предполагает, что воспоминания о раннем детстве вытесняются из сознания, потому что они относятся к организации поведения ребенка, совершенно отличной от всей остальной его жизни. Уотсон отождествляет бессознательное Фрейда с неречевым поведением и объясняет этот факт тем, что первые впечатления накапливаются без участия речи. Память для Ватсона — это результат вербального аспекта поведения.

Объяснение Ватсона кажется нам весьма вероятным.Из этого можно сделать вывод, что первый год жизни в развитии ребенка — это своего рода доисторическая эпоха, о которой мы ничего не помним, как мы ничего не помним из доисторической эпохи человечества, которая не оставила письменности. Таким образом, наша речь представляет собой своеобразное письмо о нашем прошлом. В любом случае основной факт, что мы ничего не помним о первом году нашей жизни вместе с другим фактом, в частности, памятью о прошлом как основе для осознания нашей личности, позволяет нам сказать, что первый год жизни в определенном смысле относится к более поздней жизни, так же как развитие в утробе связано с последующей жизнью.Это вторая, казалось бы, доисторическая эпоха в культурном развитии ребенка. Пример в области развития понятий еще раз показывает, насколько естественный характер рассматриваемой эпохи связан с отсутствием речи, когда для ребенка предметы делятся на предметы для распознавания, схватывания и т. Д. , то есть они отсортированы по разным сенсорным паттернам.

Таким образом, в плане, предложенном Пиаже, мы видим своего рода аналогию с нашими представлениями о естественном поведении.Мы видим, насколько ошибочна точка зрения, согласно которой ребенок начинает с распознавания отдельных предметов и только путем обобщения на их основе приходит к концепции. На самом деле ребенок, как животное, начинает с самых общих закономерностей; для него пять указанных групп вещей существуют и не дифференцируются индивидуально, но воспринимаются им в соответствии с паттерном ассимиляции. Если бы ребенок мог выразить свое представление о вещах словами, ему потребовалось бы всего пять слов, и с их помощью он мог бы передать все разнообразие мира, который он знал.

Интересно отметить, что аффективная теория происхождения языка также проектирует в общей сложности несколько основных слов для передачи отдельных значений, реализованных человечеством в доисторические времена.

Как говорит Фолькельт, пирамида понятий строится одновременно из двух концов — из частного и из общего. Мы могли бы пойти еще дальше и сказать, что, судя по поведению ребенка в возрасте до одного года, пирамида понятий строится именно на недифференциации частного; ребенок переходит от общего к частному, постепенно выделяя все более мелкие группы, и один объект, очевидно, впоследствии выделяется.Это соответствует тому, что мы знаем об основном свойстве нервной деятельности, а именно об излучении нервного возбуждения, которое всегда приводит к образованию генерализованных условных рефлексов. Только позже, в результате дифференциации, которая никогда не происходит мгновенно, ребенок начинает выделять и различать предметы.

Таким образом, естественная речь, естественная память, логическое развитие доминанты и усвоение образца вместо понятий — вот что характеризует младенца.Переход к инструментам, к социализированной речи знаменует собой поворотные моменты, которые являются основой для дальнейшего культурного развития, но сами по себе они все еще относятся к естественному периоду в истории человечества. Говоря языком сравнительной психологии, они мало чем отличаются от одних и тех же форм поведения у животных. Отсутствие дифференциации личности и мировоззрения, слитых в единое магическое действие, указывает на переходный этап культурного развития. Исправление, которое мы должны внести в теорию Пиаже, состоит в том, что социализированная речь и использование инструментов — это примеры, которые вбивают клин, отделяющий эту магическую стадию.Адаптация к миру природы и социальному миру здесь начинает разветвляться на две отдельные линии. Наконец, уже отмеченный нами факт отсутствия памяти в первые годы жизни свидетельствует о том, что в это время личность ребенка еще не сформирована и не созданы средства, которыми он мог бы проявлять себя во внешнем мире. и внутренние действия.

Следующая эпоха в развитии ребенка характеризуется двумя основными изменениями, имеющими решающее значение для последующего развития.

Первое изменение носит органический характер и состоит в том, что ребенок учится ходить. Из этого следует радикальное изменение его адаптации к пространству, расширение его контроля над вещами, освобождение его рук от функции передвижения и множество вещей, которыми ребенок теперь может манипулировать и контролировать. Другое изменение — культурное и заключается в овладении речью. Мы уже указывали, что этот важнейший момент в развитии ребенка осуществляется следующим образом, если рассматривать его схематично.Сначала преобладают хватательные движения. Неудачные движения приводят к тому, что протянутая рука остается вытянутой к желаемому объекту; указательный жест развивается из этого, первого предшественника человеческой речи. Его функция — указывать, привлекать внимание. Это можно сделать напрямую, протянув сам объект или, возможно, указав на него. Ребенок до года протягивает руки к предмету; в течение второго года это указательный жест. Вся речь ребенка развивается посредством жестов, и, таким образом, здесь происходит своего рода обходное и зигзагообразное развитие речи.

Вопреки тому, что ожидал Мейман, первые слова выполняют не аффективно-выразительную функцию, а функцию указания. Они заменяют или сопровождают указательный жест. Слышимая речь развивается медленно и постепенно, и вместе с ней развивается основной аппарат для связи с окружающими и воздействия на других.

В главе о мышлении мы показали, что овладение речью ведет к реорганизации всех особенностей мышления, памяти и других функций ребенка.Речь становится универсальным средством воздействия на мир. На этом этапе развивается новая и уникальная форма детского мировоззрения. Поскольку ребенок воздействует на внешние предметы через взрослых, образуется более короткий путь между словами и предметами. Вспомним, как в опытах Колера и Бюлера, когда ребенок не мог достать предмет, лежащий за сеткой, он начинал бросать в него подушки, ремень и другие предметы.

Теперь ребенок поступает так же со словами, и интересно отметить, что эта особенность сохраняется у взрослого (ругательство на неодушевленные предметы, с которыми взрослый не может справиться).Самое интересное, что ребенок пытается воздействовать на вещи словами. Так, в опытах М.Я. Басов, ребенок обращается к игрушке, прося ее упасть. Такое слияние воздействия на людей и на вещи в ребенке сохраняется надолго, но оно сильно отличается от ситуации, сложившейся на первом году жизни. Воздействие на людей и на вещи происходит по разным направлениям. Ребенок овладел инструментом и знаком, по крайней мере, принципом их использования и применяет каждый по мере необходимости.

Решающим моментом в развитии личности ребенка в этот период является признание им своего «Я». Как известно, ребенок изначально называет себя своим именем и с трудом усваивает личное местоимение. Болдуин правильно заметил, что понятие «я» развивается у ребенка из его представлений о других. Таким образом, понятие «личность» представляет собой социальное, отраженное понятие, построенное на основе того факта, что ребенок применяет к себе приспособления адаптации, которые он применяет по отношению к другим.Вот почему мы можем сказать, что личность в нас социальна. Для нас этот вывод вовсе не является неожиданным: даже при анализе каждой отдельной функции мы увидели, что овладение ребенком тем или иным процессом поведения формируется на примере того, как взрослый осваивает его. Мы уже видели, например, что изначально взрослые направляют внимание ребенка на ту или иную вещь, а ребенок усваивает только те приемы и средства, с помощью которых это было сделано. То же самое и с речью.Вначале он выполняет функцию общения с другими людьми, затем становится внутренней речью, основанной на общении с самим собой. Личное имя часто вызывается в ответ на вопрос, как правильно указывает Делакруа, когда детей спрашивают: «Кому это нужно, у кого это есть?» Личное местоимение, как и личное имя ребенка, указывает на самого себя.

Я. Фихте хотел отпраздновать крещение своего сына в тот день, когда он начал говорить «я». Но, конечно, появление этого местоимения так же мало говорит о появлении узнавания личности, как указательный жест говорит об объективном значении слова.Это очень ясно видно во французском языке, в котором есть две отдельные частицы для выражения «я»: «я» в замкнутом смысле слова, заменяющем существительное ( moi ), и «я» как местоимение, используемое только с глаголом ( je ). Делакруа предполагает, что у ребенка «я» в значении существительного предшествует «я», которое появляется только как грамматический элемент.

Мы знаем глухонемого ребенка, который свободно говорил с семи лет, но только в двенадцать лет начал использовать личное местоимение.До этого, вне зависимости от специального образования, вместо слова «я» он использовал свое имя, например: «У Олега есть отец».

В этой связи интересно утверждение Стерна: у первенцев имя ребенка часто предшествует личному местоимению, но у вторых и более поздних детей местоимение «Я» появляется одновременно с именем, а не только как грамматическое слово. элемент. Трудно найти подтверждение тому факту, что личность ребенка на этом этапе конструируется по социальному примеру и что ребенок совершает переход к распознаванию «Я» так же, как это делают другие, указывая себя словом.

Следующим типичным этапом в развитии мировоззрения ребенка мы считаем возраст игры как особой формы поведения ребенка, исключительно интересной именно с этой точки зрения. В игре ребенок, придающий новое значение игрушкам и вещам, воображая себя капитаном, солдатом, лошадью, конечно же, вышел за рамки магической стадии, когда он не различал психологические и физические отношения. Теперь для него палка, изображающая лошадь, — это не лошадь, он не питает иллюзий.Как мы пытались показать выше, это новое (иллюзорное) значение часто не является произвольным символическим обозначением. Палка — это, например, не больше лошадь или знак лошади, чем изображение или слово. Интересно отметить, что в детской игре картинка или рисунок редко заменяют недоступный предмет. Гетцер отмечал такие случаи, но тем не менее мы склонны считать их крайне редкими; они скорее исключение, чем правило.

Связь между объектами и значением, которое им приписывается в данном случае, очень уникальна и соответствует той стадии мировоззрения ребенка, которую он сейчас достиг.Как уже было сказано, для него палка не является ни иллюзией, ни символом.

Выше мы пытались показать, что это значение происходит из жестов, то есть из того же общего корня, из которого развивается речь ребенка и с которого начинается вся естественная история развития знака. Неудачное цепляние, которое исчезает у животного по мере того, как цели не достигаются, начинает выполнять новую функцию в человеке из-за его социального окружения и, по сути, является истинным источником всех его культурных форм поведения.Это прежде всего мольба о помощи, внимании, а следовательно, первое выход за пределы личности, то есть примитивное сотрудничество в психологическом смысле этого слова. Мы постарались показать, что палка обретает свое значение для ребенка благодаря жесту, движению, инсценировке.

Психологи, руководствуясь тем, что сказал сам ребенок, были подвержены иллюзиям. Они видели только готовый результат или продукт определенного процесса, но не обнаружили сам процесс, который заключается в том, что исходное значение заложено в подражательном жесте, указании ребенка, езде на палке и т. Д.Что-то требуется, чтобы служить объектом для полной реализации жеста, и значение, которое это что-то приобретает, по существу является вторичным, производным значением, основанным на первичном значении жеста.

Таким образом, мы видим, что ребенок на стадии игры очень нестабильно локализует свою личность и свое мировоззрение. Он может быть кем-то другим так же легко, как он может быть самим собой, точно так же, как каждая вещь может принимать любой вид, но примечательно, что с общей лабильностью, нестабильностью детского «я» и вещей, окружающих его в каждой игре , ребенок не волшебным образом, а логически различает обращение с вещами и обращение с людьми.Примечательно, что на этом этапе развития ребенок не путает игру с серьезной деятельностью. Он изолирует одно и другое в отдельных сферах и легко переходит от значения одной сферы к значению другой, никогда их не путая. Это означает, что он уже контролирует обе сферы.

Только в школьном возрасте ребенок впервые проявляет более твердую, устойчивую форму личности и мировоззрения. Как показал Пиаже, ребенок школьного возраста также является гораздо более социализированным и более индивидуализированным существом.То, что внешне кажется нам противоречием, на самом деле является двумя аспектами одного и того же процесса, и мы полагаем, что не может быть более веского доказательства социального происхождения личности ребенка, чем тот факт, что только при увеличении, усилении и дифференциация социального опыта способствует росту, формированию и зрелости личности ребенка.

Очень важной основой для этого изменения является формирование внутренней речи, которая теперь становится основным инструментом мышления ребенка.Если на стадии игры ребенок думает и действует смешанно и размышляя о некоторой деятельности, воплощенной в знаках, переходит непосредственно к драматизации, то есть к фактическому осуществлению деятельности, то мышление и действие школы -возрастные дети более или менее отделены друг от друга. В игре мы видим уникальную форму использования знаков: для ребенка сам процесс игры, то есть само употребление знаков, все еще тесно связан с проникновением в значение этих знаков, в воображаемую деятельность; в этом случае ребенок использует знак не как средство, а как самоцель.

Ситуация кардинально меняется, когда ребенок достигает школьного возраста. Здесь его мышление и действие резко разделены.

Пиаже предположил, что объяснение всех особенностей школьного возраста может быть получено из двух законов. Первое он называет законом сдвига или смещения. Суть этого в том, что те особенности поведения ребенка и его адаптации к внешнему миру, которые наблюдались в дошкольном возрасте в сфере действия, теперь смещаются, смещаются и переносятся в плоскость мышления.

Синкретическое мышление и его использование для объяснения видимых явлений, характерных для восприятия ребенка на ранней стадии развития, теперь проявляется в форме словесного синкретизма, примеры которого Пиаже представляет в своих экспериментах. Этот закон можно сформулировать так: ребенок школьного возраста живет в сфере непосредственного восприятия и действия.

Второй закон, который Пиаже называет законом распознавания трудности, был установлен Клапардом. Суть закона в том, что ребенок осознает свое действие только в мере своей неудачной адаптации, и поэтому если для ребенка дошкольного возраста в целом характерна импульсивная, прямая, бессознательная реактивная деятельность, то для школьного С возрастом у ребенка складывается принципиально иная ситуация.Этот ребенок уже осознает свои действия, планирует их с помощью речи и может дать отчет; он уже выделил высшую форму интеллектуального подражания, которую мы назвали концепцией, которая может быть связана с тем, что ребенок изолирует посредством внутренней речи как своего рода извлечение вещей и их отношений. Но с ребенком еще не произошло самое главное, а именно осознание собственных процессов мышления. Ребенок не принимает их во внимание, не реагирует на них и часто не контролирует их.Они текут вместе с ним так же, как действия текли ранее, то есть чисто реактивным способом. Лишь постепенно, только с годами ребенок учится контролировать ход своих мыслей и так же, как раньше контролировал ход своих действий, он начинает их регулировать и отбирать. Пиаже правильно отмечает, что регулирование мыслительных процессов является произвольным актом, актом отбора в той же степени, что и моральное действие.

Недаром Торндайк сравнивает рефлексию с арифметикой, основанной на отборе необходимых ассоциаций, с отбором в конфликте мотивов, как этот процесс происходит в реальной жизни.Только к двенадцати годам, то есть к окончанию начальной школы, ребенок полностью преодолевает эгоцентрическую логику и переходит к овладению своими мыслительными процессами.

Возраст половой зрелости обычно обозначается как возраст, в котором завершаются два основных изменения в жизни ребенка.

Говорят, что это эпоха открытия своего «я», формирования личности, с одной стороны, и, с другой, эпохи формирования мировоззрения. Какими бы сложными ни были отношения этих двух моментов по отношению к основной трансформации, происходящей в подростковом возрасте, то есть к процессам половой зрелости, нет сомнений в том, что в области культурного развития они являются центральными моментами. , имеющий величайшее значение для всего, что характерно для этого века.

По этой причине Спрангер с полным правом назвал переходный возраст возрастом врастания в культуру. Когда говорят, что подросток открывает свой внутренний мир с его возможностями, устанавливает свою относительную независимость от внешней деятельности, то с точки зрения того, что мы знаем о культурном развитии ребенка, это можно обозначить как овладение внутренним миром. Мир. Недаром внешним коррелятом этого события является выработка жизненного плана как некой системы адаптации, впервые реализуемой подростком.Таким образом, этот возраст венчает и завершает весь процесс культурного развития ребенка.

Мы уже указывали, что вынуждены здесь ограничиться беглым и схематическим обзором детских возрастов, поскольку исследования на современном этапе не могут еще дать полной и дифференцированной картины возрастных особенностей психического развития.

Появление высших когнитивных функций: реорганизация крупномасштабных мозговых сетей в детстве и подростковом возрасте

Ackerman, B.П. (1982). Изменчивость поиска: неэффективное использование сигналов поиска маленькими детьми. Journal of Experimental Child Psychology, 33 , 413–428. Найдите этот ресурс:

Anderson, M. C., & Green, C. (2001). Подавление нежелательных воспоминаний исполнительным контролем. ( 2004 г.). Нейронные системы, лежащие в основе подавления нежелательных воспоминаний. Science, 303 , 232–235. Найдите этот ресурс:

Ashcraft, N.H., Kellas, G., & Keller, D. (1976). Розыскные процессы у пятиклассников и взрослых. Journal of Experimental Child Psychology, 21 , 264–276. Найдите этот ресурс:

Augustinack, JC, Helmer, K., Huber, KE, Kakunoori, S., Zöllei, L., & Fischl, B. (2010). Прямая визуализация перфорантного пути в головном мозге человека с помощью визуализации тензора диффузии ex vivo. Frontiers in Human Neuroscience, 4 , 42 , 1–13. Найдите этот ресурс:

Baddeley, A. (1998). Последние разработки в области оперативной памяти. Current Opinion in Neurobiology, 8 , 234–238. Найдите этот ресурс:

Badre, D., & Wagner, A. D. (2007). Левая вентролатеральная префронтальная кора и когнитивный контроль памяти. Neuropsychologia, 45 , 2883–2901. Найдите этот ресурс:

Bauer, P.J. (2006). Конструирование прошлого в младенчестве: счет развития нервной системы. Trends in Cognitive Neuroscience, 10 , 175–181. Найдите этот ресурс:

Bauer, P.J. (2008). К нейро-эволюционному объяснению развития декларативной памяти. Developmental Psychobiology, 50 , 19–31. Найдите этот ресурс:

Bennett, C.M., Wolford, G. L., & Miller, M. B. (2009). Принципиальный контроль ложноположительных результатов при нейровизуализации. Социальная когнитивная и аффективная нейробиология, 4 , 417–422.Найдите этот ресурс:

Бишоп, С.Дж., Коэн, Дж. Д., Фосселла, Дж., Кейси, Б. Дж., И Фара, М. Дж. (2006). Генотип COMT влияет на префронтальную реакцию на эмоциональное отвлечение. Cognitive, Affective & Behavioral Neuroscience, 6 , 62–70. Найдите этот ресурс:

Biswal, BB, Mennes, M., Zuo, XN, Gohel, S., Kelly, C., Smith, SM. ,… Милхэм, член парламента (2010). К открытию науки о функциях человеческого мозга. Proceedings of the National Academy of Science USA, 107 , 4734–4739.Найдите этот ресурс:

Bjorklund, D. F., Dukes, C., & Brown, R. D. (2009). Развитие стратегии памяти. В М. Кураж и Н. Коуэн (ред.), Развитие памяти в детстве (2-е издание), Исследования в области психологии развития (стр. 145–175). Нью-Йорк: Psychology Press. Найдите этот ресурс:

Bjorklund, D., & Harnishfeger, K. (1990). Ресурсная конструкция в когнитивном развитии: различные источники доказательств и теория неэффективного торможения. Developmental Review, 10 , 48–71. Найдите этот ресурс:

Blakemore, S.J., Burnett, S., & Dahl, R.E. (2010). Роль полового созревания в развитии мозга подростка. Human Brain Mapping, 31 , 926–933. Найдите этот ресурс:

Brainerd, C.J., Holliday, R.E. & Reyna, V.F. (2004). Поведенческое измерение феноменологии запоминания: настолько просто, что ребенок может это сделать. Развитие ребенка 75 , 505–522.Найдите этот ресурс:

Braver, T. S., Paxton, J. L., Locke, H. S., & Barch, D. M. (2009). Гибкие нейронные механизмы когнитивного контроля в префронтальной коре головного мозга человека. Proceedings of the National Academy of Sciences USA, 106 , 7351–7356. Найдите этот ресурс:

Bunge, S. A., Dudukovic, N. M., Thomason, M. E., Vaidya, C. J., & Gabrieli, J. D. (2002). Вклад незрелой лобной доли в когнитивный контроль у детей: данные фМРТ. Neuron, 33 , 301–311.Найдите этот ресурс:

Bunge, S. A., Wallis, J. D., Parker, A., Brass, M., Crone, E. A., Hoshi, E., & Sakai, K. (2005). Нейронные схемы, лежащие в основе использования правил у людей и нечеловеческих приматов. Journal of Neuroscience, 25 , 10347–10350. Найдите этот ресурс:

Burzynska, AZ, Nagel, IE, Preuschhof, C., Li, SC, Lindenberger, U., Bäckman, L., Heekeren, HR (2011). Микроструктура лобно-теменных связей позволяет прогнозировать реакцию коры и производительность рабочей памяти. Cortex Cortex, 21 , 2261–2271. Найдите этот ресурс:

Cantlon, J. F., Pinel, P., Dehaene, S., & Pelphrey, K. A. (2011). Корковые представления символов, предметов и лиц сокращаются в раннем детстве. Cortex Cortex, 21 , 191–199. Найдите этот ресурс:

Cao, X., Cao, Q., Long, X., Sun, L., Sui, M., Zhu, C.,… Ван, Ю. (2009). Аномальные паттерны функциональной связности скорлупы в состоянии покоя у не принимавших лекарства детей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности. Brain Research, 1303, 195–206. Найдите этот ресурс:

Кейси, Б. Дж., Солиман, Ф., Бат, К. Г., & Глатт, К. Э. (2010). Визуализация генетики и развития: проблемы и перспективы. Human Brain Mapping, 31 , 838–851 Найдите этот ресурс:

Chai, X. J., Ofen, N., Jacobs, L. F., & Gabrieli, J. D. E. (2010). Сложность сцены: влияние на восприятие, память и развитие медиальной височной доли. Frontiers in Human Neuroscience, 4, 21 , 1–10.Найдите этот ресурс:

Чанг, М. К., Барышева, М., Шаттак, Д. В., Ли, А. Д., Мэдсен, С. К., Аведисиан, К.,… Томпсон, П. М. (2009). Генетика архитектуры мозговых волокон и интеллектуальных способностей. Journal of Neuroscience, 29 , 2212–2224. Найдите этот ресурс:

Christakou, A., Halari, R., Smith, AB, Ifkovits, E., Brammer, M., & Rubia, K. ( 2009 г.). Полозависимая возрастная модуляция лобностриатальной и височно-теменной активации во время когнитивного контроля. Neuroimage, 48 , 223–236. Найдите этот ресурс:

Church, J. A., Fair, D. A., Dosenbach, N.U., Cohen, A. L., Miezin, F. M., Petersen, S. E., & Schlaggar, B. L. (2009). Управляющие сети при педиатрическом синдроме Туретта демонстрируют незрелые и аномальные паттерны функциональной связи. Brain, 132 , 225–238. Найдите этот ресурс:

Крон, Э., Венделкен, К., Донохью, С., ван Лейенхорст, Л., и Бунге, С. А. (2006). Нейрокогнитивное развитие способности манипулировать информацией в рабочей памяти. Proceedings of the National Academy of Sciences USA, 103 , 9315–9320. Найдите этот ресурс:

David, O., Guillemain, I., Saillet, S., Reyt, S., Deransart, C., Сегебарт, К., и Депаулис, А. (2008). Определение нейронных драйверов с помощью функциональной МРТ: электрофизиологическая проверка. PLoS Biology, 6 , 2683–2697. Найдите этот ресурс:

Дэвидсон, М.С., Амсо, Д., Андерсон, Л.С., и Даймонд, А. (2006). Развитие когнитивного контроля и исполнительных функций от 4 до 13 лет: данные манипуляции с памятью, торможением и переключением задач. Neuropsychologia, 44 , 2037–2078. Найдите этот ресурс:

Dehaene-Lambertz, G., Montavont, A., Jobert, A., Allirol, L., Dubois, J., Hertz-Pannier, L ., & Dehaene, S. (2010). Язык или музыка, мать или Моцарт? Структурные и средовые влияния на языковые сети младенцев. Brain and Language, 114 , 53–65. Найдите этот ресурс:

Депуэ, Б. Э., Берджесс, Г. К., Уиллкатт, Э. Г., Рузич, Л., и Банич, М. Т. (2010). Тормозящий контроль восстановления памяти и моторной обработки, связанной с правой боковой префронтальной корой: данные о дефиците у людей с СДВГ. Neuropsychologia, 48 , 3909–3917. Найдите этот ресурс:

Depue, B. E., Curran, T., & Banich, M. T. (2007). Префронтальные области организуют подавление эмоциональных воспоминаний посредством двухфазного процесса. Science, 37 , 215–219. Найдите этот ресурс:

Dosenbach, NU, Nardos, B., Cohen, AL, Fair, DA, Power, JD, Church, JA,… Schlaggar, BL (2010) . Прогнозирование индивидуальной зрелости мозга с помощью фМРТ. Science , 329 , 1358–1361.Найдите этот ресурс:

Durston, S., Davidson, M. C., Tottenham, N., Galvan, A., Spicer, J., Fossella, J. A., & Casey, B.J. (2006). Переход от диффузной к очаговой активности коры по мере развития. Developmental Science, 9 , 1–8. Найдите этот ресурс:

Emmerich, H.J., & Ackerman, B.P. (1978). Различия в развитии воспоминаний: кодирование или извлечение? Journal of Experimental Child Psychology, 25 , 514–525. Найдите этот ресурс:

Fair, D.А., Коэн, А. Л., Пауэр, Дж. Д., Дозенбах, Н. У., Черч, Дж. А., Миезин, Ф. М.,… Петерсен, С. Е. (2009). Функциональные сети мозга развиваются от «локальной к распределенной» организации. PLoS Computational Biology, 5 , e1000381. Найдите этот ресурс:

Fan J, Fossella J, Sommer T, Yanghong, W., & Posner (2003). Сопоставление генетической изменчивости исполнительного внимания с активностью мозга. Proceeding of the National Academy of Science USA, 100 , 7406–7411.Найдите этот ресурс:

Fan, Y., Shi, F., Smith, J. K., Lin, W., Gilmore, J. H., & Shen, D. (2011). Анатомические сети мозга в раннем развитии человеческого мозга. Neuroimage, 54 , 1862–1871. Найдите этот ресурс:

Fields, R. D. (2008). Белое вещество в обучении, познании и психических расстройствах. Trends in Neuroscience, 31 , 361–370. Найдите этот ресурс:

Gao, W., Zhu, H., Giovanello, K. S., Smith, J. K., Shen, D., Гилмор, Дж. Х., и Лин, В. (2009). Доказательства появления сети мозга по умолчанию от 2-недельных к 2-летним здоровым педиатрическим субъектам. Proceeding of the National Academy of Science USA, 106 , 6790–6795. Найдите этот ресурс:

Gazzaley, A., Rissman, J., Cooney, J., Rutman, A., Seibert, T., Клапп У. и Д’Эспозито М. (2007). Функциональные взаимодействия между префронтальной корой и корой зрительных ассоциаций способствуют модуляции зрительной обработки сверху вниз. Cortex Cortex, Suppl. 1 , i125-i135. Найдите этот ресурс:

Geier, C.F., Garver, K., Terwilliger, R., & Luna, B. (2009). Развитие поддержания рабочей памяти. Journal of Neurophysiology, 101 , 84–99. Найдите этот ресурс:

Geier, C., & Luna, B. (2009). Созревание обработки стимулов и когнитивного контроля. Pharmacology, Biochemistry and Behavior, 93 , 212–221. Найдите этот ресурс:

Ghetti, S.(2008). Отказ от ложных событий в детстве: счет метапамяти. Current Directions in Psychological Science, 17 , 16–20. Найдите этот ресурс:

Ghetti, S., & Angelini, L. (2008). Развитие воспоминаний и знакомства в детстве и подростковом возрасте: данные модели обнаружения сигналов двойного процесса. Child Development, 79 , 339–358. Найдите этот ресурс:

Ghetti, S. & Bauer, P.J. (2012). Истоки и развитие воспоминаний: перспективы психологии и нейробиологии. New York: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

Ghetti, S., DeMaster, D. M., Yonelinas, A. P., & Bunge, S. A. (2010). Различия в развитии функции медиальной височной доли во время кодирования памяти. Journal of Neuroscience, 30 , 9548–9556. Найдите этот ресурс:

Ghetti, S., Lyons, K. E., Lazzarin, F., & Cornoldi, C. (2008). Развитие мониторинга метапамяти во время поиска: случай силы и отсутствия памяти. Журнал экспериментальной детской психологии, 99 , 157–181. Найдите этот ресурс:

Giedd, J. N. (2008). Мозг подростка: выводы из нейровизуализации. Journal of Adolescent Health 42 , 335–343. Найдите этот ресурс:

Giedd, JN, Lalonde, FM, Celano, MJ, White, SL, Wallace, GL, Lee, NR, & Lenroot, RK (2009 г. ). Анатомическая магнитно-резонансная томография головного мозга типично развивающихся детей и подростков. Журнал Американской академии детской подростковой психиатрии, 48 , 465–470.Найдите этот ресурс:

Джорджио, А., Уоткинс, К. Э., Чедвик, М., Джеймс, С., Винмилл, Л., Ду, Г.,… Джеймс, А. С. (2010). Продольные изменения серого и белого вещества в подростковом возрасте. Neuroimage, 49 , 94–103. Найдите этот ресурс:

Gogtay, N., Nugent, TF, Herman, DH, Ordonez, A., Greenstein, D., Hayashi, KM,… Thompson, PM ( 2006 г.). Динамическое картирование нормального развития гиппокампа человека. Гиппокамп, 16 , 664–672.Найдите этот ресурс:

Gogtay, N., & Thompson, P. M. (2010). Картирование развития серого вещества: последствия для типичного развития и уязвимости к психопатологии. Brain and Cognition, 72 , 6–15. Найдите этот ресурс:

Haber, S. N., Fudge J. L., & McFarland, N.R. (2000). Стриатонигростриатальные пути у приматов образуют восходящую спираль от панциря к дорсолатеральному стриатуму. Journal of Neuroscience, 20 , 2369–2382.Найдите этот ресурс:

Hackman, D. A., & Farah, M. J. (2009). Социально-экономический статус и развивающийся мозг. Trends in Cognitive Science, 13 , 65–73. Найдите этот ресурс:

Hasselhorn, M. (1990). Возникновение активации стратегических знаний в категориальной кластеризации во время поиска. Journal of Experimental Child Psychology, 50 , 59–80. Найдите этот ресурс:

Hoeft, F., Ueno, T., Reiss, A. L., Meyler, A., Whitfield-Gabrieli, S., Гловер, Г. Х.,… Габриэли, Дж. Д. (2007). Прогнозирование навыков чтения у детей с использованием поведенческих, функциональных и структурных нейровизуализационных мер. Поведенческая неврология. 121 , 602–613. Найдите этот ресурс:

Хуа, X., Леоу, А. Д., Левитт, Дж. Г., Каплан, Р., Томпсон, П. М., и Тога, А. В. (2009). Выявление закономерностей роста мозга у нормальных детей с помощью тензорной морфометрии. Human Brain Mapping, 30 , 209–219. Найдите этот ресурс:

Johansen-Berg, H.(2010). Поведенческая значимость изменения микроструктуры белого вещества. Current Opinion in Neurology, 23 , 351–358 Найдите этот ресурс:

Johnson, M. K., Hashtroudi, S., & Lindsay, D. S. (1993). Исходный мониторинг. Psychological Bulletin, 114 , 3–28. Найдите этот ресурс:

Jolles, D. D., van Buchem, M. A., Crone, E. A., & Rombouts, S. A. (2011). Комплексное исследование функциональной связи всего мозга у детей и молодых людей. Cerebral Cortex, 21 , 385–391. Найдите этот ресурс:

Kail, R. (2002). Изменения в развитии при проактивном вмешательстве. Child Development, 73 , 1703–1714. Найдите этот ресурс:

Karama, S., Ad-Dab’bagh, Y., Haier, RJ, Deary, IJ, Lyttelton, OC, Lepage, C., … Кооперативная группа по развитию мозга (2009 г.). Положительная связь между когнитивными способностями и толщиной коркового слоя в репрезентативной выборке здоровых детей в возрасте от 6 до 18 лет в США. Intelligence, 37 , 145–155. Найдите этот ресурс:

Klingberg, T. (2006). Развитие превосходной лобно-интрапариетальной сети для зрительно-пространственной рабочей памяти. Neuropsychologia, 44 , 2171–2177. Найдите этот ресурс:

Konrad, K., Neufang, S., Thiel, CM, Specht, K., Hanisch, C., Fan, J.,… Fink, GR (2005). Развитие сетей внимания: исследование фМРТ с участием детей и взрослых. Neuroimage 28 , 429–439.Найдите этот ресурс:

Kriegeskorte, N., Goebel, R., & Bandettini, P. (2006). Функциональное картирование мозга на основе информации. Proceedings of the National Academy of Science USA, 103 , 3863–3868. Найдите этот ресурс:

Lebel, C., Walker, L., Leemans, A., Phillips, L., & Beaulieu, C. (2008). Микроструктурное созревание человеческого мозга от детства до зрелого возраста. Neuroimage, 40 , 1044–1055. Найдите этот ресурс:

Lenroot, R.К., & Гедд, Дж. Н. (2010). Половые различия в мозге подростка. Brain and Cognition, 72 , 46–55. Найдите этот ресурс:

Lenroot, RK, Schmitt, JE, Ordaz, SJ, Wallace, GL, Neale, MC, Lerch, JP,… Giedd, JN (2009 ). Различия в генетических факторах и влиянии окружающей среды на кору головного мозга человека, связанных с развитием в детстве и подростковом возрасте. Human Brain Mapping, 30 , 163–174. Найдите этот ресурс:

Lu, L.Х., Дапретто, М., О’Хара, Э. Д., Кан, Э., МакКорт, С. Т., Томпсон, П. М.,… Соуэлл, Э. Р. (2009). Связь между активацией мозга и структурой мозга у нормально развивающихся детей. Cortex Cortex, 19 , 2595–2604. Найдите этот ресурс:

Luna, B., Padmanabhan, A., & O’Hearn, K. (2010). Что фМРТ рассказала нам о развитии когнитивного контроля в подростковом возрасте? Мозг и познание , 72 , 101–113. Найдите этот ресурс:

Luna, B., Талборн, К. Р., Муньос, Д. П., Мерриам, Э. П., Гарвер, К. Э., Миншью, Н. Дж.,… Суини, Дж. А. (2001). Созревание широко распределенных функций мозга способствует когнитивному развитию. Neuroimage, 13 , 786–793. Найдите этот ресурс:

Madsen, KS, Baaré, WF, Vestergaard, M., Skimminge, A., Ejersbo, LR, Ramsøy, TZ,… Jernigan, TL (2010 ). Подавление реакции связано с микроструктурой белого вещества у детей. Neuropsychologia, 48 , 854–862.Найдите этот ресурс:

Марш Р., Майя Т. В. и Петерсон Б. С. (2009). Функциональные нарушения во фронтостриатных цепях при множественных детских психопатологиях. American Journal of Psychiatry, 166 , 664–674. Найдите этот ресурс:

Marsh, R., Zhu, H., Schultz, RT, Quackenbush, G., Royal, J., Skudlarski, P., И Петерсон, Б.С. (2006). Развитие саморегулирующего контроля с помощью фМРТ. Human Brain Mapping, 27 , 848–863.Найдите этот ресурс:

Menon, V., Boyett-Anderson, J. M., & Reiss, A. L. (2005). Созревание реакции медиальной височной доли и связность во время кодирования памяти. Cognitive Brain Research, 25 , 379–385. Найдите этот ресурс:

Митчелл, К. Дж., И Джонсон, М. К. (2009). Мониторинг источников 15 лет спустя: что мы узнали из фМРТ о нейронных механизмах исходной памяти? Психологический бюллетень, 135 , 638–677.Найдите этот ресурс:

Nelson, C.A. (1997). Нейробиологические основы раннего развития памяти. В Н. Коуэн (ред.), Развитие памяти в детстве, (стр. 41–82). Хоув, Англия: Psychology Press. Найдите этот ресурс:

Niogi, S., Mukherjee, P., Ghajar, J., & McCandliss, B.D. (2010). Индивидуальные различия в различных компонентах внимания связаны с анатомическими вариациями отдельных участков белого вещества. Frontiers in Neuroanatomy, 4, 2 , 1–12.Найдите этот ресурс:

Nordahl, C. W., Simon, T. J., Zierhut, C., Solomon, T. J., Rogers, S. J., & Amaral, D. G. (2008). Краткий отчет: Методы получения структурных данных МРТ у очень маленьких детей с аутизмом без использования седативных средств. Журнал аутизма и нарушений развития, 38 , 1581–1590. Найдите этот ресурс:

Оукс, Л. М., и Бауэр, П. Дж. (Ред.) (2007). Краткосрочная и долговременная память в младенчестве и раннем детстве: первые шаги к запоминанию.Нью-Йорк: Oxford University Press. Найдите этот ресурс:

Ofen, N., Kao, Y.-C., Sokol-Hessner, P., Kim, H., Whitfield-Gabrieli, S., & Gabrieli, JDE ( 2007). Развитие системы декларативной памяти в мозгу человека. Nature Neuroscience, 10 , 1198–1205. Найдите этот ресурс:

Olesen, P. J., Macoveanu, J., Tegner, J., & Klingberg, T. (2007). Активность мозга, связанная с рабочей памятью и отвлечением внимания у детей и взрослых. Кора головного мозга, 17 , 1047–1054.Найдите этот ресурс:

Olson, E. A., Collins, P. F., Hooper, C. J., Muetzel, R., Lim, K. O., & Luciana, M. (2009). Целостность белого вещества предсказывает поведение дисконтирования задержки у детей от 9 до 23 лет: исследование с визуализацией тензора диффузии. Journal of Cognitive Neuroscience, 21 , 1406–1421. Найдите этот ресурс:

Паз-Алонсо, П. М., Гетти, С., Донохью, С., Гудман, Г. С., и Бунге, С. А. (2008). Корреляты нервного развития истинного и ложного распознавания. Кора головного мозга, 19 , 2208–2216.Найдите этот ресурс:

Паз-Алонсо, П. М., Гетти, С., Матлен, Б. Дж., Андерсон, М. К., и Бунге, С. А. (2009). Подавление памяти — это активный процесс, который улучшается с детства. Frontiers in Human Neuroscience, 3, 24 , 1–6. Найдите этот ресурс:

Paz-Alonso, P. M., Bunge, S. A., Anderson, M. C., & Ghetti, S. (2013). Сила связи внутри мнемонической сети управления отличает тех, кто может и не может подавить извлечение из памяти. Journal of Neuroscience, 33 , 5017–5026.Найдите этот ресурс:

Poldrack, R.A. (2010). Интерпретация изменений в развитии сигналов нейровизуализации. Human Brain Mapping, 31 , 872–878. Найдите этот ресурс:

Poldrack, R.A. (2012). Будущее фМРТ в когнитивной нейробиологии. Neuroimage, 62 , 1216–1220. Найдите этот ресурс:

Ranganath, C., Heller, A. S., & Wilding, E. L. (2007) Диссоциативные корреляты двух классов обработки поиска в префронтальной коре. Neuroimage, 35 , 1663–1673. Найдите этот ресурс:

Raschle, NM, Lee, M., Buechler, R., Christodoulou, JA, Chang, M., Vakil, M.,… Gaab, N . (2009). Сделать МРТ-визуализацию детской забавой — протокол, рекомендации и процедуры детской нейровизуализации. Journal of Visualized Experiments, 29 , pii: 1309. Найдите этот ресурс:

Reichenberg, A., Caspi, A., Harrington, H., Houts, R., Keefe, RS, Murray, RM,… Моффитт Т.Э. (2010). Статические и динамические когнитивные дефициты в детстве, предшествующие взрослой шизофрении: 30-летнее исследование. Американский журнал психиатрии, 167 , 160–169. Найдите этот ресурс:

Рубиа, К., Смит, А.Б., Вулли, Дж., Носарти, К., Хейман, И., Тейлор, Э., И Браммер, М. (2006). Прогрессивное увеличение лобной активации мозга от детства к взрослой жизни во время событийных задач когнитивного контроля. Human Brain Mapping, 27 , 973–93. Найдите этот ресурс:

Рыхлевская Е., Граттон Г. и Фабиани М. (2008). Объединение структурных и функциональных данных нейровизуализации для изучения связи мозга: обзор. Психофизиология 45 , 173–187. Найдите этот ресурс:

Саакян Л. и Келли К. М. (2002). Отчет об изменении контекста направленного эффекта забывания. Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory and Cognition, 28 , 1064–1072. Найдите этот ресурс:

Scherf, K. S., Sweeney, J. A., & Luna, B. (2006). Мозговая основа эволюционных изменений зрительно-пространственной рабочей памяти. Journal of Cognitive Neuroscience, 18 , 1045–1058.Найдите этот ресурс:

Schneider, W., & Bjorklund, D. F. (1998). Объем памяти. В W. Damon (Ed.), Справочник по детской психологии (5-е изд., Vol. 2 , стр. 467–521). Нью-Йорк: John Wiley and Sons. Найдите этот ресурс:

Schneider, W., & Pressley, M. (1997). Развитие памяти от двух до двадцати (2-е изд.). Махва, Нью-Джерси: Lawrence Erlbaum Associates. Найдите этот ресурс:

Schwenck, C., Bjorklund, D. F., & Schneider, W. (2009). Различия в развитии и индивидуальные особенности в использовании и поддержании у маленьких детей стратегии избирательной памяти. психология развития, 45 , 1034–1050. Найдите этот ресурс:

Шоу, П., Гинштейн, Д., Лерх, Дж. П., Класен, Л., Ленрут, Р., Гогтай, Н.,… Гид , Дж. (2006). Интеллектуальные способности и корковое развитие у детей и подростков. Nature, 30 , 676–679. Найдите этот ресурс:

Shaw, P., Kabani, NJ, Lerch, JP, Eckstrand, K., Lenroot, R., Gogtay, N.,… Wise, SP (2008). Траектории нервного развития коры головного мозга человека. Journal of Neuroscience, 28 , 3586–3594. Найдите этот ресурс:

Shaw, P., Lalonde, F., Lepage, C., Rabin, C., Eckstrand, K., Sharp, W., … Рапопорт, Дж. (2009). Развитие корковой асимметрии у типично развивающихся детей и ее нарушение при синдроме дефицита внимания / гиперактивности. Архив общей психиатрии, 66 , 888–896. Найдите этот ресурс:

Смит, С. М., Миллер, К. Л., Салими-Хоршиди, Г., Вебстер, М., Бекманн, К.Ф., Николс,… Вулрич, М. В. (2011). Методы сетевого моделирования для фМРТ. Neuroimage 54 , 875–891. Найдите этот ресурс:

Somerville, L.H., Hare, T., & Casey, B.J. (2011). Фронтостриатальное созревание предсказывает неспособность когнитивного контроля к сигналам аппетита у подростков. Journal of Cognitive Neuroscience, 23 , 2123–2134. Найдите этот ресурс:

Stevens, M. C. (2009). Когнитивная нейробиология развития функциональной связи. Brain and Cognition, 70 , 1–12. Найдите этот ресурс:

Stevens, M. C., Pearlson, G. D., & Calhoun, V. D. (2009). Изменения во взаимодействии нейронных сетей состояния покоя от подросткового до взрослого возраста. Human Brain Mapping, 30 , 2356–2366. Найдите этот ресурс:

Supekar, K., Uddin, LQ, Prater, K., Armin, H., Greicius, MD, & Menon, V. (2010) ). Развитие функциональной и структурной связности в сети режима по умолчанию у детей младшего возраста. Neuroimage, 52 , 290–301. Найдите этот ресурс:

Tamm, L., Menon, V., & Reiss, A. L. (2002). Созревание функции мозга связано с торможением ответа. Журнал Американской академии детской и подростковой психиатрии, 41 , 1231–1238. Найдите этот ресурс:

Tamnes, CK, Østby, Y., Walhovd, KB, Westlye, LT, Due-Tønnessen, P. , & Fjell, AM (2010) Созревание мозга в подростковом и юношеском возрасте: региональные возрастные изменения толщины коры, объема и микроструктуры белого вещества. Cortex Cortex, 20 , 534–548. Найдите этот ресурс:

Thomason, ME, Dougherty, RF, Colich, NL, Perry, LM, Rykhlevskaia, EI, Louro, HM,… Gotlib, IH (2010) . Генотип COMT влияет на префронтальные пути белого вещества у детей и подростков. Neuroimage, 15 , 926–934. Найдите этот ресурс:

Thomason, M. E., Chang, C. E., Glover, G. H., Gabrieli, J. D., Greicius, M. D., & Gotlib, I.H. (2008). Функция режима по умолчанию и деактивация, вызванная задачей, имеют перекрывающиеся субстраты головного мозга у детей. Neuroimage, 41 , 1493–1503. Найдите этот ресурс:

van Leijenhorst, L., Gunther, M. B., Op de Macks, Z. A., Rombouts, S. A., Westenberg, P. M., & Crone, E. A. (2010). Подростковое принятие рискованных решений: нейрокогнитивное развитие регионов вознаграждения и контроля. Neuroimage, 15 , 345–355. Найдите этот ресурс:

Веланова К., Уилер М. Э. и Луна Б. (2008). Изменения созревания в передней поясной извилине и лобно-теменном рекрутинге поддерживают развитие обработки ошибок и тормозящего контроля. Cortex Cortex, 18 , 2505–2522. Найдите этот ресурс:

Wendelken, C., Baym, C.L., Gazzaley, A., & Bunge, S.A. (2011). Нейронные показатели улучшенной модуляции внимания в среднем детстве. Когнитивная неврология развития, , , 1, , 175–186. Найдите этот ресурс:

Венделкен, К., О’Хара, Е. Д., Уитакер, К. Дж., Феррер, Е., & Бунге, С. А. (2011). Повышенная функциональная избирательность по сравнению с развитием в ростролатеральной префронтальной коре. Journal of Neuroscience, 31 , 17260–17268. Найдите этот ресурс:

Wiebe, SA, Espy, KA, Stopp, C., Respass, J., Stewart, P., Jameson, TR,… Huggenvik, JI (2009). Взаимодействие генов и окружающей среды в процессе развития: изучение генотипа DRD2 и влияния пренатального курения на саморегуляцию. Developmental Psychology, 45 , 31–44. Найдите этот ресурс:

Wilson, S.P., & Kipp, K. (1998). Развитие эффективного торможения: свидетельство задач направленного забывания. Developmental Review, 18 , 86–123. Найдите этот ресурс:

Wertsch (1985) «Социальные истоки высших психических функций» — Группа чтения по культуре и познанию

В этой главе обсуждается подход Льва Выготского к процессам развития; исторические корни его творчества; и его влияние на современную психологию. В этом обзоре я хотел бы сосредоточиться на трех концепциях, которые Верч выделяет в своем обсуждении и которые, как мне кажется, имеют решающее значение для понимания взаимодействия культуры и познания: [1] межпсихологическое до интрапсихологического; [2] интернализация как трансформация; и [3] зона ближайшего развития.Хотя Выготский уделял особое внимание очень специфической стадии развития детей, я думаю, что следующие три концепции важны для рассмотрения инкультурации как непрерывного процесса на протяжении всей жизни человека.

1. Интерпсихологический до интрапсихологического

Выготский утверждал, что некоторые когнитивные способности человека начинаются как то, что он называет интерпсихологическими, прежде чем они становятся интрапсихологическими. Под интерпсихологией он подразумевает, что когнитивный процесс не находится полностью с индивидуумом, а скорее происходит в социальных взаимодействиях (обычно диадических) между экспертом и новичком.В траектории развития человека Выготский утверждает, что наши высшие когнитивные способности проявляются дважды: один раз как социальное взаимодействие с другими в культурной нише; а затем, когда человек овладевает этими когнитивными способностями, они становятся интернализированными (см. ниже) и становятся интрапсихологическими, т.е. они могут быть развернуты агентом самостоятельно без присутствия специалиста по строительным лесам.

Внутренняя ось Выготского представляет собой отличную основу для обсуждения споров о инкультурированном и распределенном познании по ряду причин (также см. Menary 2007, ch7). Во-первых, , Верч перечисляет «логическую память», «произвольное внимание» и «мышление» как интерпсихологические свойства, которые «можно правильно приписать как группам, так и отдельным лицам» (1985, с. 61). Я считаю, что эти архаичные термины в достаточной степени эквивалентны современным обсуждениям «распределенной памяти»; «Совместное внимание» и / или «аффорданс»; и «рассуждение» — в частности, как эти когнитивные способности могут быть распределены по группам, а также как имеющие путь развития. Я думаю, что акцент на этом процессе обучения — или «инкультурации» (Menary 2014) — жизненно важен для понимания того, как эти когнитивные свойства могут распределяться.Этот акцент на онтогенезе часто упускается из виду в дебатах о распределенном познании. Это скрывает важность того, как человеческие агенты встроены и сформированы своей культурной нишей.

Во-вторых, наряду с подчеркиванием важности онтогенеза, ось intra-inter также подчеркивает важность множественных уровней анализа , потому что она включает в себя фокус не только на групповом или системном уровне, но и на отношениях этого уровня к индивиду ( также см. Norman 1991; Menary & Gillett 2017).Важно то, что это различие когнитивных свойств, поскольку оно проявляется на этих разных уровнях — как я сейчас буду обсуждать.

2. Интернализация как трансформация

Интернализация — это процесс, посредством которого познавательная способность, которая была реализована извне на интерпсихологическом уровне, становится способной выполняться внутренне на интрапсихологическом уровне. Например, усвоение речи.

Важно подчеркнуть, что процесс, посредством которого когнитивная способность «перемещается» от внутреннего к внутрипсихологическому, не следует характеризовать как простой механизм копирования; вместо этого это трансформирующий : «интернализация трансформирует сам процесс и меняет его структуру и функции» (Выготский, 1981, с.163). Menary (2014) далее указал, что мы должны понимать это не только как трансформацию когнитивных способностей агента, но также и как его неврологический профиль — он связывает понятие трансформации с работой над повторным использованием / рециркуляцией нейронов, в которых находятся нейронные области. каннибализированы культурными моделями для выполнения новых функций (см. Dehaene & Cohen 2007).

3. Зона ближайшего развития

Одной из ключевых теоретических рамок Выготского для исследования процессов развития является «зона ближайшего развития», которая является мерой между фактическими способностями новичка и их потенциальными способностями в присутствии эксперта-помощника.Это форма строительных лесов. Верч отмечает, что эта концепция отмечает ключевое различие между историей российской и американской психологии развития: последняя изучает, что такое дети; тогда как первый пытается исследовать, кем может стать ребенок (1985, с. 67). Это теоретическое различие имеет серьезные практические последствия. В серии аккуратных экспериментов с IQ экспериментаторы обнаружили, что одно только измерение реальных способностей ребенка не так эффективно, как измерение так называемого «индекса скорости» (который измеряет, сколько подсказок требуется новичку для достижения недостижимой в противном случае цели) для прогнозирования и понимания развития этого новичка (см. Wertsch 1985, стр.68-70). Я думаю, что это очень важно, потому что это показывает, что у нас есть чрезвычайно практическая и важная причина принимать во внимание сверхиндивидуальные когнитивные свойства для правильного понимания когнитивных способностей индивидуального уровня.

Ура,

Алексей

Библиография

Menary (2007) Когнитивная интеграция: Безграничный разум и познание. Хэмпшир: Пэлгрейв Макмиллан.

Menary (2014) Нейрональная пластичность, рециклинг нейронов и построение ниши. Разум и язык 29 (3), 286-303.

Выготский (1981) Генезис высших психических функций. (стр. 144-189) в Wertsch (ed.) Концепция деятельности в советской психологии . Нью-Йорк: M. E. Sharpe, Inc.,

Wertsch (1985) Выготский и социальное формирование разума. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Psy Dev

Выготского

Введение в раздел
5.

Детская психология: Выготский
Концепция психологического развития

от Карла
Ратнер

Институт культуры
Исследования и образование

Центральная идея, лежащая в основе всей работы Выготского по развитию
психологии заключается в том, что качественно новые психологические явления возникают над
продолжительность жизни. Эти явления состоят из новых психологических операций,
содержание и отношения, которые не являются продолжением предыдущих.Следовательно, перспективы и методы, подходящие для осмысления
раннее поведение не обязательно подходит для понимания зрелой психологии.
Для постижения понимания необходимо разработать различные концепции и методы.
разные психологические стадии.

Самое фундаментальное качественное изменение за время жизни,
как определил Выготский, от низших, элементарных процессов к высшим,
сознательные, психологические процессы. Есть переход от «прямого»,
врожденные, естественные формы и способы поведения опосредованные, искусственные,
психические функции, развивающиеся в процессе культурного развития »(Выготский,
1998, стр.168). Низшие, элементарные процессы биологически запрограммированы,
естественное поведение, которое является немедленной реакцией на раздражители. Сосать и
Примеры укоренения рефлексов. В низших процессах нет ничего ментального,
психологический или сознательный. Напротив, психологические процессы являются ментальными.
и сознательный. Сознание вмешивается или выступает посредником между стимулом
и ответ. Сознание представляет собой «ментальное пространство»
психологические явления, такие как восприятие, эмоции, память, мышление,
мотивация, личность, язык и накопленная изученная информация.Эти
психологические явления «обрабатывают» поступающие раздражители и конструируют
умышленный и преднамеренный ответ. Психологические процессы
созданные человеком ментальные феномены. Это артефакты, а не природные биологические
явления.

Выготский подчеркивает это различие следующим образом: «Высшее
психические функции — это не просто продолжение элементарных функций
и являются не их механической комбинацией, а качественно новым ментальным
образование, которое развивается по совершенно особым законам и подлежит
совершенно по разным образцам »(Выготский, 1998, с.34). «В
мышление подростка, а не только совершенно новый комплекс синтетических
возникают формы, о которых трехлетний ребенок не знает, но даже те элементарные,
примитивные формы, которые усвоил ребенок трех лет, реструктурируются на
новые базы в переходный период »(там же, с. 37).

Суть психологических явлений в том, что они сознательны,
когнитивные и концептуальные, то есть интеллектуальные. это
только когда ребенок достиг этих способностей, он развивает психологию:

Так как фундаментальный критерий психологических явлений
заключается в том, что они опираются на когнитивные концепции, знания и схемы, психологические
все явления интеллектуализированы.Выготский даже называет «интеллектуальным
восприятие »(там же, с. 290-291). Он имеет в виду, что то, что мы видим, не просто
функция сенсорных впечатлений; скорее, эти впечатления сами по себе
сформированный знаниями и представлениями о вещах. Эмоции тоже формируются
знаниями и концепциями (Ратнер, 1991, главы 1, 2, 5; Ратнер, 2000).
В случае интеллектуализированных психологических феноменов субъект знает , что он
видит. Он знает, что это цветок.Более того, он знает , что он
воспринимает и чувствует вещь. Напротив, элементарные реакции
являются немедленными реакциями на вещи и лишены когнитивных, интеллектуальных, лингвистических
значение.1

Пример качественного различия когнитивно
опосредованный психологический феномен и элементарный, естественный, биологический
реакция — это разница между детским чувственным удовольствием и психологическим
счастье. Психологическое счастье определяется представлениями и ожиданиями.Счастье, которое испытываешь, глядя на закат над океаном, — это
отличается от счастья, которое испытываешь, когда любимый баскетбол
команда выигрывает чемпионат с корзиной на последней секунде, а с теплого
свечение, которое испытываешь при получении продуманного подарка от любовника. Эти
различные формы счастья влекут за собой, соответственно, понимание природы
величие и тонкое богатство; отождествление с группой игроков
и даже город или страна; и признательность за то, что их разыскивают и
быть вместе с уважаемым человеком.Простой, незрелый, приятный
ощущение, которое испытывает новорожденный во время кормления и отдыха, не влечет за собой
предшествующие познания и, следовательно, ничего из вышеизложенного тонко и богато.
Выготский говорит, что маленький ребенок может испытывать удовольствие, но он не знает
Он счастлив; он не знает (осмысляет), что такое счастье .
Таким же образом младенец испытывает приступы голода, но он не знает, что он
голоден, потому что у него нет концепции, которая определяет голод как явление.»Там
это большая разница между чувством голода и осознанием того, что я голоден.
В раннем детстве ребенок не знает собственных переживаний »(там же,
п. 291).

Выготский акцент на когнитивных факторах как основополагающих для психологических
развитие подчеркивает социальную организацию психологии, потому что познание
социально организован. Мышление зависит от объективированных социальных концепций
на языке; это также зависит от социально структурированной жизненной деятельности.Таким образом, познания, формирующие психологические явления, прививают
концепции, лингвистические термины и социальную деятельность в психологические
явления. Выготский говорит о «законе социогенеза высших форм».
поведения: речь, будучи изначально средством общения, средством
ассоциации, средства организации группового поведения, позже становится
основные средства мышления и всех высших психических функций, основные
средства формирования личности »(там же., п. 169). «Таким образом, структуры
высших психических функций представляют собой совокупность коллективных социальных отношений
между людьми »(там же).

Выготский твердо верил, что человеческая психология является культурным
явление. Он берет свое начало в культурных процессах, воплощает их и увековечивает
их. Он говорит о «центральной и ведущей функции культурного наследия».
развития »(там же) в психологическом росте. В частности, содержание
мышления связано с положением человека в общественном производстве (там же.,
п. 43). Выготский противопоставляет свой культурно-познавательный психологический подход
к другим подходам, объясняющим психологическое развитие с точки зрения
половое созревание или эмоциональные изменения (там же, с. 31).

Предполагая, что психологические явления культурно
и когнитивно организованный, Выготский отрицал любое естественное, «основное» или
докультурная форма и содержание психологических явлений. Часто
отметил различие между основными психологическими формами и культурно-психологическими
содержание ложно.Все аспекты психологического функционирования (как формы, так и
содержание) являются культурными. Как сказал Выготский: «Собственно, форма и содержание
мышления — это два фактора в едином целом процессе, два внутренних фактора
связаны друг с другом существенной, а не случайной связью »(там же,
п. 38). Он также отметил, что «глубокие научные исследования показывают, что в процессе
культурного развития поведения, а не только изменения содержания мышления,
но также его формы, новые механизмы, новые функции, новые операции и
возникают новые методы деятельности, которые не были известны на более ранних этапах
историческое развитие »(там же., п. 34).

настаивая на том, что человеческая психология в основе своей культурна,
как по форме, так и по содержанию, и отрицая, что они являются естественными, докультурными
аспектов психологии, Выготский можно назвать одним из основоположников
истинно культурная психология. Если структуры высших психических функций
являются «переносом в личность внутреннего отношения социальных
порядок »(там же, с. 169), то социальный порядок должен быть всесторонне
понимается, чтобы понять психологию.Надо хорошо разбираться в
историю, социологию и политику культуры, чтобы объяснить и
описывают психологию людей (ср. Ratner, 1997, главы 3, 4; Ratner,
2000; Ратнер, 2002, например). Расплывчатые, поверхностные представления о
культура скрывает ключевые процессы и факторы для понимания формирования
и характер психологических явлений (ср. Ratner & Hui, 2003, для
Примеры).

Качественное различие Выготского между когнитивно-культурными
психологические явления и непосредственные, автоматические, элементарные биологические
ответы (животных и младенцев) революционны, потому что они подрывают
все попытки объяснить психологические явления с точки зрения биологических
процессы.Объяснения нормальной психологии с точки зрения генов, гормонов,
нейротрансмиттеры, нейроанатомия, эволюция, инстинкты, сенсорные процессы,
а инфантильные реакции отрицаются фундаментальным различением Выготского.

Давайте рассмотрим одну популярную теорию развития, чтобы продемонстрировать
его неправдоподобность и несоответствие в свете подхода Выготского. Один
теория утверждает, что младенцы обладают эмоциями, восприятием, мотивами, намерениями,
память, воля, личность и социальная отзывчивость, которые очень похожи
для взрослых.Например, говорят, что двухдневные младенцы «предпочитают»
голоса матерей над другими женщинами. Этот вывод основан на инструментальном
эксперимент по кондиционированию, в котором долгое сосание резиновой соски было вознаграждено
записанной на пленку историей, которую читали их матери, в то время как короткие сосания были вознаграждены
по рассказу, прочитанному другой женщиной. (Я упростил дизайн в этом
Обсуждение.) Младенцы производили сосание дольше, чем короче.

Однако этот эксперимент не демонстрирует психологического
предпочтение, конечно, не по Выготскому.Психологическое предпочтение
когнитивно опосредовано и связано с психологическими явлениями. Предпочтение
для музыки Бетховена, например, над музыкой Бартока, используются эстетические критерии,
эмоциональные реакции и воспоминания. Используя терминологию Выготского,
психологическое предпочтение предполагает осознание того, что кто-то предпочитает что-то
другое дело и кое-что знать о функциях, которые делают его предпочтительным.
Реакция двухдневного ребенка на звуки не влечет за собой таких знаний.
или любые психологические элементы.

Вероятно, младенцы сосут, чтобы вызвать звук матери.
потому что это знакомый стимул (похожий на звуки, которые младенец слышал во время
в утробе матери), а не потому, что это голос их матери (который они, безусловно,
не осознаю). Знакомые стимулы могут быть положительно полезными, потому что они
оказались безопасными для новорожденных. Новые стимулы могут быть трудными для
незрелый новорожденный, чтобы справиться, поэтому они менее полезны. Такой
автоматическая тенденция тяготеть к знакомым стимулам как механизму выживания
будет столь же непсихологическим, как влечение колибри к красным цветам.

Это толкование подтверждается данными о том, что даже плоды
по-разному реагировать на знакомые и незнакомые звуки. Матери читали
история для их плодов с 34-й по 38-ю неделю беременности.
В течение 38-й недели каждый плод слышал либо знакомую историю, либо роман.
один. Частота сердечных сокращений плода была ниже, когда рассказывалась знакомая история и
выше, когда был услышан роман. В этой автоматической реакции нет ничего
делать с намеренным предпочтением.Он регулируется тем же биологическим
механизм, который издает знакомые звуки, положительно вознаграждая новорожденного
(см. Cooper & Aslin, 1989; Ratner, 1991, глава 4).

Хотя Выготский подчеркивает онтогенетическую трансформацию
от элементарных биологических реакций к высшим, сознательным психологическим
явления, он не рассматривает младенца как чистый лист. Это заблуждение
считать, что культурная психология начинается с пустого организма.Выготский
ясно осознается, что младенец обладает многочисленными врожденными
тенденции реагирования, с которыми сталкивается опекун. Однако эти естественные
ответы постепенно угасают в детстве. Нижние мозговые центры
которые их контролируют, попадают под развивающиеся корковые центры, которые
дать возможность выученному, концептуально управляемому поведению преодолеть рефлексы2

Эти изменения во взрослении ребенка определяют его переживания.
с окружающей средой.На раннем этапе, когда биологические программы доминируют над поведением,
поведение — это автоматическая, стереотипная, непонятная реакция на поверхностные
особенности окружающей среды. Снижение контроля над биологией и развитием
сознания / когнитивного понимания позволяет повысить чувствительность
к окружающей среде, лучшее ее понимание и гибкость в отношении
он (Выготский, 1998, с. 293-295). «С точки зрения развития,
окружающая среда становится совершенно другой с того момента, как ребенок двигается
от одного возраста к другому »(там же., п. 293). Выготский призывает взрослых
изучать это взаимодействие и не предполагать, что окружающая среда
абсолютный эффект независимо от ребенка. Социализация становится все более
эффективен, поскольку биологические реакции младенца теряют силу.

К семи годам наиболее естественные детерминанты поведения
вымерли, и в основе поведения преобладает культура, и
Выготский неоднократно подчеркивает это качественное преобразование. Есть
больше не взаимодействие биологических и социальных детерминант поведения.На этом этапе индивидуальность ребенка является функцией его конкретных
социальный опыт, который с годами рос в геометрической прогрессии (т. е.
больше в более поздние годы, меньше в первые годы). Способ, которым
другие отреагировали на ее поведение и физические особенности (такие как красота,
пол и цвет кожи) заменяет биологические детерминанты поведения.

Опыт общения ребенка с другими — это его индивидуальность социальная
опыт .Индивидуальный социальный опыт фильтрует или опосредует опыт
с широкими культурными факторами, такими как школа, фильмы, реклама и
политические кампании. Таким образом, двое детей, которые смотрят один и тот же фильм,
реклама, или учитель может отреагировать по-разному из-за их разных
индивидуальный социальный опыт. Взаимодействие человека с обществом
представляет собой взаимодействие между широкими культурными факторами и накопленными частными
опыт общения с обществом (индивидуальный социальный опыт).А не личность
частично определяется биологическими механизмами и частично определяется
по социальному опыту «личность по своей природе социальна» (там же,
п. 170).

Уникальный социальный опыт каждого человека встроен в
широко разделяемые культурные элементы. В то время как каждый подросток в Соединенных Штатах
Состояния имеют уникальный набор родителей, например, взаимодействие между
у большинства американских подростков и их родителей есть много общего.Общий опыт необходим для организованных, стабильных действий и общения.
происходить.

Культурная психология Выготского не механична. Факт
что культура существует до новорожденного, является внешней по отношению к нему и структурирует
его жизнь, не означает, что психологическое развитие — это механический
процесс получения входных данных пассивно. Дети активно стремятся, концентрируются,
учиться, запоминать, выяснять закономерности, отличать важное от несущественного
проблемы и отождествлять себя с культурными событиями и деятелями (ср.Бандура, 1986
об активном характере обучения человека). Выготского ценил детскую активность
и настаивал на том, чтобы педагоги поощряли самостоятельную деятельность, чтобы
улучшить обучение. Выготский презирал самодержавную педагогику и механическое заучивание
бурового материала (Выготский, 1926/1997).

В то же время Выготский считал, что педагогам следует
прямое образование детей, чтобы дети учились похожим вещам
и что они узнают важную информацию о своих социальных и естественных
Мир.Выготский ни в коем случае не предполагал, что деятельность детей должна
быть очень личным, своеобразным или спонтанным.

Теории Выготского о развитии ребенка получили поддержку
немало современных исследователей (Ratner, 1991, гл. 4). Особенно,
Бронфенбреннер сформулировал объяснение индивидуальной психологической
различий, что согласуется с законом Выготского социогенеза психологического
явления. Бронфенбреннер объясняет, как биологически обусловленный темперамент
относится к конкретному социальному опыту ребенка.Вместо темпераментов
непосредственно определяющие личность, они являются «личными качествами, которые
побуждать или препятствовать реакциям из окружающей среды, которые могут
нарушать или стимулировать процессы психологического роста. Примеры включают
суетливый против счастливого ребенка; привлекательный или непривлекательный внешний вид;
или социальная отзывчивость или отстраненность «. Пол, раса и рождение
порядок другие такие качества. «Влияние таких характеристик
от развития человека в значительной степени зависит от соответствующего
паттерны реакции, которые они вызывают из среды человека »(Бронфенбреннер,
1989, стр.218-225). Выдающийся детский психолог Джером Каган аналогичным образом
писал: «Температурные факторы вызывают некоторую первоначальную предвзятость наверняка
настроения и поведенческие профили, на которые реагирует социальная среда. Но
окончательное поведение, которое мы наблюдаем в возрасте 3, 13 или 33 лет, является продуктом
опыт, к которому приспособились меняющиеся темпераментные поверхности »
(цитируется по Ratner, 1997, p. 153) 3

Это
формулировка порождает новую интерпретацию формулы Левина, что поведение
является функцией человека и окружающей среды: B = f (P, E).Он трансформирует
как задуманы и взаимосвязаны P&E. Одна концепция Левина
формула состоит в том, что P & E — независимые сущности, каждая из которых придает определенные
качества к поведению или к психологии. E понимается как в целом однородный
(оказывая одинаковое влияние на всех), в то время как P интерпретируется как вводящий
личные вариации в поведении. Однако Бронфенбреннер и Каган спорят
что среда по-разному трактует разные атрибуты; следовательно,
E также способствует поведенческому разнообразию.Кроме того, человек и окружение
не независимы. То, что P способствует поведению / психологии, не является
внутренняя характеристика P, потому что P является функцией E.
к поведению, поскольку на P повлиял E. Следовательно, P — это накопление
конкретных встреч с различными средами; это не человек
внутренний характер. Формулу B = f (P, E) можно записать как B = f (Ep
, Eg), где Ep — его личное окружение, а Eg — общее окружение.
что большинство людей противостоит.

социальная обработка природных характеристик организует личность ребенка.
Это даже влияет на инициативу и творческие способности человека. «Это
правда, что люди часто могут изменять, выбирать, реконструировать и
даже создают свою среду. Но эта способность проявляется только в той мере, в какой
что этому человеку была предоставлена ​​возможность участвовать в самостоятельных действиях в качестве
совместная функция не только его биологической одаренности, но и окружающей среды
в котором он или она развились »(Bronfenbrenner, 1989, p.223-224; ср.
Ратнер, 2002, стр. 59-67). Бронфенбреннер категорически отвергает идею о том, что
индивиды являются главными факторами своего собственного развития,
окружающая среда играет лишь второстепенную роль. Обратное ближе к
правда.

Межкультурный
исследования демонстрируют, как личностные качества структурированы в социальном плане.
Чен и др. (1995, 1998) обнаружили, что сдерживание застенчивости может возникать из-за
социальный опыт и формироваться на основе социального опыта, чтобы в результате
переменные личности.Совершенно иначе относятся к застенчивым детям
в Китае и США, и у них развиваются соответствующие психологические различия.
В западных странах дети могут стать застенчивыми, замкнутыми и чувствительными.
потому что они были отвергнуты другими значимыми людьми. Затрудненные дети
тогда, вероятно, будут отвергнуты или изолированы коллегами. Они считаются
как некомпетентный и лишенный социальной уверенности. Эти дети испытывают
трудности в социальной адаптации и замкнутость в компании
сверстники.Они также испытывают трудности в учебе, становятся одинокими и
подавлен. В Китае подавление застенчивости является результатом положительного опыта.
со значимыми людьми, которые поощряют это, а не из-за негативного опыта
как на западе. Застенчивых детей в Китае больше принимают
опекунов и сверстников, чем их средние коллеги. Они считаются
более благородный, зрелый, компетентный, воспитанный и понимающий. Они
получают более высокие баллы по лидерству, чем среднестатистические дети.Ну наконец то,
они подвержены риску депрессии не больше, чем другие дети.

Таким образом, атрибуты личности принимают совершенно разные формы и
имеют разные социальные и психологические последствия в зависимости от того, как
культура относится к ним. Застенчивость, которую поощряют, ценят и пронизывают
с компетентностью, популярностью, зрелостью и решительным лидерством качественно
отличается от застенчивости, которая возникает из-за отказа, разочарования, смущения,
невосприимчивость, бесчувственность и наказание, пронизанный
низкая уверенность, зависимость, незрелость, страх, отстраненность и изоляция.

Центральная тема Выготского — высшие психологические процессы.
формируются культурными процессами, в том числе семиотическими концепциями, а не
биологическими — это анафема для большинства современных психологов.
Обычно они настаивают на том, что психологические явления либо универсальны.
или отдельные явления — в любом случае имеющего биологическое происхождение. Законы
восприятие, память, обучение, изменение отношения и групповой процесс истолковываются
как универсальные процессы, в то время как личность и психические заболевания рассматриваются
как индивидуальное явление — и все они, как говорят, уходят корнями в человеческий
природа.Согласно этой господствующей точке зрения, биология определяет большую часть
форма и содержание психологических явлений и социальных процессов
в лучшем случае предельный эффект. Широкие культурные факторы и процессы, такие как
социальные институты, правовые системы, формы правления, социальный класс,
и преобладающим идеологиям практически не отводится роль в господствующей психологии

Хотя они утверждают, что вдохновлены его сочинениями, некоторые
нео-выготскианцы также неправильно понимают и даже отвергают его наиболее важные
концепции.Это особенно верно в отношении закона социогенеза психологического
феноменов (культурная организация психологии) и различие между
ранние простые биологические реакции и зрелые сложные психологические явления.

Некоторые психологи-нео-выготскианцы и культурологи
теоретики отвергли понятие организованной культуры, которая является внешней
человеку и структурирует его психологию. Они прославляют личность
как производитель собственной психологии и даже культуры в целом.Каждый
Говорят, что человек решает, как противостоять культуре, как вести себя в
культура, что принять и что отвергнуть от культуры. Другими словами, человек
присваивает культуру (в том смысле, что она берет ее на себя и делает
это ее собственное), а не интернализирует культуру (в смысле включения
культуры в себя и формируется ею).

Эти нео-выготскианцы утверждают, что они объединяют индивидуальные
деятельность с культурой, и иногда используют термин «со-конструкционизм», чтобы
обозначают оба элемента.Однако в их трудах подчеркивается
построение психологии и культуры и пренебрежение влиянием или даже
существование организованной культуры4. Например, Валсинер утверждает, что
люди не просто синтезируют культурно предоставленный материал; Oни
реконструировать его, чтобы произвести свой собственный материал личного характера. Он идет
настолько, чтобы истолковывать культуру как токсичную среду, которую люди избегают
создавая свои собственные значения (ср. Ratner, 2002, гл.2, для документации
и обсуждение позиции Валсинера).

Верч, другой влиятельный писатель Выготского, аналогично
подразумевает, что люди конструируют личные значения вещей, скорее
чем отражать социальные значения. Например, рассмотрим случай, предложенный
Роу, Верч и Косяева (2002) двух посетителей в музее, глядя
у картины с изображением Зимнего дворца и его окрестностей:

К:
Глянь сюда? Это Зимний дворец, а в 1985 году я жил в Питере.Петербург
на лето с другом в ее квартире на этой улице здесь.

S: Вы там жили?

К: Да, ну не прямо в этом здании, а дальше по улице
вот немного пути, и я каждый день спускаюсь на площадь.

Из этой минимальной развязки,
авторы приходят к выводу, что два мецената прониклись публичной картиной
с личным значением (то есть, где один из них жил), и они проигнорировали
любое историко-социальное значение: «Вместо автобиографических
нарративов в контакт с официальной культурой как часть попытки
обогатить последнее, нам кажется, что этот [рассказ] предполагает побег
из сферы общественной памяти Эти посетители отказываются заниматься
пространство общественной памяти музея Это означает создание на собственных условиях
(там же., с.106). «Этот вывод диаметрально противоположен выводу Выготского.
акцент на социальную формацию психологии. Где подчеркивал Выготский
что личная деятельность включает культурные факторы, Wertsch et al.
Валсинеру предлагает отказаться от личных значений и уйти от культурных
жизнь.

Утверждение, что люди постоянно вытесняют, отрицают,
сбежать или воссоздать культуру путем создания личных значений — это преувеличение,
тот, который противоречит массовой стандартизации, монополизации и
соответствие в обществе.Этому также противоречит обширная психологическая
литература о силе моделирования и ссылок на поведение плесени (см.
Бандура, 1986). И это противоречит странным способам, которыми детские
психология повторяет психологию родителей, и огромными трудностями
сломать этот шаблон даже с помощью терапевта. Кроме того,
социальная координация, преемственность и общение требуют, чтобы люди
примите и соблюдайте социальные условности.Усвоение социальных ценностей и
нормы имеют решающее значение для сохранения общественной жизни. Если бы социальные условности были
постоянно трансформируясь в личные конструкции, это разрушило бы
социальная координация, преемственность и общение. Фрейд, Гоббс и
все вдумчивые социальные теоретики признали этот потенциал.

Конечно, у людей есть личные идеи, которые окрашивают
их смысл жизни. Чувство школы у ребенка зависит от его потребностей,
желания, ожидания и страхи.Заводской рабочий может вызвать в воображении эротику
мысли сделать его работу сносной. Обычно эти личные идеи совместимы
с общими социальными нормами и не представляют для них угрозы. Исключительный личный опыт,
например, травма, может радикально исказить поведение, а глубокое мышление
гениями может также привести к новому поведению. Помимо этих исключений,
личные мысли обычно не вытесняют, не отрицают, не убегают или не трансформируют
необходимая регулярность общественной жизни.

Чтобы более внимательно проследить за намерениями Выготского, можно отметить
что многое из того, что кажется лично придуманными значениями, на самом деле повторяет
социальный опыт человека (как люди относились к этому человеку
отличается от того, как они относились к другим) или широко поделились социальными
переживания и смыслы, которые многие люди усвоили в схожих
мода (Ep и Eg в предыдущем обсуждении Левина и Бронфенбреннера).В этих случаях нельзя сказать, что человек создал смысл на
его собственные условия. Когда конкретный ученик не успевает в школе, его поведение
часто объясняется его собственной незаинтересованностью. Однако его поведение часто
характерно для многих детей с аналогичным происхождением и характеристиками
(пол, этническая принадлежность, социально-экономический статус). Обмен опытом с социальными
учреждения и с аналогичной физической инфраструктурой в их окрестностях,
побудить этих студентов принять общепринятые социальные представления о формальном образовании:
например, это несущественно для их жизни — и потерять мотивацию
освоить это.Тот факт, что человек нарушает определенный набор
социальные коды (например, учителя) не означают, что он живет в мире
самопроизвольные, личные значения. Его действия могут быть сформированы другими социальными
опыты, нормы, значения и ожидания, его собственные социальные
группа. Индивидуалисты-неовыготскианцы так стремятся конструировать культуру.
как личная конструкция, которая переоценивает присутствие и влияние
личностных построений и недооценивают влияние организованной культуры
по психологии.

Случайное замечание

К., что она жила на улице, которая появилась
в картине, не означает, что она ускользает из общественной памяти
сфера, отказываясь заниматься общественной памятью или полностью относясь к картине
как личная проекция. Во всяком случае, ограниченные высказывания в диалоге
S&K кажутся культурными реакциями, а не спонтанными, идиосинкразическими
ед. Личные замечания об историческом артефакте соответствуют
преобладающая тенденция в современном обществе.Развлекательные и новостные СМИ
часто приукрашивают личные проблемы, такие как сексуальные скандалы из-за социальных, политических,
религиозные и художественные вопросы. Когда S&K вводит этот образец в
музей они воспроизводят культуру, а не отказываются от нее (Ратнер, 1993, 1999,
2002, гл. 2). Они вводят один набор социальных норм (чтобы персонализировать
социальные проблемы) в социальную сферу, которая предписывает другие социальные нормы
(ценить исторические артефакты в музеях).Они на самом деле не создают
новые ценности на их собственных условиях. Когда неовыготскианцы преувеличивают индивидуалистическое,
личную основу поведения они тоже просто вводят некий западный
идеология в их изучении психологии; они не создают новую точку
зрения.

Выготский различие между ранним, простым, биологическим
реакции и зрелые, сложные психологические явления также игнорировались,
неправильно понят или отвергнут основными психологами, которые стремятся уменьшить
высшие психические функции к низшим объяснительным конструктам.Различие
ускользнул и от некоторых нео-выготскианцев.

Рогофф, например, сочувствует социокультурной
подход. Тем не менее, она утверждает, что биология и культура вносят равный вклад.
к порождению социально-психологических явлений. Она считает, что «пол
роли можно рассматривать как одновременно биологически и культурно сформированные »(Rogoff,
2003, стр. 76). По мнению Рогоффа, некоторые особенности пола
роли проистекают из генетической структуры мужчин и женщин (что является результатом
филогенетической эволюции), а некоторые черты проистекают из современных
культурные факторы.Она утверждает, что это на самом деле согласуется с идеей Выготского.
пояснительная схема: «По Выготскому, эволюционная (биологическая)
готовность гендерных ролей включает филогенетическое развитие и социальное
изучение гендерных ролей предполагает микрогенетическое и онтогенетическое развитие
гендерных ролей нынешней эпохи во временных рамках культурно-исторического
развитие »(там же, с. 76).

Рогофф не просто утверждает, что биология готовит гендер
роли в целом, подготавливая людей к обучению, разговору, использованию инструментов,
и подумай; она претендует на гораздо более конкретную роль биологии.Рогофф (2003,
стр. 71-73) утверждает, что биологические механизмы подготавливают черты пола.
роли и личность следующим образом: Биологическая черта женщины, которую они
поделиться со многими животными, заключается в том, что они должны вкладывать большие средства в каждого ребенка
чтобы воспроизвести свои гены, тогда как мужчинам нужно тратить мало времени и усилий.
Женщинам необходимо провести девять месяцев беременности, два-три года кормить грудью и
больше лет защищая и обучая ребенка выживанию. В отличие,
мужчины могут иметь столько детей, сколько позволяют женщины, с
очень мало времени вложено.Биологические, репродуктивные процессы мужчин и
женщины, как говорят, создают социальную психологию, в которой женщины более внимательны
с детьми и занимается с ними больше, чем с мужчинами.

В нашей дискуссии подчеркивалось, что Выготский выступает против биологического
объяснение социально-психологических явлений — даже в сочетании с
культурные объяснения. Он отрицал, что биологические механизмы определяют
форма и содержание высших сложных психологических явлений; только культурный
процессы делают.Биологические механизмы определяют только простые реакции в
животные и человеческие младенцы. Биология дает возможность психологии развиваться, но она
не определяет особенности психологии. Выготский был
не интеракционист — он не верил, что биологические механизмы
и каждый культурный процесс вносит свой вклад в психологию.
Он считал, что культурные процессы преобладают над биологическими детерминантами.
поведения.Выготский объясняет психологию глубоко социокультурными терминами,
не как нечто разделенное на биологические и культурные особенности.

В Исследованиях по истории поведения: обезьяны, примитивные,
и Чайлд , Выготский и Лурия (1930/1993) специально обращаются к
вопрос филогенетического (эволюционного), онтогенетического и культурно-исторического
процессы в психологическом развитии. Они утверждают, что человеческая культура
знаменует качественно новый этап филогении.Культура заменяет эволюционную,
биологические механизмы как детерминанты поведения: «Использование и
«изобретение» инструментов человекообразными обезьянами положило конец органическому
стадия поведенческого развития в эволюционной последовательности и
подготовить почву для перехода всей разработки на новый путь,
создавая тем самым главную психологическую предпосылку исторического развития
поведения »(там же, с. 37, курсив мой).Все человеческие психологические
развитие зависит от культурных процессов, потому что органические, биологические
эволюция перестала определять поведение человека.

Выготский и Лурия приняли диалектическую философию
Маркса, Энгельса и Гегеля, чтобы подчеркнуть качественные преобразования в историческом
разработка. Что верно для одной стадии и что один вид не верен для другого
этапы и другие виды, потому что возникли принципиально новые процессы.
В диалектических качественных преобразованиях не добавляются новые процессы.
на предшествующие, «примитивные».Скорее новая интеграция
происходит, когда старые включаются в новые и изменяют
их функция — уступать им дорогу. Например, «примитивные» детали
человеческого мозга, которые являются пережитками животных, контролируются
неокортекс, который трансформирует их функционирование. Они не просто
поддерживают свое прежнее функционирование рядом с корковыми процессами или в дополнение к ним.

Психология человека, по Выготскому, не состоит
культурного поведения плюс естественного (эволюционного, биологического) поведения.Естественное поведение животных (и младенцев) превращается в культурное
поведение у людей. «Развитие человеческого поведения — это всегда развитие.
обусловлено прежде всего не законами биологической эволюции, а
закономерности исторического развития общества »(там же, с. 78). Выготский
и Лурия отверг эклектичное сочетание биологических и культурных детерминант.
в психологии, где оба были бы на равных.

По мере развития поведения от естественного к культурно-психологическому,
меняется роль биологии.Он строго определяет поведение младенцев.
и животные; однако он ослабляет контроль над поведением взрослых. Биология
обеспечивает стимулирующий субстрат, позволяющий реализовать широкий спектр моделей поведения
быть организованным культурными процессами. Биология дает энергию, анатомическую
структура, физиология и нейроанатомия, которые обеспечивают психологическое функционирование
возможно, но сама биология не вызывает психологического функционирования,
он также не определяет, какой будет его конкретная форма (ср.Ратнер, 1991,
гл. 1, 5; Ратнер, 2000; Ратнер, 2004). Эта перспектива интерпретирует
Примеры Рогоффа как более сформированные в культурном отношении, чем она считает.
Если она считает, что биологические механизмы определяют дифференциальное участие
отцов и матерей с детьми, Выготский утверждал, что любой
такие различия связаны с разными социальными ролями, которые занимают мужчины и женщины.
Таким образом, мужская и женская репродуктивная биология не обязательно определяет
даже часть гендерных ролей и личности.5

Теории психологического развития Выготского
мощные инструменты для понимания психологии человека. Психологи
следует внимательно прочитать его идеи и последовать его аргументу о том, что человеческая психология
возникает из биологического субстрата, но затем перерастает в качественно
новое (эмерджентное) явление, функционирующее согласно отличительным принципам.

Банкноты

1. Мнение Выготского о том, что
человеческая психология имеет когнитивную основу, вытекающую из его рационалистических взглядов
человека, которую он заимствовал из философии Спинозы.Это не отрицает
что человеческие мысли и действия могут быть иррациональными в смысле бытия
нелогичный, противоречивый, небрежный или импульсивный. Это просто означает, что
есть когнитивная основа для иррациональности как для всех психологических функций
(ср. Ратнер, 1994). Например, мужчина может навязчиво играть в азартные игры, несмотря на
высокий риск того, что это обернется финансовым крахом для него и его семьи
потому что он считает, что побьет все шансы и выиграет больше, чем проиграет.Этот
вера в индивидуальную исключительность — способность человека преодолевать
система, настроенная против него, — это познание, уходящее корнями в западные культурные традиции.
идеология. Принуждение к игре — это потребность в дополнение к убеждению. Тем не мение,
это интеллектуальная потребность, когда игрок знает, что ему нужны деньги,
что такое деньги, зачем они ему нужны и как он их получит. Человеческое психологическое
потребность — это не чистый слепой импульс, так как рыба нуждается в пище, но не осознает
потребности, ее основы, объекта или средств удовлетворения.

2. Созревающая кора
как подчеркивал Пиаже, позволяет выполнять все более сложные когнитивные операции.
Однако жесткая возрастная последовательность когнитивных стадий, которую Пиаже
приписываемые биологическому эпигенезу («хреоды») были дискредитированы.
Познавательные операции высокого уровня возможны только после нескольких лет
созревание мозга. Тем более, что они появляются только во время поздних
детство и юность в определенных обществах обусловлены разными социальными
стимулы и потребности в этих обществах.Когнитивный уровень
также значительно варьируется в зависимости от степени знакомства с задачей. Уровень
биологического созревания не диктует единой когнитивной компетенции
по задачам. Даже биологически зрелые люди используют сенсомоторную
операции в определенных ситуациях. Кроме того, многие из конкретных последовательностей
когнитивного развития, предложенного Пиаже, оказались культурно
Переменная. Наконец, многие специфические модели поведения, которые Пиаже приписывал биологическим
механизмы — такие как анимизм, эгоцентризм, счет, сложение и вычитание —
из-за социальных требований, стимулов и конструкций (Ratner, 1991,
стр.108-111, 120-121, 124-127, 142).

3. Детский темперамент.
может способствовать ее реакции. Хрупкий, чувствительный, энергичный ребенок может
быть напуганным резким, критичным родителем больше, чем крепким или отвлекающим
ребенок будет. Однако влияние страха на более позднюю психологию
Сама по себе функция социального опыта. Напуганный ребенок может вызвать терпение
или нетерпение от других людей. Результат влияет на то, станет ли ребенок
замкнутый, хвастливый, отзывчивый, агрессивный, безнадежный, беспечный, подавленный,
обидчивый или снисходительный.Таким образом, темперамент не определяет зрелость.
поведение, мотивация, личность, мышление или память (Ratner, 1991, гл.
4).

4.
Со-конструкционизм, как и все эклектические представления, — понятие туманное. Со-конструкционисты
(т.е. индивидуалисты-неовыготскианцы) никогда не оговаривают, как
сфера конкретно взаимодействует с культурой, то есть насколько сильно влияет на личные
строительство имеет по сравнению с организованной культурой в создании психологической
и социальные явления.Никаких критериев для определения того, является ли
индивидуальный поступок является результатом личного выбора, биологической аномалии,
или конкретный социальный опыт, который направляет человека в определенном направлении.
Это делает исследования по теме уязвимыми для произвольных толкований.
которые трудно проверить.

5. Рогофф признает культурное
различия в том, как матери относятся к своим детям, и она понимает
что они бросают вызов идее врожденных универсальных материнских ролей (Rogoff,
2003, стр.111-114). Тем не менее, она придерживается своего несочетаемого сочетания биологических и филогенетических факторов.
и культурные объяснения. Она принимает социобиологическое объяснение.
психологических явлений как имеющих что-то предложить. Это противоречит
последовательная модель биологических и культурных процессов в психологической
разработки (см. Ratner & Hui, 2003, примеры других неудач
для создания согласованной модели). Выготский отверг эклектичные сочетания
теоретические построения.Он искал логически последовательную интеграцию
концепции (ср. Выготский, 1987, с. 243-246). Психологические явления не могут
быть частично сознательным, концептуально организованным, интеллектуализированным, намеренным,
и культурно изменчивые, а отчасти автоматические, стереотипные (фиксированные),
бессознательная, немедленная, естественная реакция на раздражитель, как биологическая
детерминизм будет диктовать.

Бандура, А. (1986). Социальные
основы мысли и действия: социальная когнитивная теория .Новый
Йорк: Прентис Холл.

Бронфенбреннер, У. (1989).
Теория экологических систем. Анналы развития ребенка, 6 , 187-249.

Чен, X., Рубин, К., и Ли,
Б. (1995). Социальная и школьная адаптация застенчивых и агрессивных детей
в Китае. Развитие и психопатология, 7 , 337-349.

Чен, X., Рубин, K., Cen,
Г., Гастингс, П., Чен, Х., Стюарт, С. (1998). Отношение к воспитанию детей
и поведенческое торможение у китайских и канадских малышей: межкультурный
изучать. Психология развития, 34 , 677-686.

Купер Р. и Эслин,
Р. (1989). Языковая среда грудного ребенка: последствия для
раннее развитие восприятия. Канадский журнал психологии, 43 ,
247-265.

Ратнер, К. (1991). Выготского
социально-историческая психология и ее современные приложения. Новое
Йорк: Пленум.

Ратнер, К. (1993). Рассмотрение
Д’Андрада и Штрауса, Человеческие мотивы и культурные модели .В журнале
разума и поведения , 14 , 89-94.

Ратнер, К. (1994). В
бессознательное: взгляд из социоисторической психологии, журнал
разума и поведения , 15 , 323-342.

Ратнер, К. (1997). Культурный
психология и качественная методология: теоретические и эмпирические соображения. Новое
Йорк: Пленум.

Ратнер, К. (1999). Три
подходы к культурной психологии: критика. Культурная динамика , 11 ,
7-31.

Ратнер, К. (2000). Культурно-психологический
анализ эмоций. Культура и психология , 6, 5-39.

Ратнер, К. (2002). Культурный
Психология: Теория и метод . Нью-Йорк: Пленум.

Ратнер, К. (2004, готовится к печати).
Гены и психология в новостях. Новые идеи в психологии ,

Ратнер, К., и Хуэй,
Л.(2003). Теоретические и методологические проблемы кросс-культурной психологии. Журнал
для теории социального поведения, 33 , 67-94.

Рогофф, Б., (2003).
культурная природа человеческого развития . Нью-Йорк: Оксфордский университет
Нажмите.

Роу, С., Вертч, Дж., И Косяева,
Т. (2002). Связывание маленьких рассказов с большими: повествование и общественность
память в исторических музеях. Культура и психология, 8 , 96-112.

Выготский, Л. (1987). Собрано
Работы (т. 1). Нью-Йорк: Пленум.

Выготский, Л. (1997). Образовательный
Психология . Вступление. В.В. Давыдов. Пер. Роберт Сильверман. Бока-Ратон:
Сент-Люси Пресс. (Первоначально опубликовано на русском языке, 1926 г.)

Выготский, Л. (1998). Собрано
Работы об. 5. Нью-Йорк: Пленум.

Выготский Л., Лурия,
А. (1993). Исследования по истории поведения: обезьяны, примитивы и дети .Эд. и пер. Виктор И. Голод и Джейн Э. Нокс. Хиллсдейл, Нью-Джерси: Лоуренс
Erlbaum Assocs. (Первоначально опубликовано на русском языке, 1930 г.).

История развития высших психических функций

Собрание сочинений Л.С. Выготского: история развития высших психических функций (Познание и язык: серия по психолингвистике) (Том 4)
Л.С. Выготский

Немного предыстории. Хотя некоторые работы Выготского были переведены на английский язык, в том числе отредактированная версия 1963 года Thought and Language , публикация, которая положила начало буму исследований Выготского в США, была публикацией Mind in Society 1978 года.Я прочитал эту книгу в аспирантуре, и она мне очень понравилась. Лишь позже я понял важность введения редакции: книга представляла собой собрание произведений Выготского, куратором которого был наставник Майкла Коула А. Лурия и дополнены иллюстративными исследованиями Лурия, Леонтьева и других соратников Выготского. Среди этих работ — неопубликованный «Инструмент и символ»; раздел 3 статьи «История развития высших психологических функций» ; и два эссе из сборника 1934 г. «Психическое развитие детей и процесс обучения ».Некоторые иллюстративные материалы взяты из других разделов Истории развития высших психологических функций .

С История развития высших психологических функций была такой большой частью этой интригующей книги, и, поскольку на нее неоднократно ссылался Лурия в других местах, мне было очень интересно прочитать сам текст. Но это было легче сказать, чем сделать, поскольку книга не была издана как отдельный текст. Я мог бы получить его части.Например, сокращенная версия глав 1, 2, 4 и 4 занимает около 35 страниц статьи Психологического исследования в СССР Леонтьева, Лурии и Смирнова (1966) под названием «Развитие высших психологических функций». Глава «Генезис высших психических функций» находится в сборнике Вертша 1981 г. «Концепция деятельности в советской психологии ». Но если вы хотите прочитать всю книгу (а затем и некоторые из них), вам нужно перейти к Собранию сочинений за 1997 год, которое переведено с русского Собрания сочинений .(Некоторое время я не думал, что в библиотеке UT есть CW , но, очевидно, я не использовал правильные условия поиска.)

Версия Collected Works включает первоначально опубликованные главы (Глава 1- 5), опубликованный в 1931 г. [ , но см. Примечание в комментариях ниже: 6 августа 2019 г., ]. Но в нее также входят главы 6-15, «которые публикуются впервые», согласно сноскам из русского издания (с.279). Конечно, эта сноска не дает подробного контекста, поэтому мне неясно, действительно ли Выготский видел их как часть одного и того же произведения или написал их одновременно.

В этом обзоре я расскажу только об оригинальной книге. Об остальном я могу рассказать в будущем обзоре. [Изменить: я просмотрел остальные 25 сентября 2019 г.]

Ch.1. Проблема развития высших психических функций
Здесь Выготский начинает с утверждения новой точки зрения на развитие высших психических функций. Раньше вопросы формулировались односторонне, ошибочно, прежде всего потому, что исследователи рассматривали высшие психические функции «как естественные процессы и образования», не отличая естественное от культурного (стр.2). «Высшие психические функции и сложные культурные формы поведения со всеми их специфическими особенностями функционирования и структуры, со всей уникальностью их генетического пути от зарождения до полной зрелости и смерти, со всеми особыми законами, которым они подчиняются, обычно оставались за пределами поле зрения исследователя «и таким образом» сложные образования и процессы были разделены на составные элементы и больше не существовали как целостность, как структуры «(с.2). То есть, традиционно, анализ расщеплял систему высших психических функций (HMF) и, следовательно, мог изучать только ее компоненты, низшие психические функции (LMF).

Следовательно, психология говорит нам , когда детей изучают абстрактные понятия, но не , почему или , как . Психология еще не провела различие между двумя линиями развития, естественным и культурным, и двумя различными наборами законов, которым следует каждая из них (с. 3). Выготский предлагает ввести диалектический метод в психологию (с.3). Здесь он отмечает, что и американский бихевиоризм, и русская рефлексология являются редуктивными, разлагающимися формами безотносительно качества — недиалектический подход, который, по его словам, приводит к «огромной мозаике душевной жизни», а не к единому целому (стр.4). Напротив, диалектический подход Выготского рассматривал психические функции как взаимодействующие в системе, качественно отличной от ее частей (с.4). Он добавляет:

История развития высших психических функций невозможна без изучения предыстории этих функций, их биологических корней, их органических свойств. Генетические корни двух основных культурных форм поведения устанавливаются в младенческом возрасте: с использованием орудий и человеческой речи ; само по себе это обстоятельство ставит младенческий возраст в центр предыстории культурного развития.(стр.6)

Выготский отмечает разрыв между общей психологией и детской психологией, который он объясняет разрывом между изучением низших и высших психических функций (с.7). В настоящем сборнике он перечисляет три основные концепции своих исследований:

• высших психических функций
• культурное развитие поведения
• Овладение собственным поведением посредством внутренних процессов (стр.7)

Он утверждает, что в развитии HMF есть две ветки:

.

• «процессы усвоения внешних материалов культурного развития и мышления», таких как язык и арифметика;
• процессы развития специальных HMF, таких как внимание и логическая память (с.14)

Выготский утверждает, что культурное развитие человека предшествует его биологическому развитию, но не связано с ним. «При совершенно ином типе адаптации человека первостепенное значение имеет развитие его искусственных органов, инструментов, а не изменение органов и структуры его тела» (стр. 16). Действительно, первобытный и культурный человек биологически равны (с.17; напомним, что это утверждение лежит в основе узбекской экспедиции, которая проходила в 1931-1932 годах). (Выготский не говорит об этом здесь, но его концепция Нового Человека опиралась на культурное развитие; как он подразумевал в своем эссе 1930 года на эту тему, советское изменение человека было культурным, а не генетическим, и любой человек любого генетического происхождения мог приобрести культурные инструменты для достижения новых высот.)

Здесь Выготский перечисляет некоторые HMF: вербальное мышление, логическую память, формирование понятий, произвольное внимание, волю; все это полностью изменилось в культурном человеке (с.17). «В процессе исторического развития социальный человек меняет методы и приемы своего поведения, трансформирует естественные инстинкты и функции, а также развивает и создает новые формы поведения, в особенности культурные» (с.18). А в культурной среде органическое развитие порождает «исторически обусловленный биологический процесс», в котором культурное развитие сливается с органическим созреванием.Один пример: «развитие речи у ребенка» (с.20).

Ссылаясь на Дженнингса, Выготский отмечает, что, как и животные, «у человека также есть своя система деятельности, которая удерживает его методы поведения в определенных пределах. В его системе, например, полет невозможен. Но человек превосходит всех животных, потому что он может расширить радиус действия. его деятельность безгранично с помощью инструментов. Его мозг и рука сделали его систему деятельности, то есть сферу доступных и возможных форм поведения, бесконечно широкой ». Таким образом, решающий момент в развитии ребенка наступает, когда он самостоятельно находит и использует инструменты (с.20). Здесь ребенок переходит от животной деятельности к человеческой; но этот переход не означает, что нужно оставить одного ради другого. Скорее, две системы (животная / органическая и человеческая / культурная) развиваются вместе (стр.21). (Сравните отчет Энгестрома об эволюции посредников при переходе от животного к человеку в книге Learning by Expanding .)

У животных, как утверждает Выготский, нет той биологической платформы, которая есть у нас, «определенной степени биологической зрелости», которая требуется для поддержки HMFs (стр.23). Выготский предлагает понять швы между биологической и культурной системами деятельности, исследуя «отклонения от нормального типа», в том числе «так называемый дефектный», при котором природно-культурное слияние не происходит нормально (с. 23). (Позже Выготский заинтересовался другими, более успешными крайними случаями, такими как случай мнемониста, и планировал написать о них книгу; Лурия в конце концов написал книгу о мнемонисте, которая была очень в том же духе, что и текущая книга , но менее широкие по своему значению.) Конкретно говоря о «детской примитивности», Выготский предостерегает нас от понимания «примитивности детской психики» как «беспомощности»: «Ребенок-примитив — это ребенок, не прошедший культурного развития или, точнее, находящийся на низшей ступени развития». ступень культурного развития »(см. двойное исследование Лурия 1930-х годов).

гл.2. Метод исследования

В этой главе Выготский излагает свои методологические принципы. Хотя я давно не читал его «Историческое значение кризиса в психологии», эта глава, похоже, соответствует этому.«Наша основная идея» заключается в том, что при переходе от животного к человеку мы сделали

диалектический скачок, который приводит к качественному изменению самого отношения между стимулом и реакцией. Мы можем сформулировать наш основной вывод так: человеческое поведение отличается такой же качественной уникальностью по сравнению с поведением животных, поскольку весь тип адаптации и исторического развития человека отличается от адаптации и развития животных, потому что процесс умственного развития в человеке является частью общего процесса исторического развития человечества.(стр.39)

Человек воздействует на природу — включая самого себя — и создает новые условия для себя, условия, которые позволяют ему формировать себя (с.38).

Выготский и соавторы

начали наше исследование с психологического анализа нескольких форм поведения, которые встречаются, не часто это правда, в повседневной, повседневной жизни и, следовательно, известны каждому, но также в высокой степени являются сложными историческими образованиями самых ранних эпох в мире. умственное развитие человека. Эти приемы поведения, стереотипно возникающие в данных ситуациях, представляют собой виртуальные застывшие, окаменевшие, кристаллизованные психологические формы, которые возникли в далекие времена на самых примитивных этапах культурного развития человека и замечательным образом сохранились в виде исторических пережитков. в окаменелом и живом состоянии в поведении современного человека.(стр.39)

Одна из них — это дилемма буридановой задницы, которую люди решают с помощью искусственно введенных вспомогательных стимулов (например, вы можете принять решение, подбросив монетку; стр. 46). Фактически, люди часто определяют свое собственное поведение «с помощью искусственно созданных стимулов-устройств», таких как завязывание узла для запоминания или бросание кубиков (с. 50). Он добавляет без доказательств: «Узел для запоминания был одной из самых первых форм письменного слова. Эта форма сыграла огромную роль в истории культуры, в истории развития письма» (стр.50; но данные свидетельствуют о том, что Выготский был неправ в этом примере.)

Здесь Выготский обсуждает знаки, определяемые как «искусственные стимулы-устройства, введенные человеком в психологическую ситуацию, где они выполняют функцию автостимуляции» (стр. 54). Сигнификация — это создание и использование знаков, которые отличает человеческое поведение (с. 55). «В процессе общественной жизни человек создавал и развивал более сложные системы психологических связей, без которых трудовая деятельность и вся общественная жизнь были бы невозможны.«Знаки — это« средства психологической связи по самой своей природе и по своей основной функции »(с. 56). (Здесь мы видим, что знаки занимают центральное место, как предвестники трудовой деятельности — формулировка, которую Леонтьев позже перевернул с ног на голову. .) Одним из примеров использования знаков является память: узел «запоминает» поручение человека, который его связывает, в том смысле, что узел является активной формой адаптации или внешним процессом запоминания. То есть память — это преобразованы во внешнюю деятельность, будь то узлы или памятники (стр.59).

Выготский предупреждает, что, хотя мы можем говорить о знаках как о инструментах, это аналогия , которую нельзя довести до конца, и «мы не должны ожидать большого сходства с рабочими инструментами в этих устройствах, которые мы называем знаками. «(см. его очень похожее обсуждение 1930 г.). То, что он называет «инструментальной функцией знака», — это «функция стимула-устройства, выполняемая знаком по отношению к любой психологической операции, то есть инструмент человеческой деятельности» (стр.60). Мы не можем разрушить различие между инструментом и знаком: «инструменты как устройства для работы, устройства для овладения процессами природы и язык как устройство для социального контакта и общения растворяются в общей концепции артефактов искусственных устройств» ( стр.61). Скорее, Выготский утверждает, что мы должны понимать разницу следующим образом:

• использование знаков — это «посредническая деятельность», в которой люди контролируют поведение
• использование инструментов — это посредническая деятельность, в которой люди подчиняют себе природу (стр.61-62)

Это « расходящихся линий посреднической активности» (стр.62). И снова Леонтьев позже переворачивает эту формулировку с ног на голову, рассматривая трудовую деятельность как точку зарождения человеческой психологии, тем самым разрушая различие между инструментом / знаком и внешней природой / саморегулируемым поведением.

гл.3. Анализ высших психических функций

Выготский открывает эту главу с краткого обсуждения системного подхода Левина к психологии.Характерно, что Выготский не цитирует, но мышление очень похоже на книгу по ссылкам. Однако Выготский не купил гештальт-психологию, которая (как он утверждал) отвергает анализ целого и остается описательной (стр. 66, 67) — несмотря на собственный аргумент Левина о том, что науки должны перейти от описательного к объяснительному подходу (стр. 69). Выготский предлагает экспериментально-генетический метод (с.68). В то время как классические психологические эксперименты ставятся для анализа сложных реакций в автоматизированной форме — своего рода «вскрытие» (с.75) — Выготский стремился преобразовать автоматизированный процесс в живую реакцию (стр. 76; сравните сосредоточение Бодкера на срывах, которое я продолжил в своей собственной методологии).

Немного позже в этой главе Выготский представляет свою знаменитую треугольную диаграмму, показывающую стимул, реакцию и посреднические средства (стр.79; эта диаграмма также появляется в «Инструменте и знаке» и была представлена ​​читателям в США через Mind in Общество ). Выготский утверждает, что из этой опосредованной структуры состоят все высшие формы поведения (стр.80).

Глава 4. Структура высших психических функций

Здесь Выготский проводит различие между примитивными структурами (естественными, в основном зависящими от «биологических особенностей разума») и более высокими структурами («генетически более сложной и высшей формой поведения») (с.83). Крайне важно, что традиционная психология не исследовала «этот феномен, который мы называем овладением собственным поведением» — и даже, в случае Джеймса, объяснила такие HMF, как воля, с точки зрения чудес (стр.86)! Выготский исследует самообладание, снова используя различие между орудием (направленным вовне) и знаком (направленным внутрь, реконструируя мыслительные операции) (с.89). Все в высшем поведении — то есть все, что является уникальным человеческим — связано с искусственными средствами мышления (с. 90). Однако более высокое поведение — это совокупность низших, элементарных, естественных процессов; культура ничего не создает (с.92).

гл.5. Генезис высших психических функций

Здесь Выготский впервые рассматривает работы Колера и Коффки (которых он характеризует как ламаркианцев) и Бюлера (который пытается объединить Ламарка и Дарвина; с.100). Через Джанет он утверждает, что все внутреннее в HMF раньше было внешним; отношения между HMF когда-то были отношениями между людьми (с.103). Это приводит нас к общему генетическому закону культурного развития: каждая функция проявляется дважды: сначала интерпсихологически, затем интрапсихологически. Это социогенез высших форм поведения. Все HMF являются сущностью интернализованных отношений социального порядка (с.106). Развитие рассматривается как происходящее не в виде постоянного накопления небольших изменений, а как качественных скачков (стр.110; обратите внимание на аргумент Quant-> qual, основанный на диалектике).

И это оригинальная книга. В этом томе Собрание сочинений гораздо больше глав, которые, по-видимому, оставались неопубликованными до выхода CW . Я могу пересмотреть их в будущем. Но мое основное внимание было сосредоточено на этом труднодоступном переводе о HMF. Прочитав ее, я стал гораздо яснее понимать, что Выготский пытался сделать в 1931 году и как это повлияло на его коллег (и отличалось от них). Если вас интересует Выготский, особенно Выготский, с которым, как вы думали, вы впервые столкнулись в Разум в обществе , я очень рекомендую его.